16. (1/1)
В себя Джек пришёл в светлой одноместной палате. Кто-то заботливо опустил жалюзи, и яркий вечерний свет, бьющий в окно, не раздражал глаза.Почему-то болело всё тело. Он помнил, что Брок говорил только про плечо, но складывалось ощущение, что до больницы Джека тащили волоком, привязав за ноги к машине скорой помощи. В палате было тихо, только где-то под потолком мерно гудел кондиционер. — Как ты, детка? — ласково спросил Брок, заметив, что Джек открыл глаза. — Вот, попей, — он поднес к его губам стакан с трубочкой. — Почему у меня болит абсолютно всё? — спросил Джек, вдоволь напившись. Тревога за мужа отпустила, он был рядом, смотрел обеспокоенно. — Потому что когда началась стрельба, ты стиснул меня так, что чуть рёбра не сломал. Синяки останутся, — честно сказал Брок. — Что ты помнишь?Джек задумался. — Обычный монолог отца о бабочках. Помню, как тебя в форме разглядывал, а потом начали стрелять. Три… нет, не три. Четыре выстрела. Поймали стрелка? Кто-то ещё пострадал? Как мама? Ты её видел? Облегчение от того, что с Броком всё в порядке, вновь сменилось беспокойством. Если выстрела было четыре, то в кого попали остальные пули? — Твоя мать в порядке, — сказал Брок. — Стрелка поймали. Уильям Кросс получил пулю в колено. Сайлас — две пули: по касательной в шею и в лоб. Сейчас ведется следствие, нас будут держать в курсе. Тебя охраняют. Меня заставили произнести речь. Брок говорил короткими рублеными фразами. Его еще не отпустило. Хотелось напиться или потрахаться, но пока Джек в больнице, ни первого, ни второго не светило. Брок не собирался нажираться в одиночку в гостиничном номере, пока Джек на больничной койке. — Тебе прострелили плечо, задели артерию. Прооперировали. Обещают полное восстановление функций — кости целы, сустав в порядке. Как только тебя выпишут, мы уедем домой. Обещали прислать вертолет, чтобы ты не трясся в автомобиле. — М-м, хорошо, — протянул Джек. — Хоть сейчас бы домой поехал. Я сколько времени был в отключке? Понять никак не могу. Сутки? Ты хоть сам спал? Ел хоть что-то? Собственное состояние опасений не вызывало. Не впервой. Джек же был военным, привык и к лишениям, и к неудобствам. Да и раз перевели в обычную палату, значит, жить будет. — Сейчас… — Брок глянул на понтовые часы, подаренные ему генералом Шоу к получению звания, — …половина десятого. Вечер. Ты долго не приходил в себя после наркоза. Я что-то перехватил в районе обеда. Всё равно меня к тебе не пускали, пока шла операция. Да и разбирательство было. Народ волнуется. Гелвуйская делегация подобралась и свалила в Шайло, за ними прислали вертолет. Даже Кроссу только первую помощь оказали. Надеюсь, он будет скакать на костылях всю оставшуюся жизнь. — Жестокий волчище, — улыбнулся Джек. — Надеюсь, и к тебе охрану приставили. Не хочу волноваться за то, как ты доберёшься до гостиницы. И знаешь, хорошо, что произошло то, что произошло. Я боялся худшего. Лучше пусть народ устанет до такой вот отчаянной злобы от короля, чем вызверится на тех, кто придёт на его место. Посмотрим, что будет дальше. Дай мне ещё воды, пожалуйста. На сердце Джека было спокойно. Он не желал отцу, конечно, такой вот участи, но вполне мог ожидать, что именно так тот и закончит. Слишком много успел наворотить, многих озлобить и ожесточить. — Ты сам-то голодный? — спросил Брок, напоив Джека. — Хотя тут режим, до утра всё равно есть не дадут. Тебе зачем-то общий наркоз вкатили. Перестраховались, наверное. Ты, кстати, можешь вставать. Вон там за ширмой санузел. Помочь тебе? Или пока не надо?