15. Новый курс (1/1)

День вышел по всем меркам странным.Проснулся Стив в одиночестве, с ломотой в висках, но четким планом действий в мыслях. В виде компенсации за головную боль командора ждал чай. Черный как сердце Рамлоу и холодный как океанские глубины. Из радостных известий было то, что заплывший от дружеского приветствия столешницей глаз открылся и стал видеть, а плечо со скрипом, но все же двигалось, а это значит, обошлось без серьезного ушиба.Рамлоу, по видимости, ушел почти сразу — через дверь долетали его отрывистые команды и вторящий им утробный бас Роллинса.На корабле кипела привычная работа, ей не мешали ни холодный туман, ни усиливающееся волнение моря.Фиши, который дремал, опираясь на штурвал, при приближении командора вздрогнул, проморгался, с удивлением осмотрел синяки на лице начальства, но промолчал. Поджав губы, принял расчет курса, всмотрелся в значки, удивленно пошевелил бровями, но вопросов задавать не стал, а послушно положил “Свободу” на галс. Потом неспешно забил трубку, пока остальная команда с ругательствами поднимала и закрепляла все то, что попадало от резкого маневра, и сказал вполголоса, вроде бы ни к кому не обращаясь:— Я простой человек, командор. Не благородных кровей, без манер. Но даже простому человеку знакомо чувство благодарности. Ты протащил нас через этих тварей невредимыми, да еще взял на прикуп жизнь кэптена. За всех не скажу, но я тебе обязан, командор. Так что случись какая заварушка, где мне придется выбирать сторону, на тебя я не попру. Оно, конечно, если ты против кэптена затеешься — меня за плечом не жди, но вот в остальном — я твой до последней крупицы табака. И честное слово, никогда не думал, что буду говорить такое сухому чаевнику, которому море и кортик подали на парадной салфетке.— А ты невысокого мнения о британском флоте, Фиши, — Роджерс на резкости не обиделся — сказанное раньше было важнее.— Я двадцать лет в нем служил, так что попробуй меня удивить чем-то, командор, и я подарю тебе свою любимую трубку.— Поглядим.Роджерс прогулялся по кораблю, проверяя, все ли в порядке, хотя особой нужды в том не было. Впрочем, прогулка дала свои плоды: он получил пять коротких отчетов о том, о чем не спрашивал, от тех, у кого не интересовался. Хиггинс доложил, что большой парус проходит еще месяц и должен уйти под замену. Абордажники рассказали о проблемах с крючьями и топорами, на которых железо оказалось настолько худым, что раскрошилось. На камбузе все хорошо и в дальнейшем будет прекрасно, особенно если к нему не будет приближаться Рамлоу. Орудия полностью готовы, но левый борт предпочтительнее. Течи в трюмах есть, но помпы справляются: на ближайшей стоянке понадобится пара часов, чтобы законопатить прочнее. Дорисовал картину Роллинс, который гранитной громадой воздвигся за плечом и траурно поведал, что на корабле полный порядок. Командору Роджерсу делали реверансы и даже особо не скрывали за что. Рамлоу, который следил за тем, как крепят неподвижный такелаж, все эти пляски видел, и, судя по мрачному выражению на лице, удовольствия они ему не приносили. Несмотря на все выверты судьбы, Черный Пес был обязан Роджерсу жизнью, и то, что его команда это признавала, хорошего настроения пирату не добавляло.Закончив с делом, Рамлоу направился к Фиши, который его важно поприветствовал, но направление нового курса говорить отказался, послав кэптена к командору.Роджерс, которому бриз принес весь разговор до последнего слова, улыбнулся, за что и был тут же наказан — незажившую скулу продернуло такой болью, что он поклялся не улыбаться до конца своих дней. Ну или хотя бы до того момента, когда они достигнут цели.Поединок между Черным Псом и любопытством продлился полчаса — ровно столько ушло у Стива на то, чтобы позавтракать, сложить салфетку и пододвинуть к себе карты и навигационные приборы. Рамлоу материализовался на пороге как демон, которого вызвал опытный экзорцист, — беззвучно, неотвратимо и с таким выражением на лице, словно Роджерс тут сорбоннский студиоз, желающий продать душу за хорошую оценку на экзамене по геометрии.