1. (1/1)

Голова болела до тошноты. Или это тошнит от жёлтого света голой лампочки под потолком? Только почему болит не затылок? Лу-Лу же била в затылок?Джек сглотнул насухую. Он видел только одним глазом и только то, что было внизу — брезентовый пол, чьё-то колено в хаки, собственные берцы. Плечи ломило, запястья ныли, и дико, невыносимо хотелось пить. Рядом кто-то тяжело, надрывно дышал сквозь стиснутые зубы. Больше не было слышно ничего. Тихий шорох откуда-то справа мог оказаться галлюцинацией, реакцией мозга на боль, но он не стих, затерявшись в чужом дыхании, а повторился снова, только уже ближе. Ближе-ближе-ближе — и вот плеча Джека коснулась ладонь, густая чёрная тень заслонила свет единственной лампочки.— Наши, — прошептал склонившийся над Джеком человек. — Господи, наши!Джек что-то хрипло булькнул. Его вздёрнули на ноги, и он прикусил язык, чтобы не завопить, когда в отсиженные ноги хлынула кровь. Еле ковыляя и почти ничего не видя вокруг, он выбрался через разрез в полотнище палатки, а потом его поволокли куда-то в темноту....Всё это уже было! Было! И такое вот поле зрения, и головная боль, и палатка, и лампочка, и жажда, и этот задушенный шёпот. Тащивший его человек орал что-то про Гильбоа, про то, что их волю не сломить и что уж они-то своих в беде не бросают. Но Джек тут же полетел на землю, сброшенный с плеча сильным рывком. Потом его, конечно, снова подняли и поволокли дальше, но за спиной так рвануло, обжигая спину горячим воздухом, что стало не до возмущений.— Давид! — многоголосо завопили вокруг.Джека мотыляли из стороны в сторону, хлопали по плечам, кто-то всё же сообразил и усадил его на землю, внимательно заглядывая в глаза.— Мать моя, Шепард, ты капитана Бенджамина спас.Джек вздрогнул всем телом. Шепард! Но как? Почему? Впрочем, неважно. Всё неважно. Кроме того, что он каким-то образом очутился в том проклятом сентябре, с которого всё покатилось кувырком. Если он, конечно, не бредит, получив по голове. Джека подхватили под руки, снова куда-то поволокли, но он знал, куда именно. Сначала будет палатка полевого доктора, где ему наконец-то дадут напиться, потом майор Пелас дрожащим голосом начнёт оправдываться, уверять в том, что рядовой Шепард действовал не по собственной инициативе, а по тщательно разработанному плану. Всё это можно не слушать, всё равно вставить не дадут и слова, зато после недолгой тряски в кузове грузовика можно будет закрыть глаза, вытянувшись на неудобном сидении вертолёта.Причитания Сайласа, вскочившего в грузовик, в этот раз заставили Джека не умилиться, как в первый раз, а поморщиться. Лицемерие, грёбаное лицемерие. С души воротит. Но Джек не подал виду, что вообще пришёл в сознание. Так будет лучше. Его не очень аккуратно, едва не приложив головой о стенку кузова, в котором до этого Джек ехал вместе с солдатнёй, подняли и, словно куль с мукой, поволокли к стрекочущей винтами вертушке. Но отец хотя бы не притворялся любящим и заботливым. Он велел спасшему капитана Бенджамина явиться во дворец и захлопнул дверь.В рёве вертолетного двигателя ничего не было слышно, наушников Джеку не дали, и он прикинулся, будто всё ещё в обмороке. Контузия — она такая… с последствиями. Трогать Джека никто не стал, но и пристёгивать тоже. В прошлый раз об этом он озаботился сам, а в этот было некому. В Шайло его и вовсе без особых церемоний передали приехавшим медикам.Рентген, МРТ, ещё какие-то исследования — Джек не обращал на них особого внимания, механически отвечая на вопросы врачей. Он размышлял, что ему делать. И пока не мог найти ответа. Ведь не просто же так судьба, бог, чёрт — да всё равно кто! — подарил ему возможность переписать собственную жизнь. Это шанс, так надо не упустить его!