10. Snake Eyes (1/1)

Пробиться сквозь толпу к тем двум оказалось не слишком-то просто: под ноги попадались официанты с подносами и тележками, хохочущие парочки, целые группы придурков, которые обсуждали какую-то очередную чушь, и Бакуго чуть было не выпустил свою цель из виду. Наверное, ему даже Кьёка попалась, только он не заметил, а уж если Деку?— тем более бы проглядел.И еще на подходе он уловил между взрывами хохота, между писклявыми голосами и басом, между звоном бокалов и скрипом вилок о типа фарфор обрывки фраз, которыми сыпал новый хахаль Очако так быстро и щедро, будто лепрекон золотом.—?Ну вот, опять на свадьбе плачешь! Ну что другие подумают? Что ты держать себя в руках не умеешь? Прекрати, ну же! Мне стыдно рядом стоять.?Стыдно стоять?— так съеби нахуй!??— зло думал Бакуго, плечом отодвигая какого-то хилого мужичонку. Он видел чуть впереди того охуевшего парня и сразу по его виду считывал: та еще скотина! Прилизанные тоненькие блондинистые лохмы, сам тоже тоненький, а улыбочка ядовитая, острая. Еще один блядский принц с натурой жабы, да вот хуй кто из баб так сразу из обманчивой внешности выпутается, а если выпутается, будет обожранной уже вполовину.—?Ну же, Очако! Ты же антидепрессанты пьешь, а все хнычешь! Ну что с тобой делать? Что с тобой не так? Наши знакомые вот-вот подойдут, соберись!?Я тебя так, блять, разберу, никто больше не соберет. Всех кусков по кустам не найдет!??— кипел Бакуго, но потом собрался, кое-как успокоился, чтоб пухлощекую девчонку не пугать, и только потом из толпы к ним вынырнул.Этот мудак, партнер Очако, сразу его заметил. Видимо, чуйка неплохо работала. Сама же Очако не сразу повернулась?— тихо то ли всхлипывала, то ли икала. Лицо у нее распухло, глаза слезились, а платка, чтобы вытереться, у нее не оказалось, вот и размазывала тушь по белой руке.?Нахуя ты вообще накрасилась, если знала, что будешь реветь? Знала же поди, куда идешь? Или этот заставил???— промелькнуло у Бакуго в голове. Потом он встряхнулся, проигнорировал пронизывающий вопросительный взгляд мудла рядом с Очако и тихо подошел, чтобы девчонку за плечо тронуть. Как позвать, с чего начать?— он вообще не знал.—?Эй, уважаемый! —?а вот ?мудло? игнорировать его не стал и с чувством собственного превосходства Бакуго одернул. —?Вы что-то хотели от моей девушки? Может, я смогу вам помочь??Съеби нахуй, чтоб не пришлось морду тебе корежить!??— чуть было не выпалил Бакуго, но вовремя себя придержал, к Очако повернулся и у нее спросил:?— Разговор есть. Пойдешь?Та, вытерев глаза, едва голову подняла, взглянула на него, изумилась, но вдруг зарыдала еще громче и чуть помотала головой.—?Боюсь, моя принцесса не в настроении говорить. Уж простите ее, все нервы,?— завел свою песню мудак?— ее партнер из центра. Бакуго даже не обернулся к нему, а скоро соображал, что бы такого сделать, дабы Очако от этого парня отцепить, а потом, если повезет, поговорить.Отчасти Бакуго уже повезло: эта парочка пряталась на краю площадки, подальше от праздника и знакомых, подальше от свидетелей. И за их спинами уже начинались темные аллеи с почти осыпавшимися цветами на деревьях. В траве, конечно, прятались фонари с датчиками движения?— уйдешь в темный уголок, а тот уж будет не таким темным. Бакуго и беседку в метрах ста-ста-пятидесяти углядел.План созрел сразу, и Бакуго даже не стал его обдумывать. Сначала сделает, а потом будет волосы на голове рвать, что рейтинг в днище упал.?