Прислушавшись к себе, Джек покачал головой. Ни еды, ни по нужде ему не требовалось. Видимо, сказался общий стресс этого утра. В горло не лезли ни завтрак, приготовленный Мелидой, ни кофе, который ему предлагали в комнате отдыха едва ли не каждые десять минут. Вообще ничего не хотелось. Разве что домой — устроиться рядом с Броком в кинозале и засыпать под какой-нибудь фильм, зная, что, и проснувшись, он обнаружит мужа рядом. — Я тебе телефон и читалку принес, чтобы ты не скучал, — сказал Брок. — Как ты, детка? Ты меня очень напугал. — Зато на больничной койке я, а не ты, — пожал плечами Джек и едва не взвыл от прошившей всё тело боли, но только сильнее сжал зубы. — Ничего, скоро я выйду отсюда и всё будет как раньше. — Ну, мне к больничной койке не привыкать, — сказал Брок. — Я на ней всякие умные книжки читаю. Например, про шпионаж и разврат на карнавалах восемнадцатого века. С картинками. — О, ты мне обещал рассказать про разврат, — вспомнил Джек, улыбнулся, стараясь скрыть боль. — Детка, давай я вызову медсестру и тебе уколют обезболивающее, — встревоженно сказал Брок. — Незачем тебе мучиться. И он нажал кнопку вызова медсестры. Та пришла, выслушала жалобы, прочитала лист назначений и сделала Джеку два укола: обезболивающее и мышечный релаксант. — Если что-то понадобится — обязательно вызывайте, Ваше Высочество, — сказала она. Окинула взглядом Брока и добавила: — Генерал, вам надо будет уйти не позже полуночи. Его Высочеству надо поспать. — Как и самому генералу, — добавил Джек, когда медсестра покинула палату. Снова он проявлял слабость рядом с Броком. Сначала пьяная выходка на банкете, в каком-то смысле стоившая им обоим свободы, потом эмоциональное выгорание из-за отца, нападение Джозефа, теперь это. Джек не хотел быть слабым, только не рядом с Броком. И дело не в том, что он боялся получить в спину и от него. Не боялся. А вот разочаровать — да. Сам он страшно прикипел к супругу, влюбился в него так, что отдирать такое только с мясом, выкорчевывать с сердцем. — Брок, тебе нужен отдых. Я-то спал, а ты весь день на ногах. — Детка, не смеши мои берцы, — ласково сказал Брок и поцеловал Джека в лоб. — Как будто ты не знаешь, что я боевой офицер, а не штабной. И хуже бывало. Я хочу быть рядом с моей отважной сильной деткой. О, кстати, давай-ка я тебя рассмешу. В прессу попало фото, на котором ты меня бесстрашно прикрываешь собой. Кстати, ещё раз попробуешь такое провернуть — выпорю, и не посмотрю, что взрослый. Так вот, пресса по обе стороны границы разливается розовыми слюнями о нашей с тобой бессмертной любви. Даже у Тейлора попытались интервью взять, он звонил. — Народ должен знать правду, — заулыбался Джек. — А то привыкли к тщательно отрепетированным выходам в свет, а тут такие чувства, такая экспрессия. — Он дотянулся до телефона. Обезболивающее сработало на ура, и плечо совсем не болело, только онемело и казалось неживым. Это раздражало, но не более. Джек вошел на новостной сайт. — О да, новость дня. Не то, что королю голову прострелили, а как принц собой мужа закрыл. — Это, небость, ?Глашатай Гефа?, — заметил Брок. — На гелвуйских сайтах этих новостей пополам и куча спекуляций о том, кто взойдет на престол. Цензуру как корова языком слизала, так повылезали все диванные аналитики. — Ты погоди, сейчас ещё и оппозиция проявится. Влезут, начнут что-то требовать. — Джек отбросил телефон. — До смерти Сайласа они только издавали себе тихонько газету на сотню экземпляров и молчали, когда все остальные приветствовали Сайласа. Брок, поправлюсь немного и поеду не домой, а в Шайло. Надо поддержать мать. Это сложно.— Дождись выписки сначала, — сказал Брок. — И одного я тебя не отпущу, не надейся. Оппозицию, кстати, Кросс подкармливал, а ему сейчас не до того. Колено в хлам, я слышал, даже об ампутации поговаривали. Будет скакать на одной ноге, старый хрыч.