Chapter seven. The clemency (1/2)
Всю ночь мальчик проплакал, запертый в кладовой комнате, где не было ничего, кроме ведер, щёток и тряпок. Холодный воздух проникал через прощелины в полу, заставляя слугу сжаться от холода. Затылок и щека перестали ныть, но едва ли Грелль замечал боль; все его мысли были заняты словами дворецкого о том, что утром мужчина расскажет всё хозяину Ти Спирсу и потребует увольнения столь бездарного слуги.
Увольнение из такого дома означала голодную гибель для мальчика - там, за стенами поместья ожидал холод и голод, боль и унижения, через которые Сатклифф боялся пройти ещё раз. Мир, где нужно драться за кусочек хлеба против мира, где его можно заработать; мир, где нет крыши над головой и дом, где уютно и почти тепло. Как мог он лишиться всего этого? И что же ему делать, чтобы избежать столь страшной участи?
Грелль снова и снова вспоминал жизнь - голодную, жестокую и страшную, которая едва не стала причиной его смерти и воспоминания эти заставляли сочно-зеленые глаза наполняться слезами. Почему? Почему он должен вернуться туда, где процветают только воры и головорезы? В прошлый раз ему лишь чудом удалось уберечь себя от беды, жестоко поплатившись за воровство хлеба на улице. Будь бы он женщиной, то мог бы зарабатывать телом, как и его мать, когда-то давно. Да, его мать и правда была проституткой, но стала она такой только после рождения мальчика, чтобы прокормить его и себя. Грелль никогда не видел этого - мать всегда выгоняла его на улицу, да и было это всего пару раз.Соседские мальчишки рассказали ему, что значит, когда мужчина приходит к женщине.
В голове мальчика не возникало никакой идеи, кроме как пойти работать на мануфактуру - в подмастерье его никто не возьмёт, ведь он с улицы, без репутации и знакомств. После такого провала в поместье Ти Спирс путь слуги также останется закрыт для него, а больше ничего не остаётся - только переступить закон и начать воровать либо умереть от голода.
Сильно устав, мальчик не мог уснуть - спать на полу было слишком холодно, а сидя - неудобно. К утру Грелль выглядел совсем плохо, его глаза раскраснелись, а лицо осунулось и побелело. В подсобку не проникал солнечный свет, и он не знал было ли уже утро или всё ещё царствовала ночь. Неизвестность мучила своей тишиной, но Сатклифф не смел нарушать её, боясь худшего.
Джемс Блэк тоже не мог уснуть всё ночь, как и слуга, дворецкий раздумывал над участью мальчишки и ничего не могло смягчить его жесткое сердце по отношению к этому ребенку. Страх от пережитого преследовал Джеймса, казалось, сам воздух пропитался осуждением его мыслей. Готовый наложить на себя руки от отчаянья, мужчина упал коленями на пол и начал яростно молиться богу, стоя у окна. Он твёрдо пообещал себе избавиться от наваждения, выкинуть породистого щенка на улицу и забыть, как страшный сон. Ужас, охвативший мужчину от осознания, чего потребовало его тело, наложил на него такой отпечаток, что, пожалуй, появись бы Сатклифф у дверей его комнаты, дворецкий бы получил удар. Блэк молился Деве Марии, прося её избавить душу от греха, что возник в ту роковую минуту. "О, Дева Мария, - шептал он, как заведенный, - избавь меня от лукавого, избавь от наваждения. Даруй покой душе моей, прошу". Джеймс никогда не отличался сильной набожностью, но был человеком твердой веры и то, что произошло с ним не могли вселить ужас. Содомов грех опустил ему руку на плечо, тяжелый и страшный, один помысел о котором, навсегда смывает с честного христианина его чистоту. И хоть чистым Блэк никогда не был, подобные мысли ещё никогда не приходили в его голову. Подобно многим жестокосердным людям, дворецкий считал себя человеком стойких взглядов, любовь в ближнем он умело заменял отцовской строгостью к подопечным, считая своим долгом заботиться об их нравственности, и в этой строгости мужчина не видел ничего другого или предосудительного. Пожалуй, он и сам не замечал, когда бывал строг, а когда жесток, но строгость делала ему честь в его же глаза. Его добродетель всегда заключалась в архангельском осуждении порока, а не в Христовом милосердии к грешнику. Горячая молитва позволила мужчине несколько успокоиться, истощив его духовно, даровав крепкий сон. На утро дворецкий, раздав слугам указания, не спешил открывать мальчика, искренне не желая его видеть, но держать того взаперти, как вора, было неприятно, ведь впереди встреча с господином Ти Спирсом. Наконец, решив, что мальчишка вряд ли куда-то денется, мужчина поручил Кларе позаботиться о нём до обеда.