Да и хуй с ним. Хуй с ними со всеми!?Вот почему он к мудаку-хахалю Очако повернулся, в несколько шагов приблизился и угрожающе навис над ним, заглядывая в самое лицо (парень оказался низковат, а Бакуго умел хотя бы ненадолго казаться огромным и жутким):—?Ты ведь и довел, да? Жрешь ее и жрешь, думаешь, что нихуя не будет? —?прошипел он мудлу в лицо, а тот, надо отдать должное, хоть и напрягся, но труса праздновать не стал.—?Не совсем понимаю, что за акт агрессии в мою сторону, но мне кажется, что вы ошиблись с целью,?— издевательски протянул парень и осклабился наглой красивой улыбкой, какой впору баб снимать.—?Значит так: берешь и съебываешь в ужасе. Прямо сейчас. А нет, так все зубы вставлять придется. Держатся у тебя некрепко, заебешься собирать в темноте,?— тихо прорычал Бакуго так, чтобы его слышал лишь мудак. И уж было потянулся, чтоб схватить этого за шиворот и встряхнуть, но тут почувствовал, как на его спину, недалеко от поясницы, легла маленькая рука.—?Отпусти Нейто. Он тебе ничего не сделал,?— услышал Бакуго тоненький, осипший от рыданий, голос.Бакуго как ошпарило. За ним стояла Очако. Сжала в кулачке его футболку.?Да с хуя ли ты его защищаешь?!??— чуть было не рявкнул Бакуго за плечо, но лишь судорожно вздохнул, приказывая себе успокоиться, а потом и от мудака отойти, но все равно напоследок скомандовал:—?Лучше съебись, не доводи до греха.Этот Нейто оказался понятливым парнем, и хоть Очако отвела от него угрозу, поспешил удалиться:—?Думаю, мне лучше уйти. Жду тебя дома, Очако! —?жизнерадостно пропел он, а только в его словах явно слышалась угроза.?Сука!??— взъярился Бакуго, и кулаки у него сжались сами собой. Очнулся он только тогда, когда Очако спросила у него все тем же сиплым голоском:—?Ты что-то хотел, мистер Грубиян? Прости, но я совсем не помню твоего имени,?— повинилась она и шмыгнула носом.—?Рожу-то мою помнишь? —?потерянно, на автомате, поинтересовался Бакуго?— ведь вопрос девчонки смутил, обескуражил его даже. Его-то! Не помнить!—?Да, я помню твое лицо,?— тихо согласилась Очако и отпустила ткань футболки. И только тогда Бакуго обернулся, чтобы посмотреть на свою неудавшуюся кандидатку №1.Вокруг шумела свадьба, разбрызгивая свет, искры счастья, и в этом ярком мареве они оба стояли потерянные и несчастные. Бакуго глядел на Очако настороженно, ожидая от нее всего, даже нового витка истерики, ведь черные от туши слезы на ее щеках так и не высохли, но вот сама Очако даже не глядела на него, а куда-то в сторону, в пустоту.—?То, что тот хрен сказал?— правда? Антидепрессанты жрешь? —?вдруг спросил Бакуго, внутренне напрягаясь. Ждал он любого ответа, но не того, что выдала Очако.—?Разве тебе это важно? Есть какое-то дело? Мне кажется, что нет,?— тихо и равнодушно проговорила она и еще раз потерла щеку, видимо, подозревая, что у нее все лицо в туши.И даже сквозь потеки.Даже в ночных, поддернутых оранжевым светом, сумерках.Бакуго видел ясно: под глазами у нее черные синяки, а в тусклых глазах?— печаль и боль. И это ему нихрена не понравилось.—?Пошли куда-нибудь. Отсюда подальше, а? —?попросил он хрипло, удивляясь самому себе, что умеет просить.—?Не хочу,?— помотала головой Очако.—?Выбесил? —?с горькой усмешкой не то что спросил?— уже знал Бакуго. А только девчонка соврала, не сказала то, что думает:—?Нам просто не о чем говорить. Я пойду, ладно? —?