Не время для разговоров (1/1)

Победа совсем не грела сердце Сунь Укуна. Дело было вовсе не в почестях, которых удостоился соратник, запертый во дворце хуанди. Для других это выглядело великой честью, но Сунь Укун в своё время хорошо изучил придворные обычаи. Сердце говорило, что творилось нечто недоброе, а улик никаких не было. Соратник мог бы написать письмо, передать устное послание, в том случае, если слухи о неграмотности были правдой. Хотя бы затем, чтобы успокоить своих родственников и друзей, что у него всё хорошо. Да, к человеку при смерти могли бы не пускать посетителей, но здесь жили бессмертные. Соратник получил тяжёлые раны, принял на себя всю тяжесть боя с чужеземным демоном, но уже должен был прийти в себя. Прошёл почти месяц с триумфального возвращения с освобождённым хуанди, а от Тяньлуна не было от никаких вестей. Если соратник возгордился, то появился бы на пиру в честь освобождения хуанди и сделал бы вид, что не знал обезьяну. Сунь Укуну доводилось переживать предательство друзей, которые в один день превращались во врагов. Он относился к этому со смирением. Ведь, в самом деле, мог ли он оставаться друзьям демонов, питающихся человеческой плотью. Если ты совершил дурные поступки для того, чтобы остаться другом того, кто подбил тебя на дурное, это не дружба. Вот когда тебя принимают со всеми твоими недостатками и ты принимаешь друзей с их недостатками, это дело другое. Сунь Укун мог бы тысячи раз ворчать на прожорливого Дурня, сетовать на унылого монаха с черепами, злиться из-за того, что Танский монах в очередной раз пощадил хитрого демона, но он бы никогда не отказался от своих соратников из-за их недостатков. Он быстро прощал обиды и даже не трогал демонов, если те мирно жили на своей земле. Вот и недомолвка с Тяньлуном была причиной дурного совета одного из его советников, который, к счастью для своей пустой головы, сбежал до того, как Сунь Укун узнал о том. Он был опытным царедворцем и считал подобные события необычными. Один из героев не посетил императорский пир, кто-то из новых придворных пояснил, что Тяньлуну нездоровится. Глупости, если использовать голову старого вояки как таран, то можно снести ворота Небесного Дворца. Сунь Укун был под впечатлением последнего боя, потому что не видел ничего подобного раньше. Но это было не всё. В последние столетия императорский дворец стал безмолвным свидетелем удивительных событий, по сравнению с которыми меркли даже бесчинства самого Сунь Укуна, учинённые им на Небесах. Сначала какой-то земной император долгое время замещал Небесного Хуанди, и никто ничего не заподозрил. Один Тяньлун что-то прознал, но почему-то смолчал, хотя и отказался выполнять приказы самозванца. В свою очередь, самозванец и пальцем не тронул старого смутьяна, позволив ему удалиться в дворец-монастырь и делать там всё, что заблагорассудится.Сунь Укун откусил кусочек от спелого персика из императорского сада, одного из тех, которыми его щедро угостила императрица, и глубоко вздохнул. Если бы он знал, что император-самозванец, то обратился бы за помощью и советом к Гуаньинь. Бодхисаттва мудрая, пояснила бы, что да к чему. Сунь Укун пытался разобраться в деле, но не получилось. В этой истории не хватало важного звена, знать бы какого. Быть может, он зря себя накручивал, а император-самозванец нужен был для проверки верности гражданских и военных чиновников. Следовало ли говорить, что с таким испытанием почти никто не справился. Тех же небожителей, чьи резиденции располагались за пределами дворца, были оставлены по указу освобождённого хуанди на своих должностях. Снедаемый горестными думами, Сунь Укун ел персик за персиком, но душевное равновесие всё не возвращалось.Он хотел бы верить, что его тревоги напрасны. Орду Тяньлуна крепко держал в своих руках главный советник, которого никогда не называли по имени. У смертных подобное обращение было величайшей честью, а он считал эту традицию проявлением человеческого тщеславия. Другой советник, едва не погубивший Эрлана и не ввергнувший их в междоусобную войну, прятался как крыса. Сунь Укуну не было дела до труса, он пытался поговорить с главным советником, единственным, способным понять его тревоги. Но ничего не вышло. Советник твёрдо вознамерился отправить Ху-ди в подземный мир и на все вопросы отвечал, что у них есть приказ, а Дракон когда пожелает, тогда объявится. Сунь Укун поворчал, что никто не