13. Тени прошлого (1/1)

Стив плохо запомнил, как “Свобода” шла через шхеры, — только механически переносил вес с ноги на ногу, когда Фиши слишком резко закладывал руль. Роллинс и лекарь, которые, выбравшись из трюма, сразу оказались около Рамлоу, перекинулись парой фраз, развернули одеяла, а дальше на мостике поднялась такая полная надежды суета, что Стиву даже не хотелось смотреть в ту сторону.Рядом Мигель поделился шепотом с кем-то, что не ожидал выйти с Гряды живым, когда у штурвала стоит чаевник, но такой разговор из его уст скорее был признанием, чем критикой. Тут Роллинс рявкнул что-то с мостика на наречии индейцев, вся команда разом подобралась и стала смотреть на Роджерса по-другому, то ли с уважением, то ли с суеверным страхом.Впрочем, какое ему теперь дело, как на него смотрят. У него была козырная карта, о которой он забыл. Но у другого игрока оказался на руках джокер, и Стив Роджерс проиграл. Как, без своих прежних возможностей, возвращать на борт старый экипаж и разбираться с теми, кто хотел его смерти, — он пока не представлял. Вызывать Филлипса на дуэль? А потом, если удача будет благосклонна, всех остальных по очереди? Бред. Хотя не бредовее всего происходящего. Дуэль так дуэль.Стив растер заледеневшие ладони, которые все никак не могли отогреться после жуткого корабельного кладбища. Тварь приняла облик Джеймса не зря — Стив потерял бдительность. Фиши, перед тем как они нырнули в Гряду, говорил о “девочках” — видимо, сирены, или как еще эти твари звались на самом деле, были большие знатоки человеческих душ и показывали всем сокровенное: Рамлоу — женщин, Стиву — мертвого друга, которого он любил совсем не как друга. Вернее, больше чем как друга. Проклятье!После того, как прозрение со всей беспощадностью настигло его, командор Роджерс сначала ушел на нос, не слишком убедительно сделав вид, что проверяет, прочно ли закреплен такелаж, потом, поняв, что бьющий в лицо ветер прийти в себя не помогает, а наоборот — делает вкус потери еще горше, ушел к себе в каюту.Команда его внимания не домогалась — смотрела уважительно издалека, но в душу никто не лез. Посылать за вестями о Рамлоу Стив не стал — теперь уже без разницы, выполнила ли гадина свое обещание или нет. Он свою клятву сдержал и сделал для этого пирата слишком многое. И потерял в разы больше.— Зато теперь ты можешь напиться, как обычный человек, — горько усмехнулся Стив, который еще в той бесшабашной юности дико завидовал приятелям, что расписывали удовольствие от винного дурмана, который был ему недоступен в полной мере. Любые дозы даже самого крепкого напитка всего лишь приносили легкую истому и не более. Джеймс на этом его таланте всегда делал им неплохие карманные деньги, подбивая трактирных завсегдатаев на ставки.После стакана бренди легче не стало, но комната внезапно обрела объем и краски, на языке поселился кислый вкус, и очень захотелось спать. Решив, что уж теперь может себе позволить валяться в кровати когда угодно, Стив, не снимая сапог, упал ничком и мимолетом успел подумать о том, что Черный Пес на его пути оказался куда хуже черного кота. Сплошные несчастья. А ведь еще неделю назад он являлся почти зятем губернатора Ямайки, у него была верная команда, сила библейского Самсона и ясное представление о том, как и что в мире происходит. Стоило Черному Псу встать на пути — и все пошло прахом.Проснулся Стив в полной темноте. Сквозь иллюминаторы не проникало даже серого сумрака. Впрочем, возможно, это его зрение, которое стало теперь обычным, как у всех, не могло различить ночные тени. В каюте было душно и чересчур тепло. А еще тут кто-то был, кто-то кроме него. Чужое присутствие ощущалось как щекотка — всей спиной. Точно в затылок ему смотрел тигр, за секунду до прыжка. Стив напряг слух, но ничего так и не услышал — ни дыхания, ни шороха одежды. Чужак никак не выдавал ни себя, ни своих намерений. Может, мерещится?