тихо и вежливо отказала она. Уже сразу и на все дала отказ. Развернулась даже, чтобы уйти, но не успела.Потому что Бакуго в три прыжка ее догнал, схватил и, заткнув ладонью рот, к себе развернул, к груди прижал, от земли оторвал и поволок в сторону темных аллей.Почти киднеппинг, если бы Очако была ребенком, хотя с ее ростом любой с ребенком спутает.Конечно, где-то на задворках сознания Бакуго уже знал, чем это обернется. С полицией разговор точно будет?— вездесущие камеры, конечно же, зафиксировали его проступок.Более того, оказавшись уже на допросе, Бакуго бы ржал с самого с себя, потом бы отвесил себе смачную затрещину или наорал в лицо, что он думает о херовых поступках без капли рационального, если бы мог от себя отлепиться. Если бы мог себя остановить. Но херов окситоцин с коктейлем из эндорфинов и адреналина делали его вообще неуправляемым. И хоть щекастая девчонка ясно сказала, что видеть его не хочет, говорить?— уж тем более, чудовищу внутри него было абсолютно плевать. На последствия, на все. Сначала сделай?— потом сожалей.А девчонка даже не сопротивлялась. Обмякла в его руках, затихла. Уткнулась лицом ему в шею и звать на помощь не стала.И когда он ее на плитку беседки поставил, в розовый ореол мягкого света,?— датчики сработали и зажгли вмонтированные круглые светильники?— то отпускать все равно не стал. Крепко стиснул, прижал к груди, обхватил руками тонкие плечи. Наверняка так Очако всю тушь об его футболку вытрет, но да черт с ней, с футболкой. Выкинет эту тряпку, даже думать долго не станет.И как обнял Очако, скомандовал:—?Давай, реви. Если хочешь.И девчонка действительно всхлипнула, затряслась, зарылась носом ему в правую грудную мышцу, но слез у нее было всего ничего. Просто тряслась и всхлипывала. И это Бакуго сильно напрягло.Утешать Бакуго не умел и не любил, да и взял пухлощекую девку лишь для того, чтобы самому ее всю почувствовать. Испытать прилив окситоцина. Да только сладкая радость была завернута в колючую боль, и этого эмпатического пиздеца Бакуго уж точно не хотел.Вот почему он сказал:—?Бросай этого хера. И похуй, что центр скажет.Очако помотала головой и раздраженно стиснула ткань футболки, попутно ущипнув кожу на животе Бакуго.—?Он тебя всю выест. Сука.Никакого ответа. Только парочка всхлипов. Успокоилась быстро. Или усилием воли себя в руки взяла.—?Да что, блять, с тобой стряслось? Где ты так?..И тут Очако заворочалась, попыталась его отпихнуть, но сколько бы ни толкала ладошками, а выбраться из его, Бакуго, объятий не смогла. И когда поняла, что не сможет, тихо выдохнула:—?Пусти!Бакуго лишь сильней ее стиснул. Времени с их первой и последней встречи прошло дохера, и любая бы баба забылась, но нет, не Очако. Она въелась в него намертво, будто всегда и была. И чувство дежавю, смутное чувство нормальности происходящего толкало Бакуго обходиться с девчонкой так, будто она уже тысячу лет с ним коротает. И поэтому нет никакого резона что-то там говорить, выплясывать, какие-то брачные ритуалы соблюдать и тихонько ее к чему-то подталкивать.Хуевое ощущение, что ему можно все и прямо сейчас, когда нихуя, нихуя же нельзя! Ведь даже не партнеры, назначенные центром, и поди даже не друзья.И что у Очако спрашивать, как вообще с ней говорить, когда уже уверен, что все можно,?— Бакуго не знал.Поэтому он просто выпустил ее с чувством такого разгромного сожаления, что себе хотелось вломить. Или что-то сломать. Или просто проорать блядским звездам вопрос: ?