Особо долго в больнице Джека никто не держал. После выполнения всех процедур ему разрешили позвонить водителю и отправиться домой.— Только, Ваше Высочество, пообещайте соблюдать постельный режим. Ваш организм и так находится в состоянии стресса. Не усугубляйте.Джек послушно покивал и поехал к себе. В прошлый раз, едва его выпустили из больницы, он поскакал по клубам. Девки, парни, выпивка, рёв музыки, смешавшиеся запахи дорогих духов и одеколонов… Нет. Не сейчас. Надо наконец поесть, выспаться и подумать.По дороге он велел Стюарту заехать в ?Чёрный бург? и взять там еды навынос. Узнает мать о том, что он жрал фастфуд, или нет, Джеку было наплевать. Как и ей на него. В этом он уверился твёрдо. Завибрировал телефон, привезённый Стюартом. Джек равнодушно глянул на экран. Джо. Может, закрутить с ним всерьёз? Тогда он останется жив. Или нет? Надо подумать. Еда оказалась на удивление вкусной. Возможно, из-за того, что он не ел нормально уже вторые сутки, а может, именно из-за того, что обычно он такого себе не позволял, подчиняясь матери даже в этой малости.Первые сутки его никто не дёргал, словно все забыли о Джонатане Бенджамине. Не звонила мать, не писала сообщения вечно где-то витающая сестра. Не требовал к себе с докладом отец. Джек мог себе позволить такую малость, как выспаться. Пусть и ныла до сих пор голова, пусть где-то там эхом грохотали выстрелы, но Джек не поднимался с постели почти до обеда, пока внизу не зазвенела посудой приходящая прислуга.Решение пришло само собой, во сне. То есть сначала-то снилась привычная ерунда: путешествие морем в Гондурас, потом он плыл на катамаране по тёплой прозрачной воде. Но проснулся Джек с чётко звучащим в голове изречением Сократа: ?Каждый народ достоин своего правителя?.И сразу стало ясно, что и как делать. Сайлас вызвал Джека к себе на третий день. Знакомо, вместо расспросов о здоровье и моральном самочувствии, распекал за недальновидность, за потерянный в Лисьем лесу отряд и за то, что спасать Джека пришлось какому-то рядовому.— Мог бы и сам. Чему тебя только в академии учили?Джек не стал ни оправдываться, ни объясняться. Смысла нет. И нет смысла пытаться понять отца и причины его отношения. Это неважно. Так что Джек удерживал почтительно-виноватое выражение лица и молчал. Всё это надо было просто перетерпеть. Переждать. Не отсвечивать и не попадаться на глаза. Уже зная, что последует далее, Джек не стал творить глупостей, напиваться и выставлять себя перед отцом в удобном для насмешек свете. Пусть радуется, пусть злословит, больше его слова Джека не трогали.Обижаться на повышение Шепарда также было глупо, тем более зная итог всей этой свистопляски. Действовать по стандартной схеме тем более не хотелось. Смысл подставлять этого пентюха, если дура-сестра всё равно будет в рот ему заглядывать, ловя каждое слово, а потом и вовсе залетит, чем осложнит ситуацию ещё сильнее?Нет уж, пусть все эти глупости творятся без него, решил Джек. Он чувствовал себя таким усталым, словно… да никогда он себя так не чувствовал, даже после окончания зимних сессий в академии. Хотелось залечь на дно и не отсвечивать. Но для того чтобы залечь на дно, следовало всё же пошевелиться. Джек послушно выгулял Шепарда по Шайло, не особо вслушиваясь в его болтовню. Равнодушно смотрел на то, как тот танцует с Мишель на балу. Всё это уже было, было, было… В свободное время Джек лениво обменивался эсэмэсками с Джо, но от встреч отказывался, отговариваясь делами. Дел и вправду было много: надо было выбрать страну, перевести деньги и придумать, как покинуть Гильбоа.