Стив очень медленно и бесшумно засунул руку под матрац, туда, где был спрятан короткий широкий нож, одинаково удобный как для ближнего боя, так и для метания. С последним Стив был уже не уверен — это раньше брошенное им лезвие пробивало с размаху палубные доски. Теперь же наверняка способно только оцарапать, тем более если у ночного визитера толстая одежда. Рукоять ножа приятно легла в ладонь, и Стив замер в ожидании. Минута текла за минутой, но ничего не происходило. То ли чужое присутствие померещилось, то ли ждущий своего часа гость обладал ангельским терпением. Где-то на верхней палубе отбили склянки — наступила полночь, и одновременно с этим на Стива накатила сонливость, точно он и не спал целый вечер. Дремота была столь сильной, что спасла от нее лишь случайность — нож выскользнул из расслабленной ладони и острым краем надавил на подушечку пальца, отрезвляюще кольнув. Одурь на миг отступила, но этого мига командору Роджерсу хватило на то, чтобы осознать: тот, кто проник к нему в каюту, уже сидит на его, капитанской, кровати — матрац прогнулся чуть больше и от визитера веет холодом, да таким пронизывающим, что рука, лежащая на покрывале, успела заледенеть, а по спине пошла гусиная кожа, несмотря на теплую ночь и плотную рубаху.Ночной гость был бесшумен — ни дыхания, ни шороха одежды. Только холод и ощущение присутствия, тяжелое, точно свинцовая гиря. Впрочем, и то, и другое можно было списать на дурные сны, но когда Роджерс уже почти решился развернуться и ударить по мороку, раздался голос.— Я наивно полагал, что всю глупость забрал с собой. Но ты где-то отыскал последнюю, маленький лорд.Голос был тихий, усталый и хриплый. Этот голос глотал окончания и растягивал гласные так, точно был родом из бедного бристольского квартала, хотя на деле ни разу в жизни не ел с оловянной посуды — только с серебра и фарфора. Стив от ужаса замер, точно рядом с ним на кровати, положив голову ему на плечо, свернулась древесная змея. Там, на Гряде, во время разговора с сиреной не было так страшно, потому что там он знал — это не Джеймс, никогда не было им и никогда не станет. А тот, кто пришел сегодня, был настоящим. Именно так звучал бы голос Барнса, проживи он еще десять лет в беспрерывных морских походах, съешь три пуда соли и выкури полный трюм табака. — А ты обещал вернуться.Собственные слова, стоило им покинуть рот, сразу показались жалкими и кощунственными. Друг, даже мертвый, пришел к нему, когда стало совсем плохо, а он, как последний трус, уткнулся в подушку и бросается жалкими обвинениями.Ответом стала тишина, и Стив не выдержал, перевернулся — на кровати предсказуемо никого не было, только простыни почему-то промокли насквозь и покрылись тонкой корочкой льда.И Стив разозлился — на все разом, на судьбу, на происходящую вокруг дьявольщину, которая не отпускает его уже вторую неделю, на сделку с сиреной, на собственное бессилие — и не глядя швырнул нож в сторону окна, вложив в бросок все, что накопилось. В тот миг ему хотелось только одного — ясности.И желание исполнилось, правда, опять не так, как хотелось: темнота резко метнулась в стороны, точно была живым существом и боялась доброй английской стали, а потом металл звякнул о металл, и командор Роджерс наконец увидел своего ночного гостя. Тот стоял возле письменного стола и крутил в руках свой подарок — то самое медное кольцо. И парное было у него на пальце. Нож он отбил легко — одним неуловимым движением ладони. Железной ладони, которая крепилась к железной руке, а та в свою очередь точно по волшебству врастала в плоть плеча. На стыке темнело нечто масляно блестящее и переливающееся. Лицо, слишком бледное для живого, с темными, точно очерченными углем глазами. Сжатые в тонкую линию губы. Впалые щеки. Шрам, рассекающий бровь. О, шрам Стив помнил прекрасно, мало того — был причиной его получения. — Ты! — выдохнул Стив и качнулся вперед. — Действительно ты!