Нахуя все так сложно?!?—?Сейчас уже поздно,?— как будто уловив, что он думает, сказала Очако и подняла на него блестящие от застывших слез глаза. —?Почему ты не мог меня обнять тогда? Но ладно… уже не важно, так?—?Нихуя не так,?— упрямо дернул головой Бакуго.—?Ты мне больше не нравишься,?— отвела взгляд она и снова пожала плечиками, а потом и нервно сцепила короткие пальцы в замок.И то, что сказала, ударило Бакуго прямо в грудь, аж в голове зашумело, а в ушах зазвенело. Наверняка давление от стресса, от перегрузки скакнуло. Только он не штангу жал в сто-с-чем-то кило без поддержки, не спринт бежал после месячного перерыва, а тупо с какой-то девкой говорил. Это его взбесило. Даже хотелось выпалить в духе ?Да ты сама та еще хуйня!?, но вовремя язык прикусил, сдержался. Ничего не соображал уже, а сдержался.—?Ты очень грубый. Эгоистичный человек. И тебе ничего не нужно,?— тем временем продолжала избивать его Очако. Прятала взгляд, отстранялась и все равно била,?— Я соврала, что не помню, как тебя зовут. Я помню. Просто… прости, мистер Грубиян, но я тебя ненавижу.—?С хуя ли? —?только и мог прохрипеть Бакуго, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Его херов источник окситоцина нихуя не считает его самого источником окситоцина. Это что, блять, и есть ?невзаимность?? Какого хуя она настигла его сейчас, а не когда он был сопливым пацаном? Какого хуя вообще?—?Мой психолог говорит, что я считаю тебя причиной своих… проблем. Наверное, считаю. Я уже ничего не знаю… —?и в голосе Очако снова зазвучали слезы. Она всхлипнула, утерла нос, но почти сразу собралась и твердо произнесла. —?Теперь я пытаюсь начать новую жизнь. Пусть даже с моим рейтингом…—?А с рейтингом что? —?перебил Бакуго и судорожно полез за коммуникатором. Открыл, считал, кто перед ним, и конкретно охуел.Язык отнялся так точно.Рейтинг Очако был даже хуже, чем у него. Примерно 3,2 балла, почти 3,3.—?И что? И как? И тебя выселили? Пиздец…—?Да, пока рейтинг нестабилен, меня перевели в другую квартиру. Но там травят муравьев, а у меня аллергия, не могу там жить. Нейто был добр и позволил переехать к нему, раз мы партнеры… —?чуть запинаясь в словах, пробубнила Очако и опустила голову еще ниже, будто стыдясь своей беспомощности.—?Чего не снимешь?—?Ну… это долгая история… —?смущенно пробормотала она и махнула рукой, будто говоря ?так, пустяки?.Вот только Бакуго к ней шагнул, навис над ней и сквозь зубы прошипел:—?Так давай, рассказывай! Хер ли тут строишь из себя?—?Не груби мне! —?вдруг резко осадила его Очако и гневно поглядела на него?— Бакуго невольно отшатнулся. —?Ты! Ты заставил меня почувствовать себя дерьмом! Ты убил мою самооценку! Добил! Из-за тебя я терпела… терпела их! Один меня и обокрал! А я была рада, что живет со мной, что кому-то нравлюсь! Все потратил, ничего не вернешь, и я теперь… теперь…Злые слезы снова блеснули у нее в глазах, но Бакуго, взвинченный ни на шутку, этого уже не видел:—?Ты, блять, сама прогнулась! САМА! Нехуй меня винить! —?заорал он ей в лицо и тут же получил удар?— маленькая ладошка хлопнула его щеке, и хоть это было не слишком-то больно, скорее унизительно, все равно взъярился и по-своему ей ответил. Оба запястья пережал, чуть девку от земли оторвал и встряхнул, а потом позволил на землю вернуться.Очако даже не вскрикнула, а просто ожгла его взглядом, полным ненависти. А потом твердым и ясным голосом бросила:—?