11. NUMB (1/1)

Трахаться с кем-то из жалости — это полный пиздец. Вопреки всем законам природы. Ненормально. Ущербно. Не стоит ни под каким градусом, ни по какой причине.И Бакуго послал это правило нахер, потому что дева декаданса в его руках умирала. Потому что вдруг вздумалось пригреть змею на груди, и хоть так не укусит — ни клыков, ни яда, так, безвредный лесной уж, — а все равно стремно, что там ни думай. И даже не предаст, потому что незачем, некому продавать, сдавать, жаловаться, никакой выгоды. И все равно стремно. ?Ну заебись!? — думал Бакуго, пока пытался аккуратно обхватить Кьёку за обнаженные, едва прикрытые кожей, ребра, и ничего там ей не сломать нахуй. ?Никогда больше... нихуя подобного больше не сделаю!? — грыз себя он, пока старался бережно лизать полумертвую девку в губы — целовать ее жестко, как он умел, не рискнул — вся синяками покроется, будто об углы комнаты бил и зубами хватал, такая уж тонкая кожа у Кьёки. ?Вот блять! Как труп насилую! Или ребенка! Или труп, блять, ребенка — все вместе!? — и холодок ужаса то и дело пробегал по его спине, пока Кьёка, обхватив костлявыми руками его шею, вонзив кости таза и ребер ему в живот и грудь, грелась в объятиях Бакуго. Вся холодная, и только внутри чуть тепло, да и то незаметно. Бакуго куда жарче и живей, чем она, так что чего ни коснись — что рыбу, что труп, что дохлое насекомое ласкать.Что саму Смерть трахать.Бакуго даже скучать начал по пухлозадой аристократке: у той плоти завались, и вся горячая, тающая. Жмешь, тянешь, а между пальцами целые шматы жира и кожи. Мерзкая девка, но живая, не скелет. Ему вдруг вспомнилось, как в одном сериале мертвая баба грелась в ванной, чтоб потом обмануть своего тупого полубожка-мужа. И Бакуго подумал, что неплохо бы Кьёку для начала в кипяток кинуть, а потом забрать — хоть не таким трупом покажется. И ведь легче стало, когда она напиталась его теплом, кончила раз или два, и от этого ее полудохлый организм начал вырабатывать какую-то энергию. А все равно все, что выработалось, тут же уходило. Но в третий или четвертый раз — Бакуго заебался считать, потому что сам-то кончить не мог и вообще едва стояк держал силой мысли и какими-то левыми картинками из порно — Кьёка вообще отвалилась, сознание потеряла, а, может, и в сон ушла, и тогда Бакуго с чувством гадливости и облегчения мучить ее прекратил и, уложив поудобней, одеялом накрыл, чтобы с чистой совестью свалить нахер. К родителям. С той же мамкой поговорить. И хоть кого-то живого увидеть, а не с полутрупом обниматься.И всю дорогу, пока он отсыпался в такси, ему, видимо в качестве компенсации, снилась хрупкая и нежная теплая Очако.***— О, явился! А ну иди сюда, засранец! Я тебя месяц или два не видела! Забыл мать, а?! — и мамка мускулистую (ну точно, для женщины пятидесяти с гаком лет!) руку вытянула, подзывая пообниматься.?Это ловушка!? — подсказывал мозг.?Кости ща будут в труху!? — напомнила задница. ?Хули трясешься?? — пинала воля. И Бакуго, засунув кулаки в карманы, покорно побрел к своей личной каре небесной. Да, его сжали, шею намяли, по спине постучали кулаком так, что едва ли не дух вон — а все потому, что мамку ударило под старость лет бегом заняться да бодибилдингом. Нет, мазаться жиром и щеголять бицухой толщиной с бедро здорового мужика она не стала — почти в тех же размерах ходила. Только высохла будь здоров, накачала себе адов пресс и окончательно поехала на здоровом образе жизни.— А ты чего? Размяк, гляжу, лицо подопухло. Хер положил на тренировки и режим?! У-у, я тебя! — и, прихватив его за шею сгибом локтя, мамка его со всей любовью и злостью за волосы потрепала, чуть клок не выдрала.