12. Rotten (1/1)

Бакуго сильно поторопился, и, как всегда, влез в дерьмо по самые уши. Сам себе испоганил жизнь. Пора бы за столько лет научиться выдержке, поразмыслить там, прежде чем что-либо делать, но нет. И раз не умеешь думать башкой?— расхлебывай.В участке его посадили в отдельную комнату с решетками?— даже не в опенспейсе оставили! —?словно он какой-то особо опасный урод, подозреваемый в краже, изнасиловании и убийстве, а потом в надругательстве над трупом. По крайней мере, дамочка-инспектор (а, может, все-таки офицер? да значка на форме не видать) так глазела на него, будто потроха сожрать хотела.—?Вам не кажется, что это было чересчур? —?вкрадчиво спросила она и резким движением подняла голограмму?— запись с камер, где Бакуго тащил Урараку в кусты аллей. Раз за разом, раз за разом, ведь для него, недопреступника и маньяка, аж кусок из записей вырезали.—?Какие-то проблемы? —?не менее вкрадчиво, но с хрипотцой, поинтересовался Бакуго, даже не думая принимать смиренной позы и выпрямляться на стуле: как сел?— так и откинулся на спинку, колени врозь.—?Вы хоть понимаете, что это уже хлеще, чем домогательство?—?Жалоба есть? Заява? Есть или нет? —?фыркнул Бакуго и раздраженно прикрыл глаза.Дамочка?— кстати сказать, тридцати с небольшим лет, с аккуратным коротким каре и кроваво-алыми губами?— стиснула зубы, так что на переносице проявились морщинки отвращения, подавила в себе что-то и неохотно выдохнула:—?Нет.—?Ну и все.—?Нет, не все! —?прошипела она и стукнула по столу. Бакуго аж ?проснулся? и поглядел на нее с малой толикой интереса. —?Все равно это правонарушение… И вам можно назначить…Тут она замолкла, видимо, лихорадочно соображая. А потом протараторила:—?До сорока часов исправительных работ!—?Или столько же, но типа курсов, а? —?нагло перебил ее Бакуго, наконец на стуле выпрямился и к столу дамочки наклонился. —?Ну чё, оформляем курсы?Естественно, инспекторша вся надулась от возмущения. Раскраснелась вся. И дело было не только в том, что ее взбесила выходка Бакуго.А взбесила и понравилась.И что только находили в нем эти тетки?—?Значит, курсы. Короче, скиньте там на почту, отхожу,?— со скукой бросил Бакуго, встал и, не спрашивая разрешения, уж было вышел, как ухватил брошенное в спину:—?До первого заявления! Я тебя еще посажу! Я… Я…—?Ну как будет, звякните. Жду,?— пожал плечами он и выскользнул из комнаты.Но да ни склочные инспекторши, ни почти потраченный лимит часов на курсы не могли уж так сильно напрячь Бакуго, как тот факт, что, решившись Очако все-таки вытащить, он как-то упустил из виду: Кьёка ему нужна.И без нее на свадьбы семейного центра не заявиться, и значит, с пухлощекой девкой не встретиться. А если проблемы будут с их, Кьёкой, союзом, их вообще скорее на семейную терапию отправят, чем выдадут пригласительные. Неадекватам не положено глазеть на чужое счастье, а он и его дева декаданса?— те еще неадекваты.Нет, конечно, ничто не мешает Кьёку на бабу другую поменять, до 3 единиц скатившись, но риск велик, ведь может вышибить за границу минимума, и тогда до Очако никак не добраться. Можно, конечно, и домой к Очако притаращиться, но тогда его, Бакуго, запалят, что он чужие профили ломает без запроса и чужую инфу без согласия на обработку личных данных читает. Карьере тогда?— конец. И предкам, поди ж прилетит, не обойдется.Нет, Бакуго так рисковать не мог. Ни с Кьёкой, ни с щекастой девчонкой.Надо быть умнее?— это он понимал.Но херова вспыльчивость, минутные эмоции ему все планы вмиг похерили. И вернуть Кьёку?— та еще неебическая задача, которую Бакуго не особо хотел решать.