Зато притворяться не стал, с порога сказал:— Моя команда переоценивает твое участие в моей судьбе, ну или слишком ценит меня. А может, ты их опоил чем-то? Учти, я отказываюсь думать, что они перешли на твою сторону по каким-то другим причинам. Я пытал Фиши три раза подряд и даже угрожал подложить ему в трубку древесного клопа, но он был непреклонен. Так куда мы идем, командор?Роджерс отложил карты, взял многозначительную паузу, и когда его личный демон достиг температуры кипения нижнего ада, сказал:— На Малый Янтарный.— Малый Янтарный? — темные брови Рамлоу удивленно поползли вверх, а нос сморщился, точно у тигра, который хочет чихнуть. — За какими скатами мы попремся туда, если “Каракатица” идет другим курсом?— Отклонимся ненамного, если дело не выгорит — потеряем вечер и ночь. Тем более что я по-прежнему уверен в том, что “Каракатица” идет прямиком в Море Мертвецов, а если это так — мы перехватим их вот тут, — Роджерс развернул карту и указал на желтый остров. — На самой границе.— Если мы свернем на Янтарный — нам не успеть вовремя.— Рамлоу, ты ходил на “Каракатице” с небольшой командой, а сейчас туда набилось народу, как сельдей в бочку. Им нужны вода, отдых и провизия. Больше половины из них — гарнизонные солдаты, которые в гробу видели спать в вонючих трюмах и есть солонину. Они остановятся тут, — палец Роджерса сместился левее, указывая на крупный зеленый остров в череде архипелага. — У Филлипса на борту не призраки, перед тем как рвануть в Море Мертвецов, он встанет на отдых. Мы успеем. Должен признать, мысль пройти Грядой Сирен оказалась очень удачной, несмотря на сопутствующие потери, во времени мы выиграли.— Хорошо, будь по-твоему. Но если мы упустим “Каракатицу”, я тебе глотку выгрызу, и никакие симпатии команды тебе не помогут, — Рамлоу подошел и ткнул пальцем Роджерсу в грудь.— Вот уж кого еще ко мне не ревновали, так это два десятка каторжников.— Я не ревную! — сверкнул глазами Рамлоу. — Это моя команда...— Вот именно. Твоя. И закончим на этом, — Роджерс сочувственно покивал, а Черный Пес, поняв, что его ловко спихнули с темы беседы, снова перешел в наступление.— Зачем на Янтарный?Стив по привычке потер виски, поморщился, задев синяк, и откинулся в кресле:— Мы же вроде решили, что догонять “Каракатицу”, не имея в козырях моей силы или численного перевеса, — чистое самоубийство.— На “Свободе” больше орудий. Пять-шесть точных залпов мои ребята обеспечат, сметем их со второй палубы…— И мы получим ни на что не пригодное решето вместо отличной шхуны. Рамлоу, ты же сам мне сердце вырвешь, как только первую прореху в борту увидишь, а остальное доделает Черная Ма.Рамлоу задумчиво пошевелил бровями, соглашаясь, но не озвучивая согласие вслух.— Значит, вариант с хорошим морским боем отпадает — “Каракатица” нужна целой. Тогда следует вернуть мою силу — это в обоюдных интересах. Отсюда мы делаем вывод…— Роджерс, ты красивый как речной бог, но такой же занудный. Говори ты толком, что задумал, — Рамлоу уселся прямо на стол и принялся рассеянно оттачивать засапожным ножом и без того острые перья в чернильнице.Стив решил первую часть фразы пропустить мимо ушей и сосредоточился на второй:— Достать Сердце Океана, что ж еще. Если это единственный способ обратить сделку с сиренами — то без него нам не обойтись. — Он устроился поудобнее, вздохнул, помолчал, дождался, пока перо в руках Рамлоу треснет, и с чувством выполненного долга продолжил: — Последние пять лет я почти постоянно жил в Кингстоне и успел обзавестись некоторыми знакомствами. Не скажу, что это мои друзья — я сложно схожусь с людьми…— Какая неожиданность, и почему бы это? — буркнул себе под нос Рамлоу.— Но с некоторыми мне удалось наладить сносные отношения, — натянуто закончил Стив. — Сэр Энтони — один из них. Если кто и способен поймать летучий голландец и вырвать у него сердце — так это он. — Он колдун? Монах? Святой? Подвижник? Апостол?— Всего лишь ученый муж. Но его сложно назвать книжным червем: все, что он воображает в своей голове, он сразу переносит в чертежи, а потом воплощает в жизнь. Мы познакомились в таверне…— Ба, командор, а тебе не чужды пороки! — снова перебил Рамлоу.— Рамлоу, если ты хочешь поговорить — говори, а я помолчу, — Стив показательно сложил на груди руки. — Все необходимое узнаешь на месте.