Chapter five. Among the fun is hidden the woe (1/2)
Из-за близости осеннего сезона балов, что проводили каждые уважающие себя дворяне, а Ти Спирсы уважали себя ничуть не меньше, чем любые другие представители знати, в поместье наступили тяжелые деньки. Гости к Ти Спирса приезжали не часто – все же поместье было далеко от Лондона, но приехав, останавливались на пару дней. Чаще всего это были графы, маркизы, виконты, порой и более высокопоставленные особы, но все они были связаны с Лордом Ти Спирсом, а точнее с его службой. Большую часть осени Лорд Ти Спирс проводил в разъездах по портам, проверяя грузы и корабли, зимой оставался дома, а в середины весны и почти до самого конца лета проводил на континенте, а посему застать дворянина в поместье было не так-то просто.Согласно списку Леди Корнелии, за неделю Ти Спирсов должны были посетить граф и графиня Бедфорды, Виконты Дорманы, бароны Нортвуды, граф Сасекс, барон Мидлхил, маркиз Олум, а также несколько крупных купцов, представители Ост-Индийской компании, председатель правления банка «Контененталь» и более мелкие сошки. Ти Спирсами было решено проводить два приёма – один для представителей знати, второй для представителей буржуазии. И если для приёма купцов Ти Спирсы не считали нужным проводить какие-либо пышные празднества, то для местных сливок общества, часть которых часто проводит время в столице, нужен был размах. Лорд Вильсон составил совместно с Блэком список необходимых продуктов и покупок, а сам, позвав камердинера, углубился в деловые отчетности, так как хотел воспользовавшись случаем, переговорить со своими состоятельными друзьями о некоторых трудностях, связанных с их общей деятельностью. Батлер, получив точные распоряжения, а также необходимую сумму, приказал заложить крытый тарантас, использовавшийся специально для выезда за покупками, а также использовавшийся Леди Корнелией для весенних прогулок и поездке с сыном к родне, когда отец семейства находился за океаном. Целые сутки дворецкого и экономки не было в поместье, но слуги, выдрессированные за годы строгостью мистера Блэка работали как прежде. Перед тем, как уехать в город, дворецкий раздал всем указания, определив Грелля в помощь Кларе – высокой, худой, темноволосой прачке. Мальчику было велено носить воду, менять её, развешивать белье – нужно было выстирать все простыни и наволочки, полотенца и другие постельные принадлежности, ведь многие гости могут остаться на ночь, а также помогать Эмилии разносить высохшие, поглаженные вещи по гостевым комнатам. Эмилия и Анна обязаны были подготовить гостевые комнаты, приведя их в соответствующий вид.
В который раз Сатклифф поразился труду, падавшего на плечи женщин и мужчин. Ему было тяжело таскать огромные мешки навоза для подкормки растений, чистить конюшни и носить вёдра воды, но не менее тяжелой оказалась работа прачки. Прачечная комната помещалась в старой части поместья у старого перестроенного камина, что вначале своей постройки грозил спалить дом плохой тягой. Это была небольшая продолговатая комната с маленькими окошками под потолком. У стены комнаты стояло несколько деревянных корыт с мыльной и чистой водой, а рядом плетенные корзинки с бельем. В прачечной работала Клара и две девочки тринадцати-четырнадцати лет, взятые по случаю приемов из деревни в качестве помощниц. Иногда, когда работы предстояло особенно много, Блэк нанимал деревенских подростков и взрослых для работ в поместье.Клара и девочки – худую, бледную, с длинными руками девочку-подростка звали Нэнси, а вторую – розовощекую, дородную и крепкую – Пэгги, стирали, полоскали и выжимали бельё, после чего развешивали его на улице.