слышал предостережений, но вспомнил ту проверку, которую Дракон устроил орде. Значит, не в первый раз исчезал неизвестно куда, чтобы появиться непонятно где. Значит, прочь сомнения. Сунь Укун, по правде говоря, был рад, что не участвовал в сборе улик и не опрашивал новых жертв. В прошлом обвинении чиновник просто-напросто не стал учитывать свидетельства из-за того, что упущенные жертвы были жёнами, наложницами и случайными попутчицами на одну ночь. Как услышала об этом Ксиулан, так разгневалась настолько, что едва не пошла к тому чиновнику и не выдрала его бороду вместе с другими конечностями. Её удержали от ошибки, и лишь ближайшие соратники видели, как богиня почти выдернула с корнем могучий дуб. Она не успела поднять дерево в воздух и быстро вернула всё, как было, но это не значило, что забыла о несправедливости. Что с того, что такие обычаи закреплялись тысячелетиями, Ксиуалан отказывалась потворствовать жестокости под соусами традиций и обычаев. Они с советником быстро столковались, занимаясь подготовкой дела, и пока Сунь Укун заедал тревоги персиками, составляли обвинительную речь.Завтра начало судебного заседания. Всё чаще и чаще среди соратников раздавались голоса, что из этой затеи ничего не выйдет. Вмешался сам Танский монах, во время изрядно помучивший Сунь Укуна и его товарищей во время путешествия на запад. В этот раз ожидали непрошеного вмешательства, но отказываться от судебного заседания не стали. Сунь Укун направился в дальний конец сада, где соратники заканчивали последние приготовления. Голоса доносились аж сюда, почему-то все были уверены, что никто их не подслушает. Надеялись на магические щиты, хотя Сунь Укун на их месте бы помалкивал.—?Если мы похитим Танского монаха, сами окажемся на месте подсудимых,?— доказывала Ксиулан.Со дня своего воскрешения богиня неуловимо изменилась. Разгладились морщины, следствие перенесённого горя от утраты мужа и тяжелой ноши обязанностей богини, тёмные одежды уступили место яркому наряду, волосы уложены в сложную прическу. Ксиулан со стороны выглядела как придворная дама, но выдернуть корни дуба из земли могла лишь могучая волшебница, которую нельзя было безнаказанно запереть на задней половине дома. Раньше богиня не полагалась на свою родовую магию, но после мнимой смерти всё изменилось. На её месте Сунь Укун, конечно же, не снимал бы лат даже в саду. В последнее время демоны вольготно чувствовали себя даже в небесном дворце, но у сестры Ксиулан свои способы борьбы. Меньше всего насвете Сунь Укун собирался учить кого-то, как жить, и не любил, когда учили его.—?Если Танский монах бросит свои четки на весы правосудия, то Ху-ди снова избежит наказания,?— наставил советник. —?Мне не по душе злодейство, но иначе не добиться справедливости.Богиня растеряла своё красноречие, того и гляди, готова была согласиться, но ученик Сунь Укуна придумал другой план.—?Нельзя ловить тигра и самому пасть от его когтей. Если причините вред Танскому монаху, ответите за это. Похищение с благими намерениями всё равно признают похищением. Вам охота сидеть в тюрьме? Сунь Укун обрадовался, что хоть из соратников призывал к осторожности, но ученик не оправдал его надежд.—?Можно последовать примеру учителя, когда он отправил Босоногого мудреца по ложному направлению. Если почтенный монах прибудет тогда, когда суд завершится, преступник получит своё наказание. Никто ничего не ответил. Сунь Укуну было лестно такое внимание ученика к собственным деяниям, но старая уловка совсем никуда не годилась. Танского монаха явно захотят видеть, если не явится в суд?— понесёт наказание. А если скажет, что его сбили с пути, обманули, тогда расплачиваться молодому ослу.—?Если вся магия в чётках, то можно их украсть,?— не сдавался ученик. —?Если этого Ху-ди оправдают, вы не сможете ему отомстить.Ещё лучше придумал, но богиня и советник молчали, склоняясь к тому, чтобы последовать опасному плану.—?Нет!?— воскликнул Сунь Укун. —?Если следовать уловкам преступника, сами станете такими же. Даже если избежите наказания, позор падёт на ваши головы! —?Можешь ли ты предложить лучше уловку, брат-обезьяна? —?не выдержала Ксиулан.—?Да хотел бы взглянуть на те самые чётки,?— Сунь Укун старался сохранять бодрое расположение духа, скрывая тревогу в долгих рассуждениях.