Для начала, хер разберешь, где эта дева декаданса шароебится. Даже где живет?— непонятно. И когда Бакуго все-таки вскрыл ее профиль, то обнаружил, что ни адреса там, ни хотя бы намеков, где она обычно тусуется, нет. Никаких транзакций, никаких заказов в онлайн-магазинах?— везде, видимо, наличкой платила. Если б Бакуго раньше напрягся, спросил у нее, гостем раз-другой заделался, то было бы полегче. Даже просто бы заподозрил, что девка?— та еще конспираторша, когда за пиво купюрками платила, но нет. Его похуизм к проблемам окружающих сыграл с ним злую шутку.Тогда он начал с ее друзей, но те как сговорились и в один голос слали чуть ли не нахуй:—?Не, прости, бро, не в курсах. Репетицию тоже отменила. Это для нее норм. Потом будет.—?Блин-блин! А где? А я тоже не знаю. На свадьбе видел тогда и все! Прости, дела!—?Не в курсе. ?Пиздят. Хоть, бля, ломай?,?— решил Бакуго, но приберег силовые методы на крайний случай.Да если бы одной Кьёкой ограничилось! Ведь спохватился он в воскресенье, а в понедельник надо было уже херачить на работу. Опять видеть ненавистные рожи и пытаться ужиться с охуевшим пидором-боссом. Какое-то нехорошее чувство, будто кто-то нагадил в душу, охватило Бакуго, но тот отмахнулся.И зря.После первого рабочего дня, в течение которого озлобленные коллеги накидали ему намаринованных задач с горкой (и все, как одна, такие ебанутые и проблемные?— ну чисто Бакуго ждали), его вызвал босс и начал основательно иметь мозги, да еще с таким вкусом, что казалось: ему усатая женушка не дает.—?Мы ждем от наших сотрудников лояльности, соблюдение интересов компании, стремление соблюдать некий имидж… Нет, ты не подумай, мы не против индивидуальности… Но мне кажется, подростковый бунт должен остаться в подростковом возрасте… —?нервно блеял начальничек, поглаживая трехдневную щетину. Намекал на те дикие фотки, какие расшарили после свадьбы мудака-Деку. И он, Бакуго, видимо тоже там как-то отметился, засветился. Он и его вырвиглазная пассия.—?Какие-то проблемы? —?глухо рыкнул Бакуго: у него к концу дня так раскалывалась голова, так налились кровью белки глаз, что еще чуть-чуть, и лопнут.—?Вот! Именно твое отношение… Это… скажем так, трудность. Ты враждебен, хотя тебе никто ничего не сделал,?— елейным тоном продолжил босс, и глазки у него забегали.?Нихуя себе?— ничего! Ты, блять, это после трех сотен звонков охуевшей старухи скажи, а ведь та из маразма каждый, блять, час теряет свой профиль. Охуеть! Охуеть! И кто это дерьмо и на кого повесил? Она даже ора моего не слышит!?—?Мы все-таки работаем над единством коллектива. Над атмосферой, обстановкой. Многим некомфортно работать с тобой, и если так будет продолжаться…—?А чего молчали? Я же тут не год-два, подольше, и ни с чего началось.Босс покачал головой, собрался с силами и более-менее твердо подытожил:—?Если терапия не будет давать результатов… Жаль, конечно, но тебе придется искать другую работу.И Бакуго вышел из кабинета начальника с чувством, что его все тут хотят поиметь. И сверхнагрузка, и все эти разговоры?— всего лишь вялые попытки выдавить его с места, чтобы поставить кого-нибудь поудобней. Только хер им! Он себя выдавить не даст.***И две следующие недели Бакуго тупо разгребал завалы, оставленные его отделом лично ему. По идее, с такими объемами одному не справиться, да только Бакуго не из тех, кто просит, прогибается, перекидывает дела на кого-то. Он крепкий, выдержит. И задержаться на час-три ему не влом.Когда же после десяти-тринадцати часов работы у него и мозги отказывали, он отправлялся на улочки беззвездных, в гетто отбросов, проверял парочку баров/клубов/пивных, где Кьёка могла среди недели петь, но пока на нее не натыкался. Как сквозь землю провалилась. Ее дружки, как ни странно, тоже. А гараж, где они репетировали, покрылся слоем трехнедельной пыли.