Бакуго терпел первые пять минут. Затем десять, но с большим трудом, а потом взвыл не своим голосом:— Да отцепись, херова карга!! Заебала! Как ни приеду, все мнешь! Отвали! — А зачем тогда притаращился? Не ради родительской любви? Нам тут тебя и не надо! Путаешься только под ногами, рожу злобную корчишь, а толку-то! — весело проговорила мать и оскалилась добродушно-опасной улыбкой. Наверное, если бы у Бакуго не было такого пиздеца в жизни, он бы в точности как она ухмылялся. Лицо у них почти одно, как и волосы. И даже кожа. А от отца что досталось — хер разберешь. Как будто даже ничего.Мать у него молодится, активная, храбрая, крепкая, а отец седеет, тихо угасает, совсем стариком делается. И Бакуго порой бесит даже просто глядеть в его сторону — от отца веет смертью, хотя, пожалуй, старик-то и побольше других его, Бакуго, любит. И даже матери побольше. От этого хуево до фантомной боли в груди. До ненависти к себе, что так и не нашел причины со своим стариком поболтать. Да и побыть с ним. Отец просто есть, был всегда. Старается быть где-то рядом. И не лезет, потому что чуткий человек. Не то что он, Бакуго, да его херова крикливая мать.— Все хорошо? — обычно спрашивает отец и робко заглядывает в глаза сыну, а Бакуго в такой момент хочется заорать ему в лицо ?НИХУЯ! НИХУЯ НЕ ХОРОШО!!?, но вместо этого он раз за разом, год за годом просто кивает и еле слышно хрипит: — Ага. И старик принимает эти отговорки, не расспрашивает. Только подходит, сжимает плечо, а вместе с ним как будто и сердце. ?Я здесь, я тебя не оставлю?. Бакуго не понятно, как от такого слабого человека, как от такого слабого семени получился он. Думал даже, что мать его где-то на стороне нагугляла — та может все, ей вообще ничто не преграда. А только его мамке вместе с крепкой волей небеса отсыпали не менее крепкую мораль, и так странно и стремно получалось, что старик — ее первая и единственная любовь. Еще до того, как появились центры.До того, как стали подбирать идеальные пары, таскать кандидатов из постели в постель.Появлялись и такие люди. Такие семьи. И вслед за тем Бакуго нихуя не понимал, как так вышло, что рожденный в хорошей семье, воспитанный в крепкой любви, он весь такой переломанный, нахуй этому обществу не нужный и токсичный.У матери дохрена фолловеров, а как за спорт взялась и стала постить свои пробежки по утрам, так еще понабежали. Рейтинг набрала аж 4,5 единицы.Отец у него всю жизнь любил за чем-то ухаживать, и раз внуков ему не отсыпали, ушел с головой в садоводство и неплохо там преуспел. Рейтинг пониже, чем у матери, но все подписчики — крепкий середнячок со здоровой психикой и прекрасной репутацией. Цифры у него скачут между 4,2-4,4, что старика ни смущает, ни огорчает. За славой он никогда не гнался, тупо пытался всем помочь, и на этом свой рейтинг и выстроил.И у этой прекрасной тихой пары (с активной социальной жизнью даже на пенсии) есть великовозрастной сын — долбаеб и типа бунтарь с рейтингом в 3,5 единицы. Ну заебись! Ну заебись!И как только он, Бакуго, им фолловеров не отпугнул, рейтинг не обрушил? Неужели его родаки такие крепкие, что их там ничто не сломит? Только если грохнет кого или ограбит на крупную сумму?Быть с ними больно. Мерзко. Чувствуешь себя неблагодарным ублюдком, для которого сделали все, а выхлопа — ноль. Мать так и говорит порой, правда, не со зла. Она, как и сам Бакуго, вообще говорит то, что думает и чувствует в эту минуту. И даже если ее что-то злит в сыне, любит его до одури. Это Бакуго шкуркой чувствует, когда она его мнет и чешет, лупит и тычет, чтоб не расслаблялся.Обычно, когда Бакуго приезжает к ним, все дни проходят за какой-то ерундой: вот он помогает отцу чинить забор у загородного домика, куда родители переехали еще пять лет назад; а вот шинкует мамке овощи, а та орет, что он опять пластами жирными режет, нет, чтоб как все нормальные люди! Или вот опять деревья или дождь продырявили крышу, а значит лезь и ищи прорехи в черепице. А вот у крыльца ступень сгнила. Ну а утром мать обязательно его пораньше поднимет и на пробежку с ней выпнет, чтоб всю дорогу стебать: ?