Джеймс, а это был точно он — оживший или призрачный, неважно, скривился, точно от сильной головной боли, и поднял на Стива взгляд, полный страдания и сожаления. И в отличие от туманной твари с Гряды этот Джеймс не притворялся Джеймсом. Он им был.Стив шагнул вперед, протянул руку — скорее следуя зову сердца, чем действительно надеясь коснуться — и снова позвал:— Джей! — Нельзя! — еле слышно прошептал Джеймс, откинул назад отросшие волосы — такие длинные, точно он не стригся ни разу за все десять лет. — Нельзя, мой маленький лорд. Оставайся с живыми, — и начал отступать в угол, где скопившиеся темные тени вдруг пришли в движение и зашевелились, точно там была не переборка, а арка, ведущая куда-то в пульсирующую черноту. В бездну. В ничто.— Джей, постой! — Стив сделал еще шаг, понимая, что если Джеймс промедлит немного — он успеет. Даже без мистической силы успеет прыгнуть вперед и вцепиться в свою потерю. И никуда не отпустит. Нужно всего лишь мгновение или два.Но тут дверь каюты распахнулась с таким грохотом, точно ее снесли тараном. Стив, успевший продвинуться еще на пару футов, даже ухом не повел, потому что впереди был Джеймс Барнс и не было ничего важнее в целом свете, чем суметь задержать его. — Баки!Раздавшийся голос явно принадлежал Рамлоу, но против обычной насмешки или приказа был полон какими-то странными просящими нотами, точно Черный Пес обращался к кому-то важному для себя.Стив не оглядывался и придвинулся еще на фут.Джеймс остановился, выражение печали сначала сменилось на растерянность, а потом на ярость. Серые глаза сузились, в них загорелись нехорошие зеленые огни, какие часто пляшут перед грозой на мачтах. Он посмотрел в сторону Черного Пса, зло прищурился, и Стив понял, что сейчас произойдет нечто плохое.— Какой, к дьяволу, Баки? — злобно проговорил Джей и, одним неуловимым движением железной руки отломив дубовую тяжеленную столешницу от привинченных к полу каюты ножек, запустил ее в сторону двери, точно спартанский воин свой щит. Стив успел прыгнуть в сторону, закрывая застывшего на пороге Рамлоу от удара, и только в прыжке вспомнил, что он теперь, без своей особенной силы — самый обычный человек. А обычным людям, когда по ним бьют дубовой столешницей со скоростью стенобитного орудия, очень больно. А еще они от такого теряют сознание. ...Знакомый до каждого сучка потолок каюты кружился перед глазами, то приближаясь, то отдаляясь. Рядом на кровати опять кто-то сидел. Стива накрыло острое чувство того, что все уже было и не по разу. Однако теперь сидевший рядом не излучал холод, зато сыпал себе под нос такой черной руганью, что будь тут розы — точно бы завяли. Немного спасало то, что ругань и богохульства изрыгались на трех языках попеременно, и английского среди них не было.Роджерс попытался ощупать лицо, от которого по ощущениям осталась дай бог четверть, но его жестко перехватили за запястья, фиксируя и не давая касаться.— Командор, если ты и дальше будешь влезать в такие топи, то мне не надо будет обходить клятву Черной Ма — я просто получу “Свободу” по праву первого помощника. Возьму каперский патент и уйду за Бермуды тискать испанских и французских девок.Очень живой Рамлоу отпустил руки Стива и снова смочил в тазу с водой розовую тряпицу, которой он промакивал Роджерсу наливавшуюся свинцовой болью скулу.— Сколько я пропустил? — слова давались с трудом. Впрочем, как и любые движения, но Роджерс решительно отодвинул руку с приносящей облегчение примочкой и попытался сесть. Сам. Тут Рамлоу помогать не стал. Отстранился.— Сейчас полдень. Скоро будет обед. Рамлоу бросил тряпицу в таз, и Стив ждал, что теперь он уйдет из его разгромленной каюты, но Черный Пес остался на месте. Тяжело выдохнул, снова прошептал какие-то ругательства на итальянском и наконец глухо сказал:— Наверно, пришло время поговорить. — Я пытался. Но в прошлый раз у нас сложилось что-то не то.— Зато душу отвел, — Рамлоу ухмыльнулся. — Понравилось же? У тебя есть что-то крепче того отвратного вина?