— Чем тебе он так невзлюбился? — Джек откинулся обратно на подушки, хлопнул рядом с собой в надежде, что супруг хотя бы рядом сядет. — Он тот ещё старый интриган, но ты прямо разорвать его готов. — Не знаю, — пожал плечами Брок, устраиваясь рядом с Джеком и приобнимая его за плечи, стараясь не задеть травмированное. — Бесит он меня. Повстанцев наших подкармливал всю войну, они нам изрядно крови попортили, воинствующая оппозиция… Война из-за него затянулась. Гильбоа же намного богаче Гефа, если бы у вас нормальное вооружение было, вы бы нас за реку быстро отбросили. Военные заводы Кроссгену принадлежат. Ему было выгодно поставлять в войска хреновое оружие по завышенной цене — монополист, да и королем вертел как хотел. Вы бы с русскими ?калашами? и то больше навоевали. Я патриот, Джек, я люблю свою страну, но я реалист: если бы гелвуйская армия была нормально вооружена, Геф бы давно стал вашей северной провинцией. И мы с тобой никогда бы не встретились, — он прижался щекой к волосам Джека. — Только благодарить его за это я всё равно не собираюсь. — Да, дядя — мудак, — согласился Джек. — Он мне газету подарил, чтобы привлечь на свою сторону. Я, вместо того чтобы портить всем жизнь, замуж выскочил. Зато, смотри, полковник, вице-губернатор. Согласись, неплохо для брака по расчёту? — А газета-то по-прежнему твоя? Дарственная не отозвана? — спросил Брок. — Отличный у нас с тобой брак. Взаимовыгодный. — Он оглянулся на дверь. — Давай я тебе отсосу, детка, для поднятия настроения?— Моя, — расплылся в улыбке Джек, но тут же погрустнел, сунул руку под больничное одеяло, потрогал вялый и безучастный ко всему член. — Подьемно-восстановительным работам пока не подлежит. Чёртовы препараты. Обожаю твой рот, но сейчас даже он не способен на чудо. Но отсосать могу и я. Что думаешь? — Нет, детка, лежи, — сказал Брок. — Тебе пока не надо дергаться. Успеется. — Он помолчал. — Ты не жалеешь, что последний твой разговор с отцом был… таким?— Последние лет пятнадцать все наши разговоры были такими. — Джек отвернулся к окну. — Хотя нет, вру… Обычно смелости ответить ему у меня не хватало. Молчал и слушал. Мне не о чем сожалеть, Брок, не о чем. Застрелили не того человека, которого я когда-то любил. Тот человек давно умер. И снова слабость, очередная брешь в броне. — Знаешь, — тихо сказал Брок, — я в детстве, как всякий сирота, мечтал о семье. Чтобы папа, мама, чтобы любили. Я тогда думал, что папа с мамой всегда любят. Такие мечты… они где-то глубоко внутри и никуда не деваются. Внутри каждого из нас всегда есть ребенок. Но я посмотрел на твоих родителей, послушал тебя… и порадовался, что я сирота. Да, меня и шпыняли, и строили, и по шее прилетало, но это всегда были чужие люди. Чужие — они и есть чужие, чего от них ждать добра? А тебя гнобили самые близкие. Это… Джек, честное слово, это ад в золоченой обертке. Но ты не скурвился. Не сломался. Может быть, был близок к тому, но не сломался. Не прогнулся под отца, а сам прогнул его под себя. Я горжусь тобой, детка. — И Брок поцеловал Джека в лоб. Джек кусал губы, продолжая смотреть в окно, пусть даже оно расплывалось перед глазами, а по щекам тянулись узкие дорожки слез. Слова Брока… были именно тем лекарством, которое пьют залпом, боясь горечи вкуса, но они помогли, пробили брешь в чём-то очень старом, выстроенном ещё в глубоком детстве. Когда Джек Бенджамин ещё верил, что все семьи, как у него: без излишней мягкости и нежности, без поддержки и теплоты. Когда в итоге понял, насколько ошибся, и отгородился от всего этого, спрятался за маской вечно пьяного мажора, прогуливающего деньги отца в бесконечных клубах. Так не было больно. Ругали ведь теперь за дело. — Спасибо, — прошептал Джек, немного дергано утер глаза. — Я люблю тебя, детка, — прошептал Брок. — Очень люблю. Ты и есть моя семья. Я больше никому не дам тебя в обиду.