От всех дел откреститься не получилось. Джека всё равно таскали в штаб, где он без особого энтузиазма пересказывал события того дня, уже не оправдываясь, не стараясь обелить себя. Он знал, кто был виноват, как и то, что справедливости добиться не получится. Приходилось ездить во дворец на традиционные завтраки, ковырять вилкой безвкусный омлет, слушать опостылевшие разглагольствования о чести, мудрости провидения и крепости семейных уз. Хотелось огрызнуться, послать к черту всё семейство, но Джек держался.Роза похлопывала сына по плечу и хвалила за послушание и кротость. Сайлас радовался, что непутевый принц взялся за ум и даже за юбками не бегает. Мишель же, как всегда, жила в своём мире, и что происходило в реальности, её не волновало. Когда дядя подарил Джеку телеканал, тот, усмехаясь и отнекиваясь, предпочёл взять деньгами. Не стал он и отказываться от кресла министра информации. Денег много не бывает, а министерское жалованье было изрядным. Пока он не подготовил пути отхода, пока не придумал, как и куда сбежит, стоило выжать из ситуации максимум. Совершенно между делом Джеку исполнилось двадцать семь, и предупредительный юрист сообщил, что средства трастового фонда, открытого его дедом, Джейкобом Кроссом, доступны в полном объеме. А Джек даже и не знал про этот фонд. Катарина Гент, добившаяся должности ассистента министра информации, тёрлась вокруг Джека, как лиса вокруг курятника. Ради развлечения он то поощрял её, то снова становился холоден и равнодушен. Иногда Джеку казалось, что ему не двадцать семь, а вдвое больше, и вся его жизнь — это бесконечная война. События, которые раньше затягивали в свой круговорот, увлекали, заставляя лучиться азартом, проходили мимо, особо не задевая.Джек не стал подзуживать сестру в Судный день, проигнорировал просьбу поговорить от Давида, просто отмахнулся от них обоих. Если тогда была цель, то сейчас он знал — всё равно ничего это не изменит, а потому и не дёргался.Такая покорность радовала только одного человека — Сайласа. Но и она не была гарантией того, что отец вдруг подобреет и проявит хоть немного теплоты, прекратит за что-то отталкивать, наказывая.Хотя теперь, наблюдая за Сайласом спокойно и отстранённо, как за чужим человеком, Джек начал понимать его лучше. Любовь, обида, ревность, стремление что-то доказать отцу оставили его. Он сам не знал почему. Что-то перегорело в нём, и в душе остался лишь пепел. За одним из завтраков, попивая несладкий жидкий кофе и наблюдая за тем, как Сайлас красуется, играя в демократичного короля, любящего отца и заботливого мужа, Джек вдруг понял, за что тот его так ненавидит. Не только за бисексуальность и возможность свободно выбирать любовников и любовниц, когда сам Сайлас навеки пристёгнут к одной-единственной женщине. А за то, что Джек — наследник, и рано или поздно корону придётся уступить ему. Сайлас так рвался к трону, так много сил вложил в достижение своей цели, пролил столько крови, что отдать власть для него совершенно немыслимо. Ни Джеку, ни Давиду — никому. Он хочет править вечно. Безумие, но Джек и не считал отца вменяемым. Вменяемые люди не верят в бабочек. Стало даже смешно. Вся эта мышиная возня вокруг теперь навевала лишь скуку. А ведь в прошлый раз Джек сам свято верил, что получится изменить либо себя, либо Сайласа, доказать им обоим… не получится. Итогом любых трепыханий станет клетка с нелюбимой женщиной и смерть. Почти как у Сайласа, только тот решил жить вечно. Но бессмертных нет. Не бывает их. Если десять-двадцать лет усидеть на троне выйдет, хотя с такой политикой вряд ли — королевство раньше порвут на части, почувствовав, что хватка некогда сильного короля ослабевает, то что потом? Кто продолжит славное правление? Где найдется тот идиот, что согласится всё это разгребать?Давид? Нет уж. Этот, хоть и дурак наивный, но на своих ошибках всё же учится. А сам Джек? Тоже нет. Он мертв, умер в собственных апартаментах от