Я старая больная женщина, и ничего, километр-два каждое утро по лесу, а ты чего жир на жопе растишь? Пьешь ведь, поди! По твоим мешкам под глазами вижу! У-у-у! Дурак! Я тебя!? — и вслед за тем полотенцем на ходу хлещет. По жопе, торсу, бокам — до чего дотянется. И странно то, что Бакуго это не бесит. То ли привык, то ли просто все понял, как надо. Даже весело порой, когда удается пережить первые два тяжелых утра, если режим сбит, и не то что бегать — встать не можешь. И в этот его приезд ничего не поменялось. Те же пробежки, починка дома, переругивания с матерью. А к вечеру он залез в профиль Очако, чтобы выяснить, какого хера ее рейтинг упал.***В одном пухлощекая девка точно не наврала: все началось как будто с их встречи. И, пользуясь служебным положением и кое-какими инструментами по взлому и слежке за профилями, Бакуго вскрыл всю историю злоключений Очако.После него центр назначил ей какого-то бугая, которого Очако до смерти боялась. Она писала подружкам, прося совета, как можно повежливей от свиданий с этим ?шкафом? отказаться. К тому же кандидат был ?старый, жирный и жутко потел?, а еще все время пытался затащить ее в постель. Получилось у него или нет — Бакуго, ясно дело, не мог выяснить, но если получилось, наверняка после такого психика у девки надломилась. И Очако пожертвовала сразу тремя десятыми от своих звезд, чтобы ее от этого типа избавили. Рейтинг резко упал, и ни друзья, ни фолловеры, ни фоточки с котятами, закатами и первым снегом не могли его назад поднять. Ну, естественно, такие штрафы хрен там замнешь, только если кандидат с высоким рейтингом вытащит. Вслед за тем бугаем были пять или шесть одноразовых типов с сомнительным рейтингом в 3,4-3,6 единиц, которые тупо пытались Очако на деньги и секс развести. Получилось в итоге у одного, а все остальные, когда обломилось, начали ее травить, распускать грязные сплетни и постить криво собранные фотожабы, где бедную Очако имели сразу три чернокожих тела. И поскольку Очако просто не знала, как на это реагировать, и обратилась в соответствующие органы слишком поздно, часть фолловеров отписалась, часть наставила ей единиц, поскольку не смогла эти фотожабы развидеть, и рейтинг Очако скатился до 3,9 единиц очень и очень быстро.Наверное, тогда-то она и стала жрать антидепрессанты, стараясь бороться с депрессией и нахлынувшими проблемами. А только хер там помогало — все последующие кандидаты — а их было без малого сорок штук — писали ей на стене и просто в центр, что она бревно, никому и никак не дает. Унылая, скучная, все время ревет. ?Вот послал же центр наказание!? — ?Вот жирная и унылая! Трата времени!? — ?Испоганила весь вечер? — ?Вообще недружелюбная?.И последний, этот Нейто, быть чуть ли не самым ?долгим? ее партнером, если не считать тех первых трех. Целых полгода назначили, и половину срока они уже отбыли. При этом мудак-Нейто (а Бакуго сходу сообразил, что тот — мудак) все это время корчил из себя спасителя и утешителя скорбных и убогих, не забывая раны Очако ковырять. ?Цени меня, а то кто тебя после сорока мужиков возьмет???Ай-яй-яй, ну что такое? Ты так никогда не выберешься. Как я могу тебе помочь, если ты меня к себе не подпускаешь??Бакуго мельком просматривал переписки, читал комментарии, и его так корежило от гнева, что он чуть ли не проломил кухонный стол — вот предки бы утром обрадовались! Его бесила эта покорная овца-Очако, которая даже после такого верила семейному центру и продолжала ходить на свидания. К психотерапевту. На курсы. Гнуться под требования случайных людей, потому что с нихуя верила, что ей помогут.Его бесило, что несмотря на все эти блядские курсы, на типа идеальную систему, где психологическая помощь и инспекции должны предотвратить нездоровые отношения, насилие и агрессию, травмированных, сломанных, изуродованных и обманутых людей становилось все больше. Мудаки просто пользовались благами, имели регулярный секс с бабами, которые боялись им отказать, потому что вдруг рейтинг упадет или еще кто хуже попадется? А вдруг их отказ — основание для подбора очередного ?