Танский монах доверчив как дитя. Сколько раз его хватали демоны, пытались сожрать на завтраки, обеды и ужины. Он появился в земном воплощении позже, чем пала империя Чжао, удел Тяньлуна при жизни, и недостаточно хорошо учил исторические трактаты, чтобы понять её беды.Ученик, в отличие от Танского монаха, знал многое и не мог не вмешаться.—?Ху-ди издал указ, по которому буддийские монахи получали большие права. Им жаловали землю для монастырей, освободили от налогов. Он знал, что после смерти будет отвечать за содеянное им зло, вот и позаботился о заступниках на небесах. Вы пытались рассказать Танскому монаху о злодеяниях. И что взамен?Вот потому Сунь Укун и решился добыть чётки. Правильно говорят, что нельзя погасить костёр чашкой воды. Если тот Ху-ди или как его там звали на земле покровительствовал и защищал монахов, это не означало, что судьи Подземного Царства простили бы остальные прегрешения. Он вместе со всеми читал записи судебного процесса и знал, что Танский монах не оправдывал преступника, а положился на волю случая. Другой небожитель вообще бы не стал помогать такому нелюдю, а учитель решил быть честным до конца. И в изумлении наблюдал, как чаша, на которой лежали чётки, перевесила грехи. Добросовестный секретарь записал всё это в донесении. Другое дело, что советник, обозленный из-за несправедливости, Ксиулан, обиженная из-за пренебрежения чиновников по розыску преступников, и Эрлан, желавший посчитаться за то, что его чуть не съели, забыли обо всякой предосторожности. Месть не лучший советчик.—?Вам не следует принимать поспешных решений. Как и вы, я хочу видеть этого Ху-ди в Подземном царстве. Но сидеть рядом с ним в соседней клетке с кангой на шее не хочу. А так будет, если мы причиним вред Танскому монаху.Сунь Укун заговорил совсем непривычным образом. Как не называли его глупой обезьяной, а среди своих сородичей он отличался учёностью.Эрлан с ним живо согласился:—?Вот бы взглянуть на те чётки одним глазом, ведь он вряд ли позволит их подменить. Эти чётки были созданы самой Гуаньинь, мы же не уговорим её помочь нам найти ещё одни.Сунь Укун задумчиво поглаживал бородку.—?Верно, внучок, раньше у чёток не было такой способности. Учитель сейчас летит на суд, можем его перехватить, но без моего слова ничего не делай. Даже я не мог совладать с этим упрямцем, а ты и подавно не справишься.Договорившись с остальными, Сунь Укун отправился на поиски монаха, надеясь, что успеет перехватить его по дороге. Хорошо ещё, что не придётся быть на суде, сама Ксиулан говорила, что от преступлений Ху-ди волосы становятся дыбом. Он слышал многое и не хотел выслушивать песнь нелюдя, гордившегося злодействами, в второй раз, а другим небожителям полезно будет узнать о том, есть ли предел жестокости. Спрятались в своих садах, ничего не видят, радуются, что смертные не могут до них добраться, а по своим поступкам ничем не лучше обычных людей. Эрлан после недолгого раздумья принял облик птицы с массивным выгнутым клювом, как у орла, тремя глазами и ярко-синим оперением. О Танском монахе как люди, так и небожители говорили мало хорошего. Люди поминали его трусость, высокомерие, нерешительность в важных делах, но у бессмертных свои причуды. В этом они ничем не отличались от других живущих. Птица, в которую превратился Эрлан, могла даже говорить, и он это сделал на тот случай, если какие-то ретивые дураки снова вздумают развлечься стрельбой из лука. Они не могли бы упустить Танского монаха, если бы и захотели. Небожитель в оранжевой рясе сидел, скрестив ноги, на облаке с таким отрешенным видом, словно пребывал в храме. Бубнил себе что-то под нос, прикрыв глаза. Эрлан не испытывал почтения к монахам, но ничего не сказал. Хорошо, что птичий облик не позволял говорил сложные слова, а Сунь Укун почтительно обратился к Танскому монаху. Эрлан не стал вслушиваться в их разговор, а подлетел с другой стороны, чтобы видеть чётки, которые монах держал в руках. Он забыл спросить о том, сколько в них бусин, но было видно, что одна из них намного темнее, чем остальные. Хорошо ещё, что монах держал чётки в руках, не допуская, чтобы они коснулись облака. Увы, в птичьем обличье Эрлан не способен передавать мысли на расстояния, а вслух говорить не мог. Птица произносила лишь незнакомое имя варвара, которое никто никогда не слышал, и с десяток бранных слов на незнакомом языке. Он подлетел поближе, Танский монах протянул руку, чтобы погладить шею птицы, но Эрлан не зевал и перекусил клювом нить с бусинами. Напуганный монах не знал, что ему делать: то ли ловить пернатого негодника, улетавшего вниз с бусиной в клюве, то ли собирать бусины. Религия монаха запрещала ему причинять какой-либо вред живым существам, а Сунь Укун отказался преследовать птицу. Эрлан же камнем летел в воду. Вот надо же было ему проглотить бусину, которая оказалась тяжелее горы! Но он не сумел удержать её в ключе. Хорошо ещё, что упал и ударился об скалу. Бусина оказалась настолько тяжёлой, что в морском дне появилась яма. Эрлан принял облик рыбы, подплыл поближе, чтобы посмотреть на дело своих рук. Точнее, дело своего клюва, но внутри ничего не увидел, кроме черноты.