XVI Past (1/2)
"Песочный город, построенный мной,Давным давно смыт волной.Мой взгляд похож на твой,В нем нет ничего, кроме снов и забытого счастья".Крематорий - "Мусорный ветер" Николь останавливается только потому, что чувствует головокружение и тошноту из-за долгого бега. И вдруг оборачивается, пытаясь понять, где находится. Со всех сторон ее окружал густой непроходимый лес, а полная луна, казалось, зашла куда-то за голову.
Это было какое-то монументальное сооружение, со временем рассыпавшееся в пыль и труху – сквозь пустые глазницы бойниц просматривались звезды, а камень в некоторых местах даже обвалился совсем. В ночном небе кружились, сбрасывая перья, вороны.Девушка приваливается к одной из каменных стен только потому, что силы иссякают, а своих коленей она почти не чувствовала, сразу же почему-то подмечая, что в посторонней помощи обращенная не нуждается. Какие-то модные джинсы цвета затертого денима теперь не казались брюнетке такими прекрасными после того, какНиколь, споткнувшись о сотни раз проклинаемую корягу, полетела с крутого обрыва прямо в прелую листву. Ткань на коленках продралась до основания, обнажив худые острые коленки с красными кровавыми разводами – раны заживали лениво и неспешно, причиняя своим шипящим покалыванием еще больше боли.Николь даже не смогла понять сразу, отчего бежала, поддавшись инстинктам и треску в висках, словно кто-то крутил в голове железный винт: ее напугали вырвавшиеся воспоминания или отвратительный сладкий запах прелых фруктов, преследовавший от самого города?
Николь пытается укрыться от чужих глаз - вечером в паб таверны стекались все гуляки, воры и карманники, утром же, до рассвета солнца, сюда приходили лишь полоумные странники, лишившиеся рассудка. Лондон кипел жизнью ночью, но никак не ранним утром, когда на дорогах еще не появились первые лошади, а роса еще не успела сойти с травы. Наглухо закрытые оконные ставни не пропускали ни единого луча света, который мог бы развеять тоску и заставить смотреть, как пыль оседает в солнечных лучах, как нежится молодая рыжая трактирщица в его касаниях, и как вместе с ней нежится под солнцем огромный кот, самозабвенно растянувшийся прямо на деревянной стойке.Ничего этого не было, и Николь пришлось моргнуть несколько раз, чтобы убрать утопическую картину обратно.
Трактирщик смотрел на неё подозрительно, словно уличил в чем-то, чего не знала сама Монтеграль. Девушка пила какой-то очень разбавленный алкоголь, что больно обжигал горло, но вместе с тем приятно согревал лучше любого пледа. Железная кружка была в чем-то липком, видимо, ее не очень хорошо отмыли с прошлого раза, она пахла чьими-то прокуренными губами, крепким ромом и грубыми пальцами, воняющими дешевым табаком.
Брюнетка уже клевала носом, уставшая смотреть на еще двоих посетителей, которые в плащах с капюшонами притаились в другом углу, оба потягивали виски, пахли железом и кровью, еще от них исходил какой-то странный черный смрад, напомнивший о Париже.Путники тоже, должно быть, заметили, что Николь обратила на них внимание, поэтому сейчас перешептывались, а один из них указал краешком курительной трубки прямо на девушку. Сейчас её это не пугало абсолютно, пусть они могли быть кем угодно, а под рясой мог прятаться как убийца, так и святой.Дверь распахнулась неожиданно, потревожив мирный покой в таверне, откуда едва-едва успел выветриться вечерний табачный смрад и хмельной дух. Кот, спящий на одном из стульев, недовольно дернул ухом, потому что вошедший прямо от двери торжественно произнес:
- L'exactitude est la politesse des rois!*Николь тот час обернулась на знакомый низкий голос, а Элайджа, между тем, ловко пропетляв меж незаставленных стульев и столов, поднял руку Николь и изысканно коснулся тыльной стороны холодными и обветренными губами.
- Mon roi**,- с еще не проснувшейся лукавостью отвечает брюнетка, жадно поглощая глазами Первородного, и то, как он садится за стол, тут же дернув носом:- Ma reine, что за гадкую нелепость ты пьешь?
Николь бросила взгляд на двоих мужчин в рясах из темной зелени, которые навострили уши сразу же, стоило Элайдже войти. Они даже на несколько мгновений отложили трубки, блестящими от неярких свечей глазами поглядывая на пару из-под ниспадавших капюшонов.
- Тебе нужно больше есть, Nicole. Есть и отдыхать. Тебе необязательно ждать моего возвращения каждый раз,- Майклсон осуждающе покачал головой, проследив за взглядом своей подопечной, который упирался точно в угол.- Они смотрят на меня уже несколько часов, Элайджа... - выдавила из себя Николь, найдя силы отвернуться.- И говорят... о торговле.
Мужчина утвердительно промычал, даже не удостоив двоих незнакомцев взглядом - Элайджа лишь прикрыл глаза и втянул сухой воздух, к которому ко всему прочему примешивались еще и их личные запахи.- Я слышал, что на тракте сейчас неспокойно. Вчера пропали еще две девушки,- немного подумав, ответил Бессмертный, недовольно сощурившись.- Иди с ними. Я разрешаю. Но только ночью.