Греллю было велено носить воду, но так как вода менялась не часто, Клара решила, что он мог бы и помочь им стирать. Девочки захихикали, но как-то странно. Худая Ненси хихикала как-то издевательски, а пухлощекая Пэгги задорно, подмигнув растерявшемуся мальчику. Сатклифф, изнывавший от скуки, согласился помочь Кларе и был неприятно удивлен температурой воды. Она оказалась невероятно холодной. Он внимательно посмотрел на руки девушек – те были красными и холодными, с натёртыми запястьями. Грелль заметил, что и у Клары, которая, как ему казалась была красива, руки были совсем неаккуратными, а кожа на них казалась более старой и отталкивающей. Потом он подумал, что должно быть, из-за мыла и воды такие руки станут и у Ненси с Пегги, если те продолжат работать прачками. Было ужасно неприятно стирать в холодной воде и Сатклифф обрадовался, когда Клара попросила его поменять им воду, чтобы вытащить свои руки из того холодного корыта.- Почему бы не нагреть воду в камине? - Поинтересовался Сатклифф, закончив наполнять корыто.- Камин топят только зимой, уж очень он старый и сильно дымит, - ответила Клара. – Из-за него здесь нельзя сушить бельё – оно сразу пропитывается дымом и пачкается сажей. Да и расходы на прачечную не учтены, а потому его нечем топить. Грелль кивнул. Ему казалось несправедливым, что Ти Спирсы не учитывают подобные расходы, но, после подумалось ему, наверняка, в лондонских домах дела обстоят ещё хуже, ведь у них под боком нет своего леса, как нет и деревни, что обеспечивает хозяйский стол.
Девушки вновь принялись за стирку, а Сатклиффу поручили развесить белье. Быстро справившись с этим заданием, юноша вернулся в прачечную, там пахло мылом и грязным бельем, человеческим потом. Прачки взмокли от труда, но, кажется, подобная работа была им столь привычна, что они напевали песни. Клара начала песню:
- Подходите, красивые и трепетные девушки,В самом расцвете своей юности.Будьте осторожны, следите за своим садом,Не позволяйте никому украсть свой чабрец,*- Не позволяйте никому украсть свой чабрец, - подхватили девушки. Грелль молчал, слушая их пение. Ему нравились песни, но иногда они нагоняли на него печаль. Конечно, бывали песни весёлые и пошлые, но отчего-то песни, которые пели женщины о любви и обмане задевали его сильнее, хоть он и не чувствовал никогда привязанности к кому-либо. Женщины пели печальные песни, красивыми или хриплыми голосами и было в этом пении что-то хватающее за душу. Клара допела песню и её повторила Пэгги, и Сатклиффа поразил её голос. Полнощекая, пышащая жизнью, с яркими глазами она пела особенно-проникновенно и чисто, а когда дошла до последнего куплета поглядывала на него и улыбалась.- Сын садовника, живший неподалеку,Преподнес мне три цветка:Гвоздику, василек и фиалку обыкновенную,И куст алых-алых роз,И куст алых-алых роз. Грелль смущенно отвернулся, а Ненси хихикнула. Пегги же продолжала петь, улыбаясь ему. Кажется, он ей нравился и это смущало мальчика.
Закончив петь про чабрец, Клара затянула песню – Увы, увы*, а девочки, видимо не знали её, поэтому слушали молча, стирая бельё.- Я была леди известная в светеМой дом родной – холодная странаЯ была леди – лучшая в том свете,Когда Лорд Дуглас полюбил меня.Сатклифф слышал все эти песни очень давно – многие девушки и женщины пели их за работой на улицах Англии, пели и более веселые, но, людям, привыкшим жить в бедности и нищете, привыкшим к лишениям нравились песни грустные, такие, чтобы выплакать свое горе и уж более не думать о нем.Стирка длилась долго, но иногда девушки отдыхали, потирая свои замерзшие руки, особенно Ненси, она начала чихать.- Прачки всегда ужасно болеют, - заметила Клара, - особенно осенью и зимой, когда вода очень холодная, но это ещё что.
- О да, - согласно кивнула Пэгги, - у вас есть корыто, а я с маменькой на речку хожу стирать.Грелль с ужасом посмотрел на полнощекую девушку. Стирать зимой в реке! Какой кошмар.- Да, я тоже раньше так стирала, - согласилась Клара, - жуткое было время. Помню, однажды зимой было очень холодно, я потом неделю с жаром лежала.Девочки сочувственно закивали.