— В ящике стола фляга — там бальзам. На травах. И нет, не понравилось, — покривил душой Стив, вспомнив то ощущение жара, которое накрывало его с каждым ударом. — Дай зеркало, оно в рундуке. Хотя ты и так знаешь, что и где тут лежит. Кстати, становиться моим денщиком я тебя не просил.— Я доброволец. Клятва клятвой, но мои парни слишком не любят вашего брата. И если навредить тебе всерьез они побоятся, то желания гадить по мелочам никто не отменял. А я такого не терплю.Черный Пес задумчиво обошел то, что было столом, порыскал в какой-то из куч, видимо выбрав ее интуитивно, вытащил на свет флягу, глотнул, закашлялся и посмотрел на Роджерса с уважением — еще бы, полынная настойка жарила горло что твой дракон, — потом достал зеркало и вручил Роджерсу.С виду все было так же плохо, как и ощущалось, но, похоже, повезло в главном — кость не сломалась, да и зубы уцелели. А отек на пол-лица и заплывший глаз — это пустяки. В Академии бывало и хуже, правда, срасталось к вечеру.Ушибленное плечо ныло умеренно, как и ребра. Больше болела гордость, а еще в глубине души скреблись черные кошки, горестно и зло мяукая, что не видать ему больше Джеймса Барнса. И приходил тот попрощаться уже насовсем. За какими чертями к нему в каюту принесло Рамлоу именно в этот момент? Может, и к лучшему, что Стива так крепко приложило столом — теперь у него есть неопровержимые доказательства собственной вменяемости. Остается только выяснить, почему призрачный Джеймс так вызверился на Черного Пса и откуда у него железная рука. Мимолетно мелькнуло что-то связанное с этим, какие-то разговоры, но голова болела и мешала сосредоточиться. Вот совсем недавно...Хотя если сейчас Рамлоу расскажет, что они с командой нашли его в таком виде после одинокой пьянки, то останется только застрелиться. Во всем происходящем было много белых пятен, на которых обитали драконы и демоны, и если часть зубастых тварей определенно были с тавро Роджерса, то остальные абсолютно точно принадлежали Черному Псу.— Как бок? И плечо? — для очистки совести спросил Роджерс, хотя ответ был перед ним — легко передвигался по каюте и то и дело прикладывался к фляжке.— Затянулось. За четверть часа. Боль была адская, я думал, что мне в печень запустили огненных муравьев: милости у сирен еще те, могли бы, гадины, и обезболить. Тебе сразу рассказать, какой ты идиот? Или сам догадаешься? — зло спросил Рамлоу, швырнул зеркало на тряпье и с размаху плюхнулся обратно на койку, предметно отдавив Стиву ногу.Тот отнял у Рамлоу флягу с абсентом и сделал полглотка. В горле стало тепло, а язык обожгло горечью.— А расскажи, — предложил он. — Потому что, когда мы входили в туман, ты уже дышал через раз, и Роллинс собирался тебя соборовать. Как мне кажется — с некоторым опозданием. Не знаю, что там был за яд, но тебя лихорадило, рана загнила, и кровь на повязках была черная, точно проткнули печень. С таким парадным набором отправляются прямиком к Люциферу. Но тебе, конечно, виднее.Рамлоу снова отнял фляжку, но пить не стал. Повертел в руках и вернул. В профиль, когда не было видно, что второй глаз у Черного Пса прикрыт повязкой, он казался старше, а жесткие морщины, которые залегали в углах рта, — глубже и темнее.— Да, про яд я сразу не сообразил. Не успел рассказать тебе про Гряду, понадеялся на своих. Джек не говорил?— Что не говорил?— Что я уже ходил через Гряду.— Сказал. Что ты заключил с сиренами какой-то договор. Дурной. И еще то, что, пока я буду наверху, они посидят в трюме и немножко выпьют за наше с тобой здоровье. Роллинс — удивительно общительный, просто душа компании.Рамлоу мрачно кивнул, точно ожидал подобных новостей.— Что это за твари, Брок? — Роджерс, сам не ожидая от себя, неожиданно назвал Рамлоу по имени, хотя не позволял такого раньше даже в мыслях. — Что за адские сделки?