Мужчина вдруг поднялся, и, нарочито громко произнеся, что уходит спать, отправился к лестнице, ведущей на второй этаж. Его разрешение еще долго звенело в ушах, несколько часов, когда туман наконец развиднелся, а посетители, обрюзгшие после ночного торжества, стали сползаться вниз.Два незнакомца в рясах сидели до полудня, а затем, перекинувшись парой слов с трактирщиком, ушли наверх, видимо, сняли комнату. Как только стихли шаги, а затем послышался скрип старых половиц в какой-то из комнат, Николь поднялась, и, ловко обойдя присутствующих, оказалась у стойки, где трактирщик разливал какое-то дурнопахнущее пойло по деревянным кружкам.
- А эти двое в рясах, они ведь не из местных, верно? - весело окинув взглядом угол таверны, где все еще пахло кровью и сталью, произнесла девушка, поставив на стойку локти.- Не из местных,- кротко подтвердил бородатый мужчина, даже не взглянув на обращенную. Та, сделав вид, что ответ ее не огорчил, дождалась, пока какая-то девушка, ждущая своей порции виски, не отойдет прочь, а затем придвинулась ближе:- А теперь скажи мне, сколько тебе заплатили?Трактирщик поднял затуманенный взгляд и хрипло ответил, словно раньше ему никогда не приходилось говорить больше двух слов:- Много золота. Мне было велено молчать.- Чем они занимаются? - Монтеграль на секунду отвлеклась, чтобы ограничить круг тех, кто мог слышать этот разговор, а трактирщик тем временем продолжил:- В стране чума, тут много беженцев. Ловят их и сдают в бордели, трахают. Уродливых на мясо.
Николь сморщилась от отвращения - до того времени у нее даже не было подобных подозрений:- Какие планы были на меня?- Они сказали, ты подойдешь. До Лондона три дня пути, там есть бордель, на чистых баб особый спрос,- не задумываясь, выпалил бородатый мужчина, выдохнув в лицо Николь очередную порцию удушливого алкогольного духа.Монтеграль настолько стало противно, что она едва сдержала желание отойти от трактирщика подальше, однако игра уже началась, и завершать ее вот так было бы некрасиво. Поэтому, вздохнув и переварив отвращение, она спросила вновь:- Скажи, что разговаривал со мной. Мне семнадцать, я из Парижа, потеряла родителей, у меня нет денег, и сегодня ночью я выдвигаюсь в Лондон,- зачем? Об этом Николь не подумала, однако, сделав паузу, добавила:- Хочу стать актрисой.Мужчина кивнул, словно был пьяный, но Николь, прежде чем уйти, добавила:- Ты не будешь помнить, как я расспрашивала тебя. Ты будешь помнить только то, что я подошла к стойке, а ты стал расспрашивать.
Утвердительный кивок, и Николь, добродушно усмехнувшись, отсалютовала трактирщику деревянной кружкой, чтобы затем вернуться на свое место.Столетняя война и страшная болезнь, хлынувшая на весь материк - это ли не лучшее время для того, чтобы промышлять такими вещами, как эти? Николь в своей пока еще короткой жизни никогда не сталкивалась с внешним миром и не представляла его таким за все семнадцать лет жизни так хорошо, как это смог показать ей Элайджа всего за несколько месяцев, словно пропустив через все круги Ада, полет по которым замедлялся с каждым мгновением, с каждым вздохом.
Монтеграль никогда раньше не доводилось выслушивать в свою сторону откровенных пошлых замечаний - в ее кругах этого не было принято, а люди низших сословий пользовались такими репликами обиходно, словно эти отвратительные слова должны были служить комплиментами. Николь совсем не чувствовала себя героиней доброй сказки, в которой и люди казались добрее, чем есть, и мир был приветливее. Вместо этого на юную обращенную вывернули ведро с помоями, пожелав приятного дня при этом.Вечер соскользил совсем незаметно: вампиры - охотники, они умеют ждать подолгу и караулить свою жертву столько, сколько оно нужно для этого, поэтому Николь лишь попивала воняющий спиртом напиток, стараясь не морщиться, и искоса поглядывала на лестницу. Трактирщик так же наблюдал за ней, и от его взгляда становилось тошно. Монтеграль было противно лишь от мысли о том, что этот мерзавец давно заложил ее тело и душу за каких-то пару монет, которые сможет пропить в первом же кабаке, а как же Николь? Какая судьба ждала всех девушек, которых он продал и, возможно, смог бы еще продать?... Были ли они снаряжены таким же недюжинным везением, какое сопутствовало Николь? Что ждало тех, кого он успел отдать в руки негодяям, продающим юных девушек в бордели? И ради пары золотых монет они будут смиренно лежать под очередным дурно пахнущим телом, рыдать и терпеть, пока не придет время зрелости, когда они становятся не нужны? Девушки, которых, возможно, ожидала светлая жизнь, любовник-консорт и много детей?...
Из-за того, что у Монтеграль совсем помутилось в глазах, она не заметила, что с силой сдавила деревянную кружку, а та выгнулась под её крепкими пальцами. Она, наконец, почувствовала знакомый хладный запах где-то наверху, и отчего-то сердце ее забилось учащенно, словно от волнения. Однако времени терять зря не стоило - Николь расстегнула несколько пуговиц на своей рубашке, а затем, поддев ногтем резинку, распутала волосы из косы, тут же по привычке взлохматив их.
Через общий шум девушка слышала мерный топот шагов на лестнице и мысленно считала ступеньки. Последняя скрипела.
Трактирщику со своего места было видно лестницу, поэтому он повернулся первым, с отсутствующим видом проводя взглядом гостей. Прежде чем Николь увидела плащ цвета темной зелени, скрипнула ступенька под весом одного из странников.