Рамлоу раздраженно фыркнул, но отмахнулся, сдаваясь:— Дьявол с тобой, Роджерс! Я уже понял, что даже твоя сиятельная задница умеет дружить и выпивать, и теперь буду хранить это знание на дне своей черной души. Так что твой сэр? Вызвал святого Михаила? Или начал превращать воду в ром?— Терпение не твоя добродетель, верно? — У меня вообще нет добродетелей, Роджерс, сплошные пороки, — Рамлоу навис над сидящим Стивом и заглянул в глаза. — Хочешь убедиться?— Тогда ты узнаешь, зачем нам Янтарный, еще позже, — невозмутимо заметил Роджерс и позволил себе ухмылку.— Ну не тяни уже…— Насчет воды и рома ты почти угадал, но этот опыт, хоть и научный, закончился скандалом. Сэра Энтони из Кингстона выгнали. Он ухитрился спалить целый квартал, но с учетом того, что человек он весьма обеспеченный, дело замяли, а виновник перенес свои эксперименты подальше от обитаемых мест — на Малый Янтарный. Так что, кроме джунглей, песка, скал и большого круглого озера в бывшем кратере, на острове теперь есть один безумный ученый, который, я думаю, согласится помочь нам и поймать призрачный корабль.— Почему согласится?— Когда я навещал его в Кингстоне, он очень интересовался всякими морскими тварями — и чем крупнее, тем лучше. Трижды он нанимал фрахт, чтобы поймать кракена. Из последнего рейса вернулись только сам сэр Энтони да его помощник-пигмей, Пятница, кажется. Без кракена. Без корабля.— Так чем нам поможет твой упустивший кракена невезучий ученый?— Почему невезучий? В отличие от остальных, он вернулся живым, чем не удача. Впрочем, я о другом. Тогда, в Кингстоне, он очень тщательно расспрашивал меня о кораблях-призраках. И если бы я рассказал тогда ему все, что знаю теперь, — он точно был бы счастлив.— А ему-то зачем корабль-призрак?— Я же сказал, он хочет поймать кракена, а по легендам того способны удержать только…— “Канаты, что мертвых рук касались, и петли те, что мертвые сплели”, — закончил задумчиво Рамлоу. — Это всего лишь слова песни. Кракен очень большая тварь, по мне, там и якорные цепи не выдержат. Но когда я мешал другим верить во всякую чушь? Значит, ему отойдет такелаж, а нам Сердце Океана?— Думаю, да. Но я не стану возражать, если Тони захочет прихватить что-то еще.— А с чего ты взял, что у него выйдет приманить призрака? — Если мы расскажем ему про то, что было на борту бригантины, про тех, с кем дрались... — тут Роджерс замялся, — и что видели, то дадим ему необходимые основания. Подтвердим догадки, а дальше уже дело за его гениальной головой.— А ты точно уверен, что эта гениальная голова не утопит нас вместе с призраком? Не захватит “Свободу”? Не сдаст солдатам?— Уверен. Энтони — безумный гений, но не подлец. В день, когда мы познакомились, трое офицеров вызвали его на дуэль. Он попросил меня быть секундантом. Я согласился. На следующее утро, у руин монастырской стены, где мы сговорились встретиться, он убил всех троих. Сам. Рапирой. А потом упал мне на руки, потеряв сознание, пролежал в бреду два дня. Оказывается, принял какой-то злой состав, для усиления реакции и обострения внимательности. Забавно, но он мог просто отказаться от поединка: прознай о готовящемся в городе, вояк, которые вызвали на дуэль ученого-цивила, подняли бы на смех. Я ему об этом тогда сказал, но он дуэли не отменил. И выиграл. Если он откажет — мы уйдем на перехват “Каракатицы”. Если согласится — то выманит для нас корабль-призрак во что бы то ни стало.— Надеюсь, — мрачно проговорил Рамлоу. — Потому что иначе мы потеряем время, за которое могли взять на архипелаге с десяток рисковых парней для абордажа. Под мою команду охотно идут, стоит показать золотой. Надеюсь, твой дружок способен на большее, чем падать тебе на руки, — сказал Рамлоу, вернул перья в вазочку и направился к двери.— Я тоже на это рассчитываю. Теперь давай о другом. Знать песни, запоминать карты на вид и не знать буквы — это странно, Рамлоу. Я жду тебя через час.— Для чего? Я ж не ученый, гнилая из меня компания.— На Янтарном мы будем к вечеру, и до него у нас достаточно времени, чтобы научить тебя писать собственное имя.— У меня прекрасная подпись, командор, — сказал Рамлоу и, со свистом вогнав в дверной косяк нож по самую рукоять, добавил: — Во всяком случае, ее очень сложно стереть.И вышел вон.