— Они появились недавно — лет десять назад. До этого через Гряду ходили как всегда — неделю скалами с хорошим рулевым, и ты сэкономишь пару суток. Или стряхнешь с хвоста чаевника или кабальеро. И тумана там не было. А потом пришли... эти. Если не шалить — то проблем нет. Команду в трюм, уши воском, сам на мостик. Тварь придет, кивнет — и все, путь свободен. Сплошная выгода — неделя времени в кармане. На кой дьявол им это — не знаю. Пару лет ходили так, обвыклись. По первости-то несколько наших влетело — не выходили вовсе или выходили с одним капитаном на борту. — Я знаю про три корабля, которые вошли и не вышли. Джек сказал, что ты…— Тогда я капитаном не был. И почему один остался, тоже не помню. Нырнули в туман, а вынырнул только я один, на пустой лоханке. Думал, рехнусь.— Ты, когда лжешь, слишком расслабляешь руки. Это, конечно, правильно — дознаватели на руки часто глядят, — сказал Стив и прикрыл глаза. — Но обычно ты в руках что-то вертишь, а сейчас — как статуя основателя города. Не я решил поговорить, а ты. Так что давай начистоту. Ты уже понял, что и на что я обменял. Но у меня и выхода-то особого не было. Оставь я тебя умирать — Черная Ма могла посчитать, что я нарушил свою клятву. К подданным Его Величества она вряд ли снисходительнее, чем к корсарам.— Не ты попортил мне шкуру.— Не я. Но я мог спасти. Хочешь узнать, жалею ли? Да, жалею. Знай я, что ляжет на вторую чашу весов, — предпочел бы гнев Черной Ма. А теперь, оказывается, и вовсе — моя сделка как фата моргана. Я обменял свою силу на то, что и так бы свершилось.— Как сирена назвала то, что забрала? — после недолгого молчания спросил Рамлоу.— Тварь сказала “подарок, который я не ценю и который мне ничего не стоил”. Так почему ты уверен, что выбрался бы и без моей помощи? — Стив устало откинулся на подушки. Разговаривать сейчас не хотелось, хотелось вспоминать Джеймса и спать, но расставить все точки было необходимо. Без этого командору Роджерсу не видать дальнейшей навигации. — Мой обмен состоялся немного раньше. — Рамлоу пятерней растрепал себе волосы. — Мы часто ходили через Гряду, и я не брехал, когда рассказал про первый раз. Тогда Гряда забрала всех, кроме меня. Во второй раз я туда сунулся с новой командой и уже соблюдая правила. Проскочили. А пару лет назад, вместо обычного “Закон соблюден”, мне предложили сделку. Баш на баш. Заманчиво. И я согласился. Дьявол дернул за язык, думал барышей огребу. Огреб полный трюм. Потом бегал так, точно мне костер под задом черти развели, пытался исправить. Не смог. Вот тогда и узнал. Сирены — твари бережливые. С каждой сделки они получают свое. Не знаю, что это — может, души сатане носят или что еще... Но оно им принадлежит, пока договор работает. А работает он, пока жив тот, кто его заключил. Они крутанули тебя вокруг мачты, командор. Не заключи ты сделку, мы бы вынырнули из тумана, и я бы пошел на поправку — не так быстро и весело, но пошел. Поэтому Фиши и взял курс на Гряду. И Джек знал, что это мне поможет. Главное было дотянуть до тумана.— Они мне не сказали…— Когда знания делятся на ломти между всеми, сложно увидеть весь пирог. Так что я потрясен твоим благородством, командор. И даже признателен. Но не так чтобы очень. Но отдариться — отдарюсь. Все-таки жизнь мне спасают не каждый день. А так, чтобы трижды на одной неделе, — так и вовсе редкость.— Значит, ты не знаешь, как отменить сделку? — Стив чувствовал, что Рамлоу пытается остаться честным, но в этой честности, как в секретере у министра, есть не только пара потайных ящиков, но и проход в королевскую спальню.Рамлоу рассмеялся с какой-то несвойственной ему горечью:— Отчего ж? Знаю. Только шанс провернуть все назад уплыл от нас под драными парусами.Стив свел расход с доходом и спросил, с замиранием сердца, изо всех сил запрещая себе надеяться:— Бригантина, значит. О ней я хотел узнать позже. Но раз уж так вышло, давай подробнее. Там, на борту, ты твердил про “сердце океана”. Что это? То, что хотят сирены за отмену сделки?