Вскоре ему надоело ловить удачу в более или менее цивильных местах, где обычно ошивались нецивилы, и Бакуго ухнул в подполье. И, поскольку подполье как раз создано для того, чтобы цеплять потерянные души, приманок у этого ловца много, на любой вкус, на любую рыбу.А Бакуго?— та еще акула, тот еще хищник, вот его и поймали на кровь.Спустя три недели с момента первого вызова на ковер Бакуго так заебали и коллеги, и босс, и, самое главное, охуевшие абсолютно тупые клиенты, что ему уже хотелось рвать и метать. Вцепиться кому-нибудь в глотку и вырвать кусок, а потом, напившись крови, ринуться в беспощадный бой и потерять там голову нахер. Жажда насилия?— удушливая, глубокая, непобедимая, взяла его за ребра и повела в самый ад.Спустя три недели он заглянул проверить подпольную арену, а вышел оттуда только на следующий день?— со сбитыми костяшками, разбитыми губами и черными синяками у глаз. Была ли там Кьёка или нет?— он уже нихера не помнил да и не хотел знать. Ведь только один выход на арену дал ему трехдневный заработок и душевное спокойствие. А что там вякнет босс по поводу разбитого лица?— да хуй с ним, не важно.Бакуго и заметить не успел, как стал рабом арены. Тем еще торчком, зависимым от адреналина, ярости и крови.Сначала всего-то по бою за вечер?— стоишь и ждешь, как долбаеб, когда позовут. Дерутся всякие, но без правил. Это вам не ММА, и тут такие болевые закручивают, что можно навсегда со связками и суставами распрощаться. Может, и керамические ставить придется, если раскрошат нахуй. Ставки выше, чем в официальном спорте, а вся арена в слюне, моче и крови.И это заводит. Это зовет. Это дает шанс раскрутиться и показать свою натуру.Сначала по бою за вечер, а потом хер там, не можешь ждать. По два боя за вечер, и так?— месяц-два. Но и этого мало. Мало. Мало. Чем больше бьют, тем крепче становишься. Как из твердого дерева, как из стали тело, а головой хоть камни дроби. Боли нет?— ее не слышно от адреналинового шока, от азарта, от уверенности: положишь первым, не согнешься.А потом из упрямства не слышно.***Если и есть ад на земле, то он здесь, здесь.Под потолком носились неоновые демоны, пускались в пляс, скакали из угла в угол?— почти реальные?— вот-вот схватишь. Басы давили череп, гитары рвали воздух. Голосили придавленные, агонизирующие певцы, будто пытались выблевать звук, а то и диафрагму следом.Дрожала арена, выли грешники-зрители, грешники-ставочники, уже ободранные, но все еще в азарте. Сыпались купюры, сыпались фишки, сыпались карты, и на каждый флэш-рояль выпадала сотня дураков, четверть из которых к понедельнику сопьется или повесится. Крутились на шестах бабы в костюмах суккубш, а то и просто Евы. Крутились, перемазанные фосфорицирующей краской?— все в малиновых и кислотно-зеленых кляксах.Плотная масса потных разгоряченных тел давила, налегала, вздымалась к самому потолку и спадала, как волна, к липкой плитке пола. Где-то за яркими прожекторами прятались Боги в окружении трепещущих изгибающихся дьяволиц под кокаиновым благословением. Где-то взрывались бутылки с шампанским и обдавали каскадом брызг и стекла; где-то лился чистый спирт и ром, танцевал синим огнем над стопками. Где-то кто-то издох в угаре, но найдут его смердящий труп только к понедельнику, а пока мертвым?— не мешай. Живым?— пей и трахайся, ставь и проигрывай.И лишь Бакуго было на это абсолютно похуй.