Ты просто урод!Бакуго ее выпустил?— презрительно и нарочито медленно разжал на запястьях пальцы?— и отошел на два шага назад. Зло ухмыльнулся, хмыкнул и бросил в ответ:—?А ты дохуя тупая.—?Да, я глупая. Но мне хотя бы есть дело до чувств людей. Не подходи ко мне. Никогда больше.Бакуго коротко рассмеялся, задрал голову к куполу беседки, мельком обнаружил там щель и кусок неба с тусклой звездой на нем, а потом зло выплюнул:—?Да нахуй ты мне нужна? Хоть подыхай,?— не подойду.***Пошел он обратно не к особняку, а подальше, в темень. И от каждого его шага садовые фонари загорались и меркли. Преследовали, но тут же бросали след.Бакуго хотелось крушить деревья, топтать блядские фонари, если б те стояли домиками, а не были закопаны в почву, не были вмонтированы в дорожки. Хотелось найти кого-нибудь и так отходить, так почесать кулаки, чтоб аж костяшки вышли из суставных пазух.Ему хотелось боли. Хотелось смерти. Хотелось взять идиотку-Очако и утащить домой. Наверное, какой-то там процент всех изнасилований?— похуизм чистого вида, когда так любишь бабу, так хочешь ее, что плевать, согласится она или нет. Не можешь вытерпеть ее отказа.И наверняка эту Очако не раз так давили, раз у нее крыша съехала. Значит нет, он, Бакуго, так делать не станет.Поэтому он просто шел и шел вперед, ослепленный такой животной яростью, что пропустил и милующегося со своей женушкой Деку (они сидели в самой дальней беседке сада, и Деку, завернув полумертвую девчонку в плед, осторожно жал ее к своему боку), и трахающегося прямо на траве утырка-Каминари (кажется, под ним стонала та девка с кислотно-розовыми волосами, какую Бакуго видел еще в начале вечера).Едва и Кьёку не пропустил, но к тому времени чуть остыл и уже различал, кто и что перед ним.Кьёка с трудом держалась на ногах и, прислонившись рукой к дереву, пыталась что-то выблевать из себя. Она душераздирающе хрипела, дрожала всем телом и сгибалась раз за разом над идеальным газоном, и тонкие нитки слюны блестели в искусственном свете фонарей.—?Эй-ей! Эй! Да блять, какого хуя? Что сожрала? —?накинулся на нее Бакуго и, ухватив за шиворот, ее лицо к себе поднял. Фиолетовая помада у девы декаданса давно смылась, и только темные разводы у рта намекали, что там вообще что-то было.Та помотала головой, попыталась отдышаться и что-то сказать, но ее снова схватил пустой спазм. Вот только желудок из себя она выблевать не могла.И тогда Кьёка вцепилась пальцами в футболку Бакуго, устало рассмеялась и низким хриплым голосом пояснила:—?Не отравилась, нет. Алкоголь вообще не влез. Это все… все там… —?и она кивнула куда-то туда, за спину Бакуго. На аллею, откуда он вырулил.Бакуго смутно припомнил, как обошел потаскуна-Каминари, и тут до него дошло:—?Блюешь, потому что их видела?Кьёка мрачно рассмеялась. Смеялась и смеялась, пока ноги у нее не подкосились и она в руки Бакуго не упала, трясясь всем телом.—?А кто бы не блевал? Так мерзко… господи, так мерзко! —?и Кьёка залилась холодными слезами полутрупа, у которого надежды и быть не может.***Ну что ж, теперь они в одной лодке,?— это Бакуго понимал прекрасно. Их окружают охуевшие твари, которые сами не знают, чего хотят. Будь Бакуго не таким толстокожим, он бы, пожалуй, тоже блевал.От отвращения.От того, что среди этих блядких уродов надо как-то жить.И среди этой глупости тоже.Он слишком токсичный?