17. Shut up and swallow! (1/1)

С понедельника зарядил дождь и поливал город почти что всю неделю. В квартире сразу же стало сыро и холодно, а на душе Бакуго?— погано, если не тоскливо. Он тащился на работу сквозь влажную пелену и проклинал чертову осень. Он тащился с работы и проклинал чертов дождь, ведь при такой погоде не побегаешь, стресс не сгонишь, а такси, чтобы выбраться в тренажерку, хрен найдешь: все поразобрали цивилы, чтобы свои радужные мирки не мочить, прически и шмотки брендовые в кислоте не полоскать. А то, что дождь с какой-то кислотой, разъедающей ткань и насыщающий кожу оксидантами?— это по телику третий день крутили. Вместе с рекламой витаминов, масок и всякой чепухни, вряд ли нужной свободному человеку.Бакуго бесился и по другой причине: уже несколько раз он вставал с ощущением, что за ночь конкретно подмерз. Естественно, он мог включить электрообогреватели, нагреть квартиру и выключить, но душила жаба: потом придут счета с астрономическими суммами, и раз уж зимой выбора нет, то хотя бы осенью надо экономить.К тому же Бакуго отдал единственный плед Очако, которая теперь ни на минуту не расставалась с ним, а носила как плащ супермена. Даже пыталась в нем резать салат, на что Бакуго рявкнул ?Нитки в жратве не потерплю!?, и та, тяжело вздохнув, скинула плед в гостиной, а потом тряслась, синими пальцами пыталась удержать нож и не отхватить себе полруки.Тогда Бакуго отослал Очако со словами ?Оденься! Хоть пальто, блять, возьми!?, но та, напялив то вырвиглазное, малиновое и тонкое, все равно тряслась. А свитера, как оказалось, у пухлощекой девки не было.Бакуго проклял все и полез в шкаф. Бакуго проклял все и отдал чертовой Очако еще и стремный свитер с оленями, который мамка от нехер делать связала ему на прошлое Рождество. Презентовала с издевочкой: ?Моему главному оленю! И только выкини?— убью нахер!?Ну вот, олени для чего-то да сгодились. Очако подарку искренне обрадовалась, причем радовалась всю неделю, хотя то и дело воевала с длинными рукавами и непомерно широким воротом. Причем с великим страданием на пухлой мордашке. Пару раз Бакуго ей, конечно помог, закатал рукава по локоть, но потом плюнул на это и спасать ее перестал.И все-таки в унылых серых днях, в холоде и сырости были какие-никакие плюсы: Бакуго хоть немного протрезвел и от наркотического шока отошел.Ведь первое воскресенье без Кьёки, которая одним только присутствием тормозила и контролировала его, закончилось мукой: Бакуго едва ли вынес компанию Очако, едва ли не наломал дров, хотя они всего-то сидели на приличном расстоянии и резались в приставку.Просто стихийная радость, помноженная на возбуждение от присутствия Очако, чуть ли не сорвала ему резьбу, и только каким-то чудом Бакуго продержался в ту ночь, стараясь на девку не наброситься и не распробовать наконец, такая ли она сладкая на вкус, как обещают ее запах, голос и нежный румянец на щеках.Но пронесло.И мерзкий щекочущий холод, который вызывал в Бакуго лишь удушливую злобу да мрачное ворчание, уберег его от ненужной вспышки эмоций, когда в среду Очако, радостно прыгая по гостиной, принесла хорошую новость:—?Сво-бо-да! СВО-БО-ДА! Бакуго, это свобода!—?Вниз провалишься. Доскачешься,?— закатив глаза, кисло ответил он, даже не понимая, чему эта дура рада.