V Past (1/1)

?До пятидесятых годов в Англии никто и ничего не слышал о чуме, поэтому, прорываясь малой кровью через баррикады, установленные невидимой рукой, мы шли с моим единственным Бессмертным по чужим телам и затылкам, нам с благодарностью за это подставляли руки. К началу зимы мы попали в самое сердце этой страны – судьба занесла нас обоих в Лондон, город полный таких соблазнов, что даже у самого заядлого кутилы разбегались глаза.

Я никогда не думала, что буду путешествовать по Европе в компании очаровательного Первородного, да и мне не особо кто поверит, если я стану зачитывать свою книгу вслух... Еще одно событие, в которое я хотела бы окунуться с головой как в ободряющую прорубь – это зимний бал, на котором Элайджа сопровождал меня. Я готова отдать несколько вечностей за то, чтобы пережить еще раз этот сладостный миг – момент духовной близости, апогей наших чувств, когда в полночь его глаза встретились с моими. Я… забыла?... Мы танцевали итальянскую мореску?.

Среди всех представительных и ослепительно красивых девушек Николь чувствовала себя едва не нищей цветочницей, не смотря на то, что весь вечер на нее бросали восхищенные взгляды не только мужчины всех возрастов, но и их спутницы. А какой-то молодой человек в мундире даже сердечно пожал Элайдже руку и попросил хранить эту девушку всю жизнь.

Николь Монтеграль была по-своему красива, обворожительна и обучена манерам. Юная леди в совершенстве знала испанский и французский, бегло говорила на немецком, ей легко дался родной Лондону английский. Родители – выходцы из итальянской дворянской семьи – пытались дать дочери и всем своим детям лучшее образование, лучшее воспитание и лучшую жизнь. Как жаль, что лишь одна из отпрысков могла продемонстрировать родительскую заботу.Когда Николь заводила с кем-нибудь беседу, она была настолько хорошо подкована в любых современных вопросах, то не оставляла своему собеседнику брешей для разговоров за спиной.

Юная обращенная заливисто смеялась за бокалом вина на балкончике – Элайджа сразу же поднимал туда глаза, и его дыхание тот час перехватывало тугой бечевкой.

Первородный все не мог оторвать глаз от алого как розы платья, от черных вьющихся по плечам волос. Мореско был танцем взглядов – их руки скользили мимо друг друга, стоило только приблизиться на миг, и все то время Монтеграль сдерживала дыхание, надеясь, что вот-вот – и рука Элайджи коснется ее руки, снова вспыхнет молния.Это была настоящая дьяволиада – где-то в тысячи километров от Лондона гибли люди, корчились в предсмертных агониях, рыдали от боли. Сейчас же, под белым каменным сводом скопище безразличных и отчаявшихся аристократов плясали, смеялась, пытаясь скрыть за своим безудержным весельем такую же безудержную жуть. Это было чем-то схоже с последним поцелуем, когда люди целовали холодное стекло, своих возлюбленных, детей перед тем, как навсегда проститься с жизнью. В этом поцелуе не было любви. Только сковывающий страх, болезненная необходимость и отчаяннее. Худшее, что можно было увидеть в человеческих сердцах.

На Первородном синий костюм с бархатцой – вампир был в нем настоящим аристократом, тем, кем ему положено быть по чину. Их взгляды снова встречаются – бессмертные не умеют краснеть, но Николь чувствует, как кровь приливает к голове, когда сама она тонет в карамельных глазах своего единственного Бессмертного. Кошачья игривая улыбка играет на губах Майклсона, когда тот, склонившись в глубоком виртуозном поклоне, галантно подает спутнице руку:- Прошу за мной.Они оба тихо скользят на балкончик, где Николь, воровато оглянувшись, опускает руки в кружевных перчатках на каменные перила:- Это было весело! Чертовски весело! Давай останемся тут, Джа! Я хочу танцевать всю ночь напролет… всю… ночь,- делая паузы, девушка сначала кладет руку на плечо Первородного, а затем по-хозяйски кружит его в неритмичном танце, попутно что-то мурлыча себе под нос.