Рамлоу откинулся на стену каюты и закрыл глаза, помолчал, потом поморщился, буркнул: “В одной же луже дерьма барахтаемся”, — и наконец заговорил.— Когда я обменял золото на сажу, мне как перца под хвост сыпанули. Спрашивал у всех, как мне вернуть потерянное. Никто не знал. Перетряс все острова: от Ямайки и Кубы до клочка суши, на котором растет полтора куста. Спрашивал шаманов, колдунов и шептунов, но те только разводили руками — раньше о сиренах никто и слыхом не слыхивал. Потом кто-то из монахов рассказал мне историю, которая случилась далеко отсюда… Как хорошие парни рванули за золотым бараном и кучу всего наворотили. Так вот, по пути они встретили похожих тварей. Правда, монах, когда рассказывал, клялся, что там были бабы с такими формами, что мужики сами из лодок выпрыгивали.— Поход за Золотым Руном. Аргонавты. Но это известная история.— Кому известная? У нас тут с книжками как с девственницами — все слыхали, но никто не щупал. Так вот, не считая всякой красивой чуши, одно сходится — древние бродяги тоже затыкали уши, и оставался у них один, который слышал. Ничего не напоминает? Думаю, твари кочуют с места на место. Либо там, где они промышляли раньше, закончился для них интерес, либо их оттуда турнули. В общем, я перетряс всех, пока меня не отправили к совсем древнему шаману, который в обмен на кой-какие важные штуки для своего племени согласился расспросить о сиренах Ужас Пучин.— Кажется, церковники собирались жечь не того парня, — заметил Роджерс. — Не знал, что Ужас Пучин не только существует, но и способен на беседы. У него есть рот?— Мы живем в век открытий, — пожал плечами Рамлоу. — Про рот ничего не знаю, но силища там запредельная. Этот демон не любитель болтать, я хотел задать ему пару вопросов — но успел только один. Шаман пробормотал ответ и умер. Расплатился.— И он сказал про Сердце Океана?— В точку. У меня ушло много времени, но я выяснил, что это. Правда, пришлось сжечь два монастыря. Тамошние книжные мыши не хотели помогать и искать свитки. Но я вытряс из них нужное. Сердец Океана несколько — пять или шесть. А может, и больше. Это камни — прозрачные, с кровавой искрой. Они зарождаются из мучений тех, кого забирает море, — из их последних вздохов. Тех, после которых в глотку льется вода. Не подумай, что я такой романтичный — это мнение умников. Правда, церковники на их ученость не посмотрели — спалили к чертям. Значится, появляются камни на обреченных кораблях, становятся их сердцевиной, после чего не приведи ангелы с таким кораблем встретиться. Я заставлял этих святош читать мне все, но из того, чему можно верить, с грехом пополам нашел только одно название — “Гидра”. Это галеон лягушатников. Лет сто назад спущенный в марсельских доках. Пропал с концами возле Индии, а лет через тридцать его встретили у Аравии. Встретили купцы, из конвоя из трех судов один еле унес ноги. Потом его наши встретили — в Желтом море. Живыми ушли только потому, что тамошняя капитанша осторожнее бенгальского тигра: издалека посмотрела, как “Гидра” терзает мелкую шхуну, которых там как звезд на небе. Посмотрела, приказала линять и получила фору. “Гидра” гнала их трое суток, пока они не вошли в полосу шторма. После чего проклятый галеон ушел в пучину. В третий раз он вылез уже тут. Сожрал два корабля с Тортуги. Про это я уже не от монахов узнал, сам слышал. Правда, считал кабацким трепом, — Рамлоу устало выдохнул и развернулся к Роджерсу. Взгляд у него был больной, точно терзавшая его ночь назад лихорадка никуда не делась, а лишь спряталась. — Я видел “Гидру” восемь лет назад, во время шторма. Но тогда еще не знал, что это за корабль. После слов шамана я искал “Гидру” почти год, но не нашел даже следа. Зато стоило мне попасть в твою компанию, как мне на голову свалился целый корабль-призрак, про который я вообще ничего не слыхал. Жаль, камушек сдернуть не успел.— То есть если дать сиренам это Сердце Океана, то они расторгнут сделку? — Похоже на то. Говорю ж — не успел узнать подробности. Шаман преставился.