Арену вымазали кровью с самого утра, ведь сегодня даже не закрывались, и по углам ринга еще кто-то не прибрал выбитые зубы. Мойщики с синими от недосыпа лицами не успевали выносить ведра, менять тряпки; а медики?— три штуки за три штуки баксов на рыло?— штопать тех, кто еще мог не подохнуть.Но Бакуго было на это абсолютно похуй.Ему выдали типа менеджера?— пухлого недоторчка, который сидел на экстези и барбитуратах, как уж повезет, и поэтому то трепался заведенным попугайчиком, то едва слова ронял, и что там хотел сказать?— хуй проссышь, ведь что так, что так во рту каша. У менеджера были три пацана на побегушках?— ходячие скелеты, подсаженные на кислоту. Двигались быстро, резко, и сами бы шагнули на арену, но за вспышкой ярости и ломкими движениями шел лютый отходняк, и те зомбями могли стоять на одном месте по часу-два, громко подвывая демонам в своих бошках.Они заматывали Бакуго пальцы, заклеивали костяшки, вытряхивали из пакетов капы и тащили ведра со льдом и строптивых нервных медиков, если надо было резко переносицу зажать, чтоб по лицу кровь не текла.Парнишкам приходят пять процентов от каждого боя от ставок, жиробасу-менеджеру?— пятьдесят два. Остальное?— чисто Бакуго, и его это устраивало.Потому что нахер ему деньги?Нахер место в очередном рейтинге?Нахер все это?Только подраться.И в этот вечер сфартило?— четыре боя! Последние четыре, без продыху.Его будут гасить. Изматывать. Глядеть, что может. И не подохнет если, перейдет в какую-то там лигу.Краем уха слышал, их пять.Не золотая, не чемпионов, не героев там, а на извращенный вкус ублюдков.Marijuana. Ecstasy. Сocaine. Heroin. Аcid.Первые гладиаторы?— наркоманы. Чем жестче торчат, жестче зависимость?— жестче бой.А по меркам Бакуго, жестче всех чистые и от природы озлобленные. Такие, как он. Самая страшная тварь из всех, потому что разумная.Разумная тварь?— всегда самая страшная. Он?— кислота, и жиробас-менеджер хочет в ту лигу его пихнуть, раз уж он, Бакуго, дотянул до героиновой. Чтоб кислота стала кислотой. Чтоб чистая и разумная тварь сжала, измяла, выдавила с ринга тех, кто давно не видит ничего. С кем бесполезно говорить. Бесполезно бить. И если убить?— те не сразу сообразят умереть.В кислоте увязают, и Смерть не может взмахом обрубить эти путы.Чистая тварь?— сильна, потому что может увидеть и начало клинча, и панч-шота, и фронт-кика, а следом спинин-сайд-кика, когда голень и ступня врезается прямо в живот и опрокидывает на арену. А дальше локтем или в болевой захват, и если рука свободная?— по глазам и в переносицу, для ослепления. Но Бакуго больше нравился прямой удар правой, когда противнику аж мозг вышибает и тот красиво падает солдатиком на спину, чтоб больше никогда не встать.Ревет сирена. И, только оказавшись на арене, Бакуго видит, кто его первый противник.Рыжий, тощий. Впалый живот, торчащие ребра торчка, но мускулы на руках?— сталь. Прошиты жилами-канатами. В мутных глазах?— смерть, и кривые пальцы говорят о частых переломах.?Заебись!??— думает Бакуго и скалится парню.Ревет сирена?— и Бакуго бросается первым.Метит в голень, обманывает и прикладывается локтем по затылку противника?— тот нагибается вперед, ставит блок правой, но Бакуго обходит его со спины и, схватив за шею, кладет на колено слева, а потом, без передышки?— еще дробящий в голень. Рыжий падает на одно колено, загибается?— диафрагма смята, так ему и воздуху не глотнуть, и тогда Бакуго следующим ударом голени в лицо опрокидывает того на спину. Рывком падает на колени рядом с рожей рыжего и в два удара приканчивает беднягу. И от этих двух ударов правой и левой у рыжего вся морда всмятку.Молниеносный бой. Ведь противник Бакуго?— кокаиновый.Надо экономить силы. Заканчивать рывком. Дальше?