Сатклифф почувствовал себя не к месту. Обычно юноши и мальчики всегда работали отдельно от женщин и девочек и не знали всех тягот, что ложились на хрупкие плечи последних. Раньше Греллю казалось, что мужской труд куда сложнее, что быть мужчиной более тяжело, но смотря на этих девушек, ведь Пегги и Ненси были почти что брачного возраста и Клара, что несомненно, была ещё девушкой, ведь у неё нет мужа, да, смотря на них, слуга понимал, что мужчины недооценивают труд женщин. Это были странные мысли, но они тревожили его. Отчего-то Грелль знал, что обладает поистине тонкой натурой, тонкой и очень впечатлительной, а потому многие незаметные большинству людям вещи – могли привести его в сильное волнение. Закончив помогать с водой – Грелль направился к Эмилии и решил поделиться своими наблюдениями. Выслушав мальчика, горничная прижала его к своей груди и нежно поцеловала в лоб.- О, милый мой, - прошептала она, обнимая его, - никогда, слышишь, никогда не забывай этих слов! Никогда, никогда. Помни, мальчик, как тяжело быть женщиной и не забывай о том, как сложно быть мужчиной.
Горничная выпустила его из объятий и отвернулась, смахнув едва выступившие слёзы.- Ты будешь замечательным человеком, когда подрастёшь, Грелль, очень хорошим. Не злым. Не забывай о том, какие горести приносит судьба женщинам, не обижай их.Сатклифф растерянно кивнул.
- Я Вас обидел? – поинтересовался он, видя, что Эмилия пытается успокоится.- Нет, что ты. Я – наоборот рада, что ты сказал это. Ты будешь честным мужчиной, Грелль, очень честным. Не таким, как другие. Голос девушки дрогнул, и она, отвернувшись, принялась усердно убираться. Сатклифф молчал. Он понял, что она хотела сказать. Понял, что кому-то удалось украсть чабрец в её саду, о чём она горько сожалела. Грелль не мог винить её, но и винить другого человека тоже не мог. Он не знал, как должно думать и вести себя в таких делах. Старик Хадсон бы, несомненно, осудил бы девушку, освистал бы её и устроил жуткую проповедь, а конюх, весёлый малый, просто бы пожал плечами, он бы и сам, небось, сорвал чей-нибудь чабрец. Сам мальчик был слишком далек от всех этих отношений между женщинами и мужчинами, а потому просто не задумывался о том, что правильно, что нет. Одно он знал точно – нечистых женщин, если только они не вдовы, очень не любят. Он знал сколько горя пережила его матушка, а потому не мог винить других женщин в их грехах. Разве мужчины не менее виноваты?
Больше они к тому вопросу не возвращались. Успокоившись, Эмилия, сама стала напевать песенки, только более весёлые, видимо, она пыталась разбавить мрачную атмосферу. Грелль менял белье, натирал зеркала и лакированную мебель, Эмилия чистила канделябры, ковры и полы.
Работа затянулась надолго, до самого вечера, а потому проверял её, уже прибывший Блэк. Дворецкий выглядел собранным и серьёзным, а усталость совсем не прибавляла ему благодушности, но к работе мальчика мужчина не цеплялся. На следующий день Грелля, горничных, девочек, прачку и нескольких мужчин отправили работать в танцевальном зале, гостиной и столовой. Мужчины переносили и передвигали мебель, Грелль и девушки тщательно все вымывали. Только дочь кухарки избежала работы в зале, так как кухня всегда жила своей жизнью. Иногда мальчик задумывался, кто там теперь вместо Колина, наверное, какой-нибудь деревенский сорванец, а может быть теперь там работают только взрослые.
Сатклифф должен был вымывать с Эмилией и Анной полы в бальном зале, натирая их воском. Девочки и Клара мыли окна, а мужчины помогали вешать им выстиранные портьеры. Из «чердака», роль которого выполняла отдельная комната в старом поместье, достали картины, которые убирали из бального зала летом от палящего солнца, чтобы краска не трескалась и не облетала. Кроме того, нужно было натереть все канделябры, люстры, вычистить карнизы, протереть клавесин, поставить столы, накрыть их, достать запасные сервизы, где на кухне их приведут в порядок, заменить свечи, украсить залы осенними гирляндами, а сколько дел было в гостиной и, упаси боже, в столовой! Истинная мука!