— Хорошая сказка на ночь, — Стив прикрыл глаза. — Так что ты и на что променял, Черный Пес, гроза Карибского моря?— Что бы я ни потерял — все мое, командор.Роджерс хмыкнул, оценивая степень откровенности, и решил, что разговор нужно доводить до конца, и черт с ним, с нежеланием Рамлоу разглашать условия сделки. Захочет помощи — расскажет, никуда не денется. Главное, что Стив теперь знает — сделка обратима, а Черного Пса сирены спасли бы и так, и значит, перед Черной Ма сам командор чист.— Твои секреты становятся чужими проблемами, — деланно равнодушно заметил Стив и приготовился задать намного более важный для себя вопрос — про Джеймса. И почему Рамлоу называл его друга детства каким-то странным именем. И вообще — откуда ему знать Барнса?— Знаю. Только поэтому я сижу на твоей кровати и чешу языком. Вместо того, чтобы заниматься вещами поприятнее, — Рамлоу вновь взял фляжку, взвесил ее в руке, точно прикидывая, хватит ли на разговор, и потом нехотя сказал: — Ты хочешь спросить насчет того, кто разнес тебе каюту, верно?О, Стив однозначно хотел спросить, но чуть ли не силком заставил себя заткнуться и просто кивнуть. Очень похоже на то, что Рамлоу понятия не имеет о знакомстве Роджерса с Джеймсом, а знает того совсем с другой стороны — в Стива тот столешницами не бросал. И хорошо бы узнать с какой, не раскрывая собственных карт. — Еще один призрак? — как можно спокойнее спросил он, молясь, чтобы Рамлоу не заметил волнения в голосе.— Почти. Призрак, да не тот. Его называют Железнолапым. Долгое время я думал, что он тоже легенда, пока лет восемь назад мы не влетели в ураган. Нашей вины тут не было — ветер хлестал с такой силой, что нам вырвало якоря и “Каракатицу” сразу вынесло на открытую воду, да так быстро, что через минуту мы уже не могли разобрать, в какой стороне остался берег. Нас швыряло точно щепку весь день, мы лишились всех мачт и держались только за счет балласта, но было ясно — утра нам не видать. А в самый глухой час, когда в трюме у нас было уже столько воды, что насосы не справлялись и мы качали уже без продыху, слева по борту возникли огни, да сразу в двух местах — точно в этом аду оказались еще два судна. Когда нас поднесло ближе, мы увидели два корабля. Знаешь, я тогда удивился — вокруг такая буря, а у них всего по паре пробоин, да паруса порвало. Это я уже потом рассмотрел, что им даже Рафаиловы молнии нипочем. Один корабль — галеон, на носу которого была тварь с семью драконьими башками — гонялся за более мелким, но юрким фрегатом. Второй вертелся, крутился и уворачивался, но было ясно, что галеон его раздавит. Волны по двадцать футов, ветер — рта не открыть, нас швыряет точно соломинку, а перед нашим форштевнем насмерть схватились два призрака — шарахают друг по другу молниями, бьются бортами. Грохот такой — грома не слышно. Ну я и подумал — один черт нам на дно, а тут драка хорошая пропадает. Галеон мне не понравился сразу — напыщенный, как шлюха, которой от дворянчика подфартило. Ну мы с ребятами и зарядили ему в борт со всего ходу. Думали, до этого грохот был — оказалось нет, черта с два, до этого тишь была да благодать. Хорошая вышла драка, жаль, призрак потому и призрак — добить не вышло. После шестого залпа, когда мы уже притерлись к галеону бортом, он неожиданно исчез. Вот прям был и сразу нету. Второй фрегат, которому мы незваными в помощники напросились, сначала подошел ближе — точно нас рассматривал. Потом на носу человек появился, постоял немного, голову наклонил, рукой в грудь ударил и ушел. Потом и фрегат пропал. Развиднелось почти сразу — бурю унесло на континент, а мы на веслах неделю гребли к берегу. На последней тухлой воде и вареных сапогах.Стив, и сам не заметивший, как во время рассказа наклонился ближе, поспешно отодвинулся, на что Рамлоу только криво усмехнулся и закончил:— А потом он пришел сказать спасибо. И я понял, что он мертв.