Хорошо, что сам не угодил в ту яму. Эрлан бы обрадовался, но в рыбьем облике особо не получается, и он решил дать яме и скале имена, чтобы о славном деянии сложили песню. Яму назвал Впадиной тёмной бусины, гору?— Избавителем от демонических вещей. Но полагаться на память рыбы нельзя, точно забудет, а поблизости не было ничего подходящего, чем бы можно было записать названия. Эрлан огляделся по сторонам, насколько позволяла рыбья голова, и не успел ничего предпринять, как был проглочен огромным окунем. И раньше чем он принял человеческий облик, незваный хищник выплюнул свою добычу на берег. Повезло, что хищник был величиной с рыбацкую лодку и не собирался причинять вред.—?Что ты натворил, внучок! —?Сунь Укун избавился от личины окуня и вернулся в привычный облик. — Бусины упали в море, и потерялись бы, не появись там Гуаньинь и не пошли нам на помощь маленьких птиц. Хорошо, что их оказалось равное количество.Эрлан даже толком не отдышался да и не слушал дедушку. Из-за неожиданного подъёма на поверхность и превращения не по своей воле он начисто забыл о том, как называл гору и впадину. Но возмущений Сунь Укуна хватило ненадолго, да и свою работу они выполнили.—?Лететь можешь? —?Сунь Укун отчитывал его скорее для порядка, а может, опасаясь чужих ушей. —?Ты же не хочешь пропустить наказание этого негодяя?Эрлан молча кивнул, говорить было тяжело, но на небесах умели летать даже маленькие дети. Он задумался о том, что Ху-ди могли бы побить палками прямо в ямыне при всех. Он бы не отказался посмотреть на такое зрелище и постарался лететь ещё быстрее, надеясь, что преступник отделается чем-то нибудь потяжелее. Но они прибыли как раз в то время, когда Ху-ди заковали в цепи и надевали тяжёлую колодку на шее. Императорские гвардейцы уводили преступника во дворец. Ими командовал незнакомый офицер, и Эрлан задумался над тем, куда делся принц Ночжа, которому многие прочили пост командующего небесной гвардией. Но принц был в толпе зрителей в простой гражданской одежде. Его узнали, но не Ночжа, стоявший там с понурым видом, а богиня Ксиулан в одежде чиновника. Он так и не увидел, где приземлился Сунь Укун, но пошёл за ней к одной из стен. Ксиулан перешла на шёпот.—?Хуанди убрал из дворца всех слуг, придворных, воинов. Не тронул лишь тех, кто служил за его пределами.На её лице не было радости от победы над опасным преступником, лишь безмерная усталость и тревога перед будущем.—?Гвардейцы хуанди даже не дали судье Ди огласить приговор,?— Ксиулан замолчала, когда мимо прошёл кто-из незнакомых Эрлану воинов. —?Мы отправляемся в Подземное царство.Эрлан не успел испугаться, как богиня развеяла его сомнения.—?Меня назначили начальником отдела, ведающего воплощением душ в земные тела. Все жертвы негодяя, вину которого мы доказали, всё ещё остаются в своём призрачном состоянии. Нужно назначить им новые места рождения и семьи, где они появятся на свет, согласно их деяниям и перенесённым страданиям.Эрлана уже не так пугала возвращение в бывшую тюрьму, когда по роду службы оказался по другую сторону решётки. К тому же, чиновники, ведавшие воплощениями душ, близко не подходили к пыточным камерам. Но для тётушки-богини это было понижением по службе.—?Для нас это вынужденное отступление,?— пояснила Ксиулан. —?Вещи не такие, какими ты их видишь.Эрлан лишь теперь понял, что среди встреченных ими чиновников и военачальников не увидел никого из помощников Тяньлуна, которые бы не пропустили суд над заклятым врагом. И старого смутьяна не было. Как можно так долго болеть!—?Они покинули столицу,?— кратко ответила Ксиулан,?— а мы сейчас же отправляемся в Подземное царство.—?Да что же такое случилось? —?учителя нигде не было, даже Ночжа исчез из виду.—?Война,?— по тону Ксиулан стало понятно, что сейчас не время для разговоров.