не того??Бакуго злился и при этом чувствовал себя дохуя беспомощным. Ему уже пришло уведомление на почту, что его ждут для разговора в участке. Наверняка хотели прояснить, с хуя ли он так просто хватает и тащит женщин хер знает куда, будто похититель или маньяк.Но вот что странно — с того вечера рейтинг Бакуго не упал. Как будто Очако вмешалась и не дала своему Нейто ни пожаловаться, ни единицу влепить. А, может, Момо подстраховала со своим двумордым. Кто-то помогал Бакуго, кто-то давил, кто-то принимал или отвергал, и все — мимо. Не те, кого он хотел бы видеть друзьями. Кого вообще хотел видеть. Не те.***С родителями он прощаться не стал — просто тихо уехал посреди ночи к себе, чтобы еще раз все хорошенько обдумать. Вернее, в бессилии мысленно крушить все идеи и доводы, чтобы он мог поделать и зачем.Херовой тупице-Очако не помочь — она его не хочет видеть да и просто не хочет. Она сломана, переломана основательно, может, навсегда, и не такому, как он, Бакуго, лезть в дебри ее психики. Если бы херов Деку захотел к ней вернуться — еще ладно, этот чудотворец и невозможное бы провернул — Бакуго, сцепив зубы, с неохотой признал и это. Но не он, Бакуго.Не ему, токсичной агрессивной твари, лезть в загубленную жизнь пухлощекой девчонки. Только всем на нее похуй. Живет сейчас с улыбчивым мудаком, который точит об нее зубы, оттачивает манипуляции и остроумие, а всем — похуй. Надо ее вытащить.Надо вытащить.Надо — и все.Пусть орет.Рожу ему разобьет.Сопротивляется там, жалуется.Рейтинг ему обрушит.Только эту херову череду мужиков надо оборвать.Без всякого.Если идиотка-Очако не может взяться за себя и свою жизнь, так показать ей, как надо. И Бакуго почти собрался, решился на этот план.Только в его квартире. На его софе.В его жизни все еще гнездилась ледяная гадина.Кьёка никуда и не думала уходить.***Теперь Кьёка мешала, и Бакуго с порога сказал ей:— Катись.Она сдвинула брови — те ей аж переносицу пережали — закинула ногу на ногу и с ядовитой усмешкой спросила:— Тогда что это вчера было? — Твоя затея, нихуя больше. Получила? Катись.И даже если деве декаданса и было в тот момент больно, то она скрыла это за непроницаемой маской скептицизма.— А тебе, значит, никак? Бакуго посчитал за благо не отвечать — еще же коротать вместе дохрена времени. И ведь пока дева декаданса не лезла за границы, все было нормально. Но в этом вопросе Кьёка вдруг оказалась типичной бабой. Просто сотрудничать — мало. Просто спать вместе — мало. И это было нихуя не умно с ее стороны.— Значит, никак, — констатировала Кьёка и поднялась с софы, выпрямилась и стала походить чем-то на робота. Она шагнула к двери, точно какой-нибудь хорошенько начиненный приказами андроид, и почти что ушла, да Бакуго бросил ей в спину:— А что? Тебе дохуя зашло? Она обернулась, поглядела на него гордо — в дьявольски холодных глазах читалась усмешка — и пропела своим хриплым низким голосом:— I guess I'm feeling... numb? И строчка сразу въелась в мозг Бакуго, застряла гвоздем, который просто так не вытянешь. — Сейчас сочинила? — осклабился он. — Сейчас. Может, и до концерта дойдет. Но ты не приходи. Катись лучше из моей жизни. И отчеты о том, какой ты лапочка, я больше слать не буду. Бакуго это насмешило. И вывело из себя. Потому он подошел к ней и прямо в лицо выплюнул:— А если приду, кто остановит? Твои долбаебы?Кьёка скривилась, поглядела на него с презрением и выплюнула в ответ:— С такой мразью, как ты, я и сама справлюсь.И даже когда она ушла. Даже когда пролетели час или два, в мозгу Бакуго тупым гвоздем засела, пульсировала мигренью свежесочиненная строчка. Кусок собранной на-гора песни:I guess I'm feeling... numb? I guess I'm feeling... NUMB? Потому что херова Кьёка выстрелила в голову диджея у него в голове. И пока тот дергался в агонии, загрузила свою пластинку.I guess I'm feeling... numb? I guess I'm feeling... NUMB?