- Что за слова, дорогая? Вы же настоящая леди…? – Элайджа так же растягивает слова, пытаясь попадать в хаотичный ритм – прядка волос упала ему на лицо и Майклсон забавно встряхивает головой. Николь хохочет и снова цепляется за перила, шумно вдыхая холодный зимний воздух.

- Я принесу выпить,- Элайджа снова отвешивает поклон и исчезает с балкончика, оставляя Николь одну переводить дыхание.

Девушка смеется, а затем берет пригоршню снега, чтобы остудить пылающее лицо – жизнь, которая еще совсем недавно была невыносима, приобрела новый поворот, поворот в никуда. Они вместе с Элайджей будут гореть в Аду за грехи, но ей не страшно гореть вместе с ним. Она готова подчиняться, жить по его законам, только бы не потерять ту красную ленту, которая сцепляет их обоих крепким узлом. Тогда еще Николь была уверена, что никакое, даже самое острое лезвие не сможет разорвать эту прочную связь, крепкую любовь взглядов.

- Прошу прощения, mademoiselle…? – робкий голос откуда-то сзади заставляет вздрогнуть от неожиданности, а затем Николь оборачивается, с напускным гневом взмахивая ладошкой:- Молодой человек, вы меня напугали до беспамятства! – юноша, стоящий в проходе на балкончик, стушевался, а брюнетка, не выдержав своего великого актерского мастерства, смеется громко, словно ведьма, попавшая на шабаш:- Не принимайте близко к сердцу, мсье. Сегодня прекрасная ночь!- Верно, mistress, - вдруг опоминается юноша, а затем делает два шага на встречу Николь, несмело целует ей руку.

Он был красив – как потом ей рассказывали, этот юноша был весьма перспективным поэтом, но к несчастью, ни одной его поэзии Николь так и не довелось услышать.

- Какой вы обходительный,- мечтательно вздыхает Монтеграль, и демонстративно склоняет голову к плечу, снова заставляя смущаться юного поэта.

- Я видел вас с кавалером, lady,- взволнованно шепчет парень, тщетно хватая обращенную за холодные трупные руки.- И я хотел бы вам признаться, пока не…?Я ношу этот поступок на своей совести и по сей день. Все случилось именно из-за моей безалаберности, только потому, что я была развязна, разгульна, раскрепощена вином и публикой. Этот порок преследует меня до сих пор, и сейчас, через пятьсот лет я могу сказать – я виновата…?

Как раз в тот момент, пока несостоявшийся поэт держал Николь за руки, за его спиной тенью возник Элайджа. В его глазах плясал огонь – не то еще неостывший огонь свечей в зале, не то распаленный только сейчас, дьявольской ревностью и азартом.

Неспешно сняв перчатку с руки и отставив два бокала с вином на каменную лестницу, Первородный, что-то напевая себе под нос, поднялся вверх. Галантноодернул воротничок рубашки и в одно мгновение оказался между парой, с ошалевшей силой пронзив рукой грудь юноши.

Николь тогда даже не успела вскрикнуть – все произошло настолько быстро и неожиданно, что девушка смогла лишь зажать ладошками рот. Она всю жизнь будет вспоминать, как ноги парнишки подкосились, а затем Элайджа так же резко вытащил из его груди руку, по которой потоками сбегала кровь.Тело рухнуло к их ногам, а в то же время куда-то в пятки ушла душа Монтеграль, когда та опустила взгляд вниз. Первородный мечтательно покрутил вырванное сердце в руке, а затем вдруг заметил спутницу.- О, прошу прощения, mademoiselle,- явно дразнясь, одумался Элайджа, выхватив из нагрудного кармашка платок.- Я немного не рассчитал силы.И Первородный легким жестом промокнул этим платком лоб Николь, куда брызнула кровь юноши, который вот только сейчас, пару секунд назад разговаривал с ней.- Элайджа, ты… ты… - в глазах у обращенной потемнело, и она стала судорожно хватать ртом недостающий воздух.- A nullo diligitur, qui neminem diligit!*- Scio. Amor caecus. Я виноват,- склонив голову, подтвердил вампир.- Оставил вино внизу, да еще и испортил такой прекрасный образ. А сейчас, думаю, нам пора уходить… ?Затем настало время холодов – что-то треснуло в душе моего единственного Бессмертного…?

___ * Никто не любит того, кто сам никого не любит (лат.)