Тревожить господина подобными мелочами дворецкий не хотел, но разбитый сервиз – дело серьёзное. Дворецкий знал, что это довольно старый сервиз, бывший у хозяина ещё до поступления на службу, а потому подсчитать его точную цену представлялось невозможным. Быть может, это был дорогой подарок, и его утрата окажется бесценна? А быть может, обычный старый сервиз, который при желании можно заменить на новый. Сам по себе сервиз не представлял большой ценности – блюдца и чаши были украшены без позолоты и имели лишь пару легких серебряных орнаментов на белом фарфоре. Форма чаши также не отличалась особым изяществом, что сбивало цену.
После обеда Блэк постучал в кабинет господина, застав его вместе с Генри Райтхандом – камердинером сэра Ти Спирса. Мужчины обсуждали торговлю в колониях или что-то такое, так как Джеймс слышал слова: «плантации табака, невольники и корабль».
- Прошу меня простить, - произнёс дворецкий, слегка поклонившись. – Вчера на кухне случился некий казус и, если позволите, я бы хотел знать, когда могу обсудить его с Вами.- Что-то серьёзное? – поинтересовался аристократ, перебирая бумаги.
- Едва ли всё очень серьёзно, - мягко заметил мужчина. – Понимаете, вчера слуги частично разбили столовый сервиз из белого фарфора с серебряной каймой.
- Так, - потянул хозяин.- Старый сервиз, сэр, - пояснил дворецкий, - цену которого я не могу знать. Преступник пойман, но я затрудняюсь в выборе меры наказания. По моему убеждению, подобный проступок должен наказываться увольнением.
- Вполне, - согласился аристократ. - Но покажите мне этот фарфор и того, кто его разбил. Мне интересно знать, по какой причине был погублен сей сервиз.- Да, сэр. Дворецкий вернулся вниз, в крыло, где жили слуги, бесцеремонно входя в комнату мальчика. Грелль, сидевший на кровати у стены, соскочил с места, сжавшись от страха. Блэк сурово посмотрел на него и приказал жестом следовать за ним. Сердце юного Сатклиффа отчаянно билось – мысль о том, что его вызывают к господину пугала.Мальчик едва поспевал за быстрыми и широкими шагами мужчины, не поднимая голову. Его глаза всё еще были красными от высохших слез, а лицо не посвежело – Грелль побоялся засыпать, зная, что его могут позвать в любой момент. Перед дверью кабинета Ти Спирса они остановились и батлер, осведомившись, что господин может принять его, жестом пригласил мальчика зайти внутрь.
Грелль виновато зашёл в кабинет, сжавшись, как котенок, испуганно смотря в пол. Он боялся поднять глаза вверх и встретиться с суровым взглядом хозяина. Ох, лучше бы его выпороли, чем вели сюда. Он бы всё стерпел, всё-всё, но только не осуждение со стороны своих господ.
Джеймс поставил перед аристократом уцелевшие чашки и блюда от сервиза, после чего отошёл в сторону, позволив господину внимательно изучить их.
- Что ж, - вымолвил наконец Граф, - Вы разбили этот сервиз, юноша?
- Да, сэр, - дрожащим голосом пролепетал Грелль, поднимая на мужчину красные глаза и осунувшееся лицо.
- Как Вы его разбили? – поинтересовался дворянин.- Я носил чистую посуду, сэр. Её было много и поэтому приходилось складывать все помытые тарелки и чашки в одну стопку. Я хотел поправить покосившуюся стопку, но задел одну тарелку и несколько чашек и тарелок полетело вниз и разбилось. Сэр! Прошу! Не выгоняйте меня.Грелль упал в кабинете на колени и пытаясь сдержать рвущиеся наружу слезы, продолжил.- Я очень-очень виноват, но я искуплюсь. Я буду хорошо трудиться и выкуплю разбитый сервиз. О, прошу! Прошу! Не выгоняйте меня! Всё, что угодно, не выгоняйте меня! Прошу!- Хватит, - строго сказал аристократ и Сатклифф чудовищными усилиями заставлял себя не рыдать вслух, закрыв глаза руками.
- Что Вы думаете об этом, Блэк? –наконец произнёс хозяин.- Мальчишка слишком криворук для работы в поместье, - холодно сказал мужчина.
- Позвольте, - вмешался камердинер, стоящий всё это время недалеко от господина. – Этот мальчик, может и не лучший работник, но очень хороший и исполнительный. Я видел, как резво он чистил ковры и натирал перила воском, видел, как хорошо он работал у садовника.
- Позвольте оставить своё мнение при себе, сэр, - огрызнулся Блэк. – Здесь я отвечаю за персонал.
- Хватит, - вновь произнёс аристократ, но на этот раз обращаясь к мужчинам. – Пусть Леди Корнелия решит этот вопрос, ведь, на сколько я помню, этот сервиз был её подарком от некого маркиза.
- Да, сэр. – Ответил дворецкий.