А она, и не думая прекращать, к нему прискакала и, расставив в сторону руки, подняла их к самым ушам, будто гимнастка перед поклоном. Вот только свитер, висевший на ней мешком, делал Очако похожей на спущенный воздушный шар. Или на конкретно потрепанного маскота.—?Центр отпустил! Бакуго, центр скосил срок! Скосил!—?Чё?! —?нахмурился он, все еще плохо соображая, что она пытается сказать.—?Никакого Нейто! Вообще никакого! Ему теперь нельзя! И это… СВОБОДА! —?и она лучезарно улыбнулась и как-то так удивительно плавно взмахнула руками, будто готовая кинуться к нему, Бакуго, на шею.Он же на всякий случай отступил, еще раз на нее поглядел, никак не умея избавиться от какого-то невнятного шока?— и не радость, и не возмущение, и не… ничего, в общем?— и только потом хмуро выдал:—?Расслабилась. Скоро другого назначат. Сколько лет еще? Ну, по договору?Улыбка Очако тут же померкла, а взгляд у нее стал туманно-задумчивым. Она и правда растерялась…—?Вот не помню… —?и так с задумчивым видом отошла.В тот вечер все шло как и всегда. Точнее, так же, как в понедельник и вторник: Бакуго уходил на работу, Очако оставалась дома и делала какие-то нужные ей упражнения для центра, ходила в этот самый центр, получала или нет пособие, тащила домой кое-что из продуктов, а вечером оба готовили ужин, гадая, придет Кьёка или нет.—?И сегодня не-ет,?— грустно протянула Очако, когда они уже мыли посуду.—?Еще заявится. Как-то вообще в пять утра нагрянула, думал, уе… огребет, в общем,?— Бакуго достаточно быстро навострился ловить себя на полуслове, чтобы банке-ругалке деньги не сливать. Мог бы соврать, схалтурить без Кьёки, но ему казалось, что врать?— для лохов. И контролер ему не нужен.—?Было бы теплее спать,?— по-детски непосредственно заметила Очако и снова подула на озябшие пальцы?— и тогда Бакуго аж пожалел ее. Почти сломался и чуть было не включил отопление, но вовремя себя придержал.?Она свалит скоро, а счета останутся мне?,?— мрачно думал он. —??И так помог, хорош!?Ведь первоначальный план, то самое, ради чего он Очако вытащил, давно покатился к чертям: Бакуго к ней ни подойти, ни подкатить, ни даже заговорить о том, что они встречались, не мог. И хуй знает почему.То было неуместно: Очако тряслась от любой мелочи.То была Кьёка, при которой так делать вообще не хотелось.?Ну и как ты, блять, это видишь? Одну трахнул, и на ее же глазах вторую клеишь? Ну пиздец… Ну пиздец же!?То настроения не было, а хотелось орать на все, что шевелится, работает и говорит не так. И когда так случается?— только держись, рта не открывай.То было нормально и так: Очако умудрялась своим присутствием не напрягать, а наоборот, скрашивать любое занятие. И так происходило то ли потому, что она вовремя включалась в какую-то мелкую работу, то ли потому, что молчала куда чаще, чем обычная баба ее возраста, и не сбивала трескотней слаженную последовательность действий, когда что она, что Бакуго споро намывали тарелки или шинковали ингредиенты. То ли хорошо улавливала, что надо от нее, какая поддержка: девка и саппортила, и атаковала прилично. Потому что в игры могла, ведь с детства рубилась.А Кьёка всегда играла на отвали, и Бакуго с ней было не то чтобы весело. Но теперь у него завелся мелкий настырный соперник и товарищ, готовый в онлайн-боях поддержать и прикрыть. Даже ценой своей жизни.Очако была дохуя удобной, и поэтому говорить с ней?— просто воздух сотрясать. Вот Бакуго и молчал. И она молчала. Но длинные паузы, тишина между ними не казалась тяжелой, напряженной, готовой взорваться с минуты на минуту. За этой тишиной не было крика?