Мальчик носил воду, натирал полы, чистил щетками колонны, выковыривал застывший воск из подсвечников, помогал мужчинам носить не слишком тяжелую мебель – стулья, картины и прочую мелочь, что обычно покоилась в отдельной комнате старого дома.Во всей этой кутерьме и суматохе, Грелль старался быть полезным, ведь над работающими то и дело возникал батлер. Блэк находился у себя в комнате и вёл строгий учет приготовлений к столу, рассчитывая количество блюд и персон, закусок, выбирая подходящую посуду. Подобные приёмы всегда были тяжелым испытанием для всего персонала поместья Ти Спирс.
Вечером Блэк дотошно проверял работу слуг, сыпя ругательствами.
- Клара! – возмущался батлер, - и так ты помыла окна! Переделать завтра немедленно!
Чтобы ни одного развода, иначе не видать тебе иной работы, как полоскание белья.- Анна! – не меньше кричал он, - я приказал вам протереть панели! Чем Вы их протирали?
- Тряпкой, сэр! – отвечала девушка.- Тряпка у Вас на голове, - рявкнул батлер, - завтра почистите щеткой.- Сатклифф! Объясните мне, чем Вы занимались всё это время?- Работал, сэр, - с легкой дрожью, ответил мальчик.- Чем? Языком! Лучше бы Вы его проглотили. Эти подсвечники никуда не годятся. Переделать!Грелль кивнул. Он понимал, что у него плохо получилось, но, они такие старые – все эти канделябры, что вековая грязь не вымывается из них. Он и так потратил два часа выскрёбывая воск ножом. Дворецкий, неудовлетворенный работой, отпустил слуг спать. Утром все повторилось, но на этот раз уборка проходила в общем зале, кроме того, пришлось переделывать вчерашнюю работу. Девушки чистили мебель, Сатклиффу достался камин и к его великому ужасу, дворецкий решил, что камин следует прочистить, а самым худым и маленьким оказался именно Грелль. Выведя мальчика на улицу, двое рабочих – Томас и Джон поднялись с Сатклиффом на черепичную крышу и крепко обмотав верёвку вокруг его талии, закрепили её на одной из труб. Вручив слуге специальный ерш, предварительно заставив мальчика одеть непонятные лохмотья, мужчины медленно опускали его в трубу.В трубе было ужасно узко и нечем дышать. Грелль тер щеткой стены и пыль с остатками углей вздымалась вверх, забивая нос и рот. Мальчик жутко кашлял, его глаза покраснели и он задыхался.Сатклифф медленно дышал, пытаясь задерживать дыхание.Закончив чистить трубу, он вскарабкался наверх, вдохнув свежий, чистый воздух, закашляв.- Да парень, - хлопнул по спине мальчика Джон – высокий широкоплечий мужчина в теплой рубашке и длинном жилете одного цвета с штанами, - жив?Грелль кивнул.- Да уж. Ешь больше, а то так и быть тебе трубочистом. Скверное дело.- Очень, - согласился мальчик.- Да, - повторил Джон, - ты прям как мой дядюшка Линд – тот всю жизнь был, как селедка. Ей-богу, селёдка, его так все и называли. Тоже был трубочистом, только недавно умер.
Сатклифф не сомневался, что человек, постоянно дышавший пылью и углем – умер, ему и самому казалось, что он вот-вот задохнётся. Но мучения Грелля не закончились чисткой одного камина. Дворецкий, рассудив, что нет смысла нанимать в городе трубочиста, если есть Сатклифф, приказал ему почистить остальные шесть труб. К концу дня Грелль и сам превратился в уголь, весь обмазавшийся в саже и надышавшись пылью. Дышать было совсем тяжело и с непривычки мальчик много и часто кашлял.