— сложней. Это была разминка.Гудит сирена?— бой завершен. Но на рыжего никто и не ставил.Следующий противник побольше Бакуго будет и побольше же весит. Чернокожий потный громила с низкими дугами бровей. В его глазах тоже тишина, а вот мышцы подергиваются, готовые взорваться, но дать мощный и быстрый удар. Новый противник?— героиновый. Этот пережил много боев. За этим уже деньги.В первый раунд оба проверяют оборону друг друга. Бакуго быстрей, потому что полегче, и пытается проломить здоровяку голень, добраться до узла под коленом, чтоб вышибить из устойчивой позиции. Хук прилетает в скулу Бакуго. Прилетает панч в живот. Мышцы держат, а реакции помогли чуть облегчить урон?— прошло по касательной.Взрыв на щеке. Под ухом. В нос?— и кровь льется, пачкает подбородок Бакуго, капает на ринг. Бакуго скалится кровавой капой и отвечает серией?— мидл-кик, разворот всем корпусом и на одной интуиции?— 360-торнадо-кик под дых. Здоровяк гнется?— весь вес Бакуго угодил ему в ребра.?Так тебе, сука!?Орет сирена?— конец первого раунда. А здоровяк не упал.Бакуго перебинтовывают пальцы на ногах. Снимают кровь с подбородка, чинят кое-как нос — когда только этот черный успел? —?и ставят скобы над бровью, чтоб закрыть кровящую рану.Во втором раунде почти та же игра, только Бакуго не прыгает, не раздает кик-удары налево-направо, а старательно бьет по почкам. Подлетает и метит под подбородок, да здоровяк, тварь такая, устойчив и не думает отрубаться.Бакуго снимает кожу с крепко забинтованных костяшек, и за каждым ударом?— пятна крови по бицепсам, торсу, роже мудака перед ним.Бакуго выбивается из сил, а заблокированный панч чуть ли не ломает ему лучевую кость.Херово. Все пиздец как херово. Благо, что сука перед ним, Бакуго, тоже дышит, задыхается, а то можно подумать, что против него поставили блядского робота, неуязвимую сталь.И все бы ничего, да вот броска вперед.Залома, захвата, как в борьбе.Жестких и страстных объятий от здоровяка Бакуго не ожидал. И как бы ни месил тому череп пяткой, как бы ни выворачивался, а черный все-таки придушил Бакуго. Разве что шею не свернул, а то мог бы.Бакуго защитили толстые мышцы и жилы на шее. И, может, какой-нибудь блядский ангел-хранитель.Лишь бы не Деку. Лишь бы не Деку.***Когда Бакуго с трудом разлепил склеившиеся от крови ресницы и поглядел прямо перед собой, он увидел лишь розовое пятно девичьего личика?— мягкое, круглое и живое.Сфокусировал зрение. Напряг слух, чтоб прорваться сквозь гул и рев, сквозь сатанинский вой басов и овации обезумивших ставочников, но… нихера.Комментатор что-то орал?— он всегда орет, и Бакуго ни одного боя, где разбирал, о чем тот голосит, не помнил. И что у него, чистой твари, есть менеджер-жиробас?— тоже забыл. Как не держал в памяти все случайные прикосновения женских рук и шепотки с обещанием, где и когда ему дадут, стоит лишь простоять еще раунд.Бакуго напряг зрение, стараясь избавиться от черных мушек, от цветастых волн, мешающих разглядеть черты лица перед ним.?Нет, хуйня это все. Не Очако?,?— подсказывал, одергивал, забивал надежду здравый смысл.Но вот пятно нагнулось к нему, и Бакуго разглядел острый блеск кольца и фиолетовые губы под тонким носом. Прозрачная слеза капнула ему прямо на щеку, ожгла солью рану. Бакуго скривился.Фиолетовые губы коснулись его уха, и тогда он услышал:—?Не убивай себя.Вздрогнул. Почувствовал, как кто-то тянет его за руку, а потом пытается отодрать, отнять от него и ту, что, положив его голову на колени, склонилась над ним, пачкая черные волосы в его крови.—?А помогу, обещаю,?— шепнуло пятно голосом Кьёки. —?Только не умирай.