— так чувствовал Бакуго.Но в четверг случилась какая-то адовая херня, а в пятницу вдруг продолжилась.Ничего особенного, и в то же время?— все пиздец как серьезно.Просто в четверг Очако зачем-то у окна застряла и гладила короткими пальцами стекло, вела по подтекам воды. Выглядела Очако печальной, может быть, недовольной, нахохлившейся.Бакуго тихо подошел к ней и встал рядом, плечом к плечу. Не рассчитал немного, и поэтому ощутил даже сквозь толстовку живое тепло Очако. И оно нехило так успокаивало: ворчать уже не хотелось ни про херовы службы, ни про херову работу, ни про вечную нехватку машин у такси.И почему-то именно в этот момент Очако осенило поговорить с ним по душам. С хера ли? —?Бакуго не знал.—?Мне страшно,?— робко начала она, и Бакуго заметил в искаженном отражении на стекле, как подрагивает у нее нижняя губа.—?С чего бы?—?А вдруг совсем не придет?Бакуго ответил не сразу, но как ответил, то уверенно, даже небрежно:—?Куда денется?—?Но вы же с ней не партнеры?..—?Да кого это… волнует?—?Вы такие смелые! —?выдохнула Очако, и в ее голосе звучало неподдельное тепло. —?Вот бы и мне!.. Я хочу! Я очень хочу стать смелой! —?тут она заговорила с жаром, напряженно. Сжала кулачки, будто собралась драться.Бакуго усмехнулся:—?Да кто ж не дает? Будь.И они снова помолчали немного, пока Очако вдруг не повернула к нему голову и не проронила:—?Кьёка классная! Она просто оторва! И это очень круто!?И кому это лечишь? Ебанутая наглухо, но да, хер поспоришь?.—?Когда мне было совсем плохо… преставляешь!.. Представляешь… Она отвела меня на заброшку. Потащила на крышу…?Еба-а-ать… Чуть не угробила! Спасибо, что жива!??— мысленно простонал Бакуго.—… и говорит: ?Давай бутылки бить!?. Она сказала: ?Кидай бутылку в стену и кричи: ?Все мужики козлы!??Еба-а-ать… Ну Кьёка… ну мать твою…?—?Говорит: ?Кричи: ?Да пошли вы все!..?,?— тут Очако стыдливо осеклась и покраснела до самой шеи.Бакуго скривился то ли в ехидной усмешке, то ли просто… скривился.—?Поди и напоила? —?Бакуго вдруг вспомнил, что в какой-то из вечеров Очако была ненормально-счастливой и уж слишком глупо улыбалась. И как не спалились? Или это он ушами прохлопал, глаза отказали?Очако от этого вопроса совсем затихла и спрятала мордашку в ладонях, которые сложила домиком. Неловко покачнулась и вдруг навалилась на его плечо плечом.Бакуго дернулся, но остался на месте.—?Она очень хорошая… —?шепнула Очако, когда снова смогла говорить. Бакуго заметил в отражении, как остро блеснули у девки глаза?— наверняка слезы навернулись.—?Хуй ее знает. Может, еще и поимеет нас,?— как думал, сказал Бакуго и поздновато спохватился, что выматерился.—?Не все вокруг… враги. Наверное, очень тяжело… быть тобой? —?не то спросила, не то поддела его Очако и снова обернулась к нему. Видимо, пыталась посмотреть глаза в глаза, но Бакуго к ней не повернулся.—?Быть мной?— не охуенно, но сойдет,?— грубо обрубил он и хотел было уже уйти, но Очако вцепилась в рукав его толстовки.—?Ты поищешь Кьёку? Мне за нее страшно,?— попросила она, а Бакуго прям затылком ощутил, с каким вниманием она буравит его взглядом.?О себе заботься, дура! Эта все равно помрет! Или сольется, как наиграется с тобой в дружбу… Как наиграется… Эй, погоди, тогда нахуя ей?..?Бакуго застыл столбом, мрачно переваривая не слишком-то приятную мысль: он продался Кьёке, а она прогибается под его хотелки, чтобы получить…?