— вот почему пухлощекая девка его отшила.И Кьёка токсичная?— вот почему Каминари не видит ее в упор. Боится ее черноты, ее готовности умереть. Бакуго бы тоже боялся, держался бы подальше.А только ядовитой гадине лучше с ядовитой гадиной.И поэтому две ядовитые гадины послали нахуй свадьбу и торт и покатили хер знает куда. Бакуго только бутылку воды прихватил, сэндвичей с собой набрал, чтоб трясущуюся Кьёку потом откачать?— у той опустел желудок, упали давление и сахар в крови, так что и ползать теперь его гадина не могла.Вот только Кьёка выбрала странную точку назначения. Бакуго не сразу сообразил, куда их вообще везет автопилот?— лишь когда через тридцать минут не показался город, начал подозревать неладное. Разбудив заснувшую по пути Кьёку (та отрубилась почти сразу, стоило Бакуго в машину залезть), он попробовал спросить, куда, но та отмахнулась, воды потребовала, а там и сандвич в рот потянула. Так и жевала тихо и мрачно. А потом отключилась обратно, не желая ничего пояснять.Ехали они долго, даже рассвет на горизонте среди полей и редких рощиц забрезжил. Но все-таки они управились до того, как взошло солнце?— спелое, подернутое сине-фиолетовой дымкой.Машина встала у водонапорной башни, смахивающей просто на башню, куда обычно драконы утаскивают принцесс. Только красный кирпич у той был замаран граффити сверху донизу, а лепнина и мелкие украшения совсем отвалились. Ненадежной выглядела и узкая кованая лестница, но Кьёка, из машины выбравшись, все равно на неё полезла. Причем без всякого сомнения.Лестница дребезжала от каждого чиха, даже Бакуго напрягся и под ней встал, чтоб, если придется, деву декаданса поймать. А пока так стоял, невольно видел, как ветер рвет лохмотья недоплатья, всему миру и одиноким елкам демонстрируя кружевные трусы Кьёки.Ее же саму вообще ничто не смущало. Она просто на верхушку башни залезла, села на покоцанный зубец и ноги свесила. Ни звать, ни прогонять Бакуго не стала.И тогда он сам полез.То ли рассвет поглядеть, то ли хер знает зачем.Ветер наверху казался крепче и яростнее, а деревья под ногами?— мельче и пушистей. Где-то далеко в тяжелой дымке тух город и сверкал наглыми огнями, будто тысячеглазое чудовище. А по другую сторону высились почти пологие горы. Так себе горы, скорее переростки-холмы, обсыпанные лесом, с редкими венами-речками.—?Туда погляди,?— ткнула Кьёка пальцем куда-то в гору. Бакуго присмотрелся и увидел сверкающий многими гранями купол.—?И чё? —?не понял он и сильно нахмурился. Ему уже хотелось спать. Или напиться, а потом спать.—?Это конец мира,?— спокойно пояснила Кьёка. —?Зайдешь туда?— и все. Поэтому все там перегородили. Сетка под током. Года два думала найти дыру, да нет, поймали. Охрана там есть.—?Ты, блять, совсем поехала? —?Бакуго скривился сильней. Где-то у виска начала свербеть мигрень?— ну вот ее-то и ждал, как же!Кьёка пожала плечами и с угрюмым видом пнула пяткой стену башни. Сгорбилась, положила подбородок на кулак, а локоть?— на коленку, и только тогда пробурчала:—?Ты пешком попробуй куда пойти, дойдет. Мир маленький. Охуенно маленький. И это пиздецки страшно. Но там… —?и Кьёка выпрямилась и кивнула в сторону горы,?— там все будет понятно. Сразу. Если и вырваться, то там. Больше неоткуда. Зачем тогда так охраняют?Рассвет разгорался ярче, и желтый свет вдруг накрыл лица Кьёки и Бакуго. Он зажмурился, а она попыталась распахнуть глаза шире, чтобы впустить в зрачки беспощадные лучи.