Ты что, хочешь сказать, чтоб получить… Еба-а-ать… ну нахуй эти открытия! Ну их нахуй!??— отмахнулся от догадки Бакуго и аккуратно плечо из пальчиков Очако выдрал.—?Потеряется надолго?— поищу. А пока мозг не выноси,?— пробубни он и поспешил свалить спать.Ведь плечо уже горело от прикосновений, от тепла Очако. И если так будет и дальше, башню Бакуго точно сорвет.И после этого разговора, а еще после того, как он шмыганье Очако услышал, Бакуго все-таки под нужды пухлощекой девки прогнулся и включил чертово отопление.***А в пятницу пухлощекая идиотка еще дальше зашла и просто неведомую херню отчебучила. Причем так, будто и горького опыта у нее не было; как будто спустя сорок мужиков мозгов не нажила.Нет, поначалу все было как всегда?— они просто разошлись спать, но Бакуго как назло не спалось: сказались напряженная неделя и отсутствие тренировок. Он ворочался и ворочался, укладывался и так, и сяк, и уж было заснул, но вдруг в полудреме почувствовал прикосновение маленькой теплой руки. Ладонь вжалась в плечо, а потом его аккуратно потрясли.Бакуго резко вздохнул и вынырнул из дремы. Разлепил глаза и увидел, что у его спальника сидит Очако. Сидит, мать ее, Очако! Да еще почти раздетая, в одной чертовой футболке с фосфорицирующим черепом. Голое плечо?— наружу. Голые бедра под футболкой?— ну, а как же! И даже в полутьме, которую разгонял разве что фонарь за окном, Бакуго разглядел, что у девки соски торчат. Может, от холода, а может…Ну да, он чуть не задохнулся. Чуть сосуды в голове не лопнули. Чуть слюной не захлебнулся. Или лишка хватил, и все было не так уж и плохо, но херовато ему стало вмиг.—?Какого… хера? —?просипел он, мучительно соображая, как бы прикрыться одеялом, чтоб девка не заметила его стояк.—?Прости!.. Знаю, что дура… —?зашептала с тревогой Очако, а Бакуго подумал:?Ну дура и есть!?—?Но очень страшно! За Кьёку!Бакуго мигом остыл. Вернее, хоть соображать стал в нужном ключе:?Ну заебись… ты что, блять, погонишь…?—?Давай поищем ее! Ну пожалуйста! —?попросила Очако чуть ли не плача. Она заломила руки и прижала их плотно к груди.Бакуго устало выдохнул. Цыкнул. Оскалился даже с намеком ?вон пошла!? и ?отойди!?, но Очако выглядела такой несчастной, такой встревоженной, что слова подобрать, чтобы отказать ей как-то, он не смог.Лишь глухо заворчал, словно потревоженный хищник, на чей кусок мяса позарились, и неохотно выплюнул:—?Шуруй в постель. И спи, не дергайся. Я сам поищу.***В этот раз Бакуго повезло сразу: он покатил в бар, куда его после знакомства приволокла дева декаданса, и прям на входе уловил знакомую песню. Да, это была Кьёка. И пела она с надрывом, будто душу хотела из себя вынуть.—?I HATE THE FEELING OF THE WEIGHT UPON MY SHO-OULDERS! —?сквозь зубы цедила она, и холодная ярость расходилась по всему бару. Но вторая строчка далась ей куда тяжелей, будто Кьёка и правда груз волокла. Прицепленный к ее зубам:—?PUSHING THE PRESSURE DOWN ON ME-E-E…То самое ?херовато?, которое Бакуго ощутил еще у себя в квартире, когда ему в спальник идиотка-Очако едва ли не залезла, после гребаного мотива, гребаных живых слов вспыхнуло в нем адским огнем.Что-то внутри жгло. Что-то жгло Бакуго. Как будто изжога, но это был не желудок. Если бы у души могла быть изжога… Ну да, наверное, это была бы она.