—?А я ебу, зачем? И что там вообще?—?Планетарий.Солнце поднялось над ними, и было огромным, беспощадным, чудовищным. Почти таким же, как их судьба.***Вернулись в квартиру Бакуго они к полудню и сразу легли спать. Точнее, почти сразу: Бакуго Кьёку в душ все-таки погнал и проследил, чтоб зубы почистила, а иначе кислота эмаль разъест.—?Заебешься потом дырки лечить, беззвездочная! —?для острастки выдал он, да Кьёка не особо сопротивлялась.И на этот раз они вповалку спали: Кьёка не стала морозиться, а сама к его боку прижалась, а потом его грудь и руку придавила тощим телом, даже ногу на него закинула. И Бакуго бы удивился, с хуя ли, да слишком устал удивляться.Все-таки Кьёка, его ядовитая гадина, была более или менее предсказуема. Более или менее.Да вот проснулся он к вечеру и от того, что Кьёка совсем на нем разлеглась, и когда дернуться попытался, девку с себя скинуть, она над ним нависла, ошпарила злым и холодным ?Не сопротивляйся!? и поцеловала его, как ужалила. Чертово кольцо в ее губе царапнуло его губу, а скользкий холодный язык чуть ли не гланд коснулся. Бакуго вздрогнул, аккуратно Кьёку за уши взял, за челюсть, и от себя отодрал. Она же поглядела на него с болью, ядовито ухмыльнулась и прошипела:—?И ты туда же? Ну, давай, придумай, почему нет!—?Да заебали потому что мной хер пойми кого заменять! На хуй иди! Хоть к тому же Каминари, поняла?! И кольцо, блять, с губы сними. Лизаться с тобой?— что с банкой с гвоздями!И Кьёка, оттопырив губу, кольцо и правда сняла. И швырнула куда-то?— звякнуло о пол и исчезло. Теперь даже если квартиру перероешь, хер найдешь.—?Доволен? Что еще во мне мешает?! —?рявкнула она, и на ее бледных щеках проступили пятна злого румянца.?Это уже предел. Это уже блядский предел и ее конец. Это херов конец. И выпутаться тут?— никак?,?— смекнул Бакуго, на постели сел и, когда его лицо оказалось практически вровень с лицом Кьёки, тихо сказал:—?Вот нахера это все начинаешь? Пожалеешь потом. Может, резать себя начнешь…—?Мои проблемы. Даже повешусь если?— мои! —?резко отсекла она и поглядела на него жадно и зло.—?Ты же таких, как я, ненавидишь, а? Давай, вспомни подвал,?— Бакуго хотел было сковырнуть корку со старой раны девы декаданса, но не рассчитал?— Кьёка не испугалась, а еще больше завелась.—?Да не надо заливать тут, тебе плевать! Плевать абсолютно! Таким, как ты, всегда плевать!—?Ну охуеть, все за меня решила! Да не встанет на тебя, ты пойми! Ты же, блять, как…—?Труп? —?хохотнула Кьёка, а на ресницах у нее заблестели слезы.Бакуго скривился, стукнул себя по лбу кулаком и рявкнул ей в лицо:—?Как сестра! Может, кому и заебись сестру трахнуть, но мне… Мне нихуя не заходит.Услышав его слова, Кьёка вся задрожала, закрыла лицо руками, но слезы у нее так и не полились. Она тряслась и тряслась, и Бакуго только и мог, что в ужасе глядеть на нее.Да, он ее убил. Убил этим братским своим отношением.Что она ему не женщина, не дырка даже. А эта святая, которая так жутко и пронзительно поет. Вечная сестра, причем для всех. Которую ни трахнуть, ни любить нельзя.Вот ее бремя. Вот ее проклятие. Вот ее боль.И Бакуго сломался под ее бременем:—?Ладно. Тащи сюда свою тощую задницу. Только резинок у меня нет,?— угрюмо позвал он и низко склонил голову.Кьёка же отняла ладони от лица, мрачно усмехнулась и хрипло выпалила:?— А я с год крови не видела. Может, и бесплодна. Навсегда.