Вот почему он не к сцене, а к бару подвалил. Заплатил за стакан вискаря и тут же в глотку опрокинул. Потом повторил раз или два. Спросил у бармена, сколько Кьёке и ее долбаебам петь, получил ответ ?где-то с час? и нехотя на ближайший стул уселся.Слушал надрыв Кьёки, ежился и стискивал зубы. Напряжение не сходило. Беспричинное, едкое. Будто ему все жилы натянули. В пучок связали.Но тут Бакуго за плечо тронули?— он чуть ли в бешенстве стакан в лицо непонятно кому не вмял, когда собрался обернуться, но вовремя пальцы расцепил и никакой дряни не сделал.Ему улыбалась девица с кислотно-розовыми волосами. Сучка Каминари, насколько помнил Бакуго—?Чего? —?грубо спросил Бакуго, думая отпихнуть девку одним только словом. Но та холодному приему не удивилась, не расстроилась, а лишь засияла наглой улыбочкой:—?Так, познакомиться подошла. У нас общие друзья,?— и она качнула головой в сторону сцены.—?И что? Обнимемся, блять? —?продолжил грубить Бакуго, отводя душу сразу за все месяцы жизни с двумя девками, при которых ругаться он шибко-то не мог.—?Что-то ты хмурый, неласковый. У тебя точно есть девушка? —?лукаво поинтересовалась розовая сучка и этим вопросом подняла такой вал чувств Бакуго… Это цунами могло бы смести все континенты на планете, а то бы и низкие звезды захватило.Наверное, Бакуго глядел на нее дико. Наверное, она шкурой чувствовала его ненависть, тяжелую ярость, которые душили и самого хозяина. А только тупая девка и не думала отступать и пугаться?— нет, она улыбалась все ласковей, даже завлекательно.И когда Бакуго прошипел ей прямо в лицо ?Отъебись! Вот лучше отъебись, не нарывайся!?, тоже улыбалась.Нет, не отступила, не отошла. Вместо этого розовая сучка скользнула ладонью по его бедру и царапнула ногтями по замку и пуговице ширинки.Они хорошо поняли друг друга. Ведь оба хотели отвести душу.***Бакуго грубо втолкнул ее в кабинку туалета, а когда розовая дрянь потянулась к нему за поцелуем, за короткие пряди волос схватил и, подержав так, на затылок надавил, намекая, чтобы на колени встала или на корточки села. Ебанутая подружка Каминари этой его грубости не испугалась, а понимающе ядовито улыбнулась и, пошарив в заднем кармане ультракоротких шорт, достала цветастый квадратик презерватива.Бакуго впервые вот так вот вживую видел, как натягивают резинку ртом, а потом в ней же отсасывают. И пока он соображал, какого хуя происходит то, что происходит, он чуть было не пропустил момент, когда надо было розовой дряни вставлять.Та была мокрой, что пиздец. И стонала с первого толчка, хоть и стояла абы как, раскорячившись на толчке. Бакуго еще раз мысленно прогнал этот каламбур, мрачно поржал про себя и, уже не отвлекаясь, принялся подружку Каминари драть, мало заботясь, сдохнет она под конец или нет.А когда закончил, привел себя в порядок и вышел из уборной, на Кьёку наткнулся.Маленький костистый кулак врезался ему под подбородок, а сама дева декаданса смотрела на Бакуго так… так… будто бы он ее семью вырезал. Или подставил на очень крупную сумму.Фиолетовые губы так дрожали, что казалось, будто узкое кольцо пляшет. Черные дорожки разрезали щеки надвое.—?Ну ты мудак… Ну ты мудак… —?прошипела Кьёка змеей, развернулась и резким широким шагом вылетела из бара.А в голове Бакуго какая-то шлюха, заворачивая язык, соблазнительно тянула и тянула:Shut up and swallow! Shut up and swallow! Shut up and swallow!А он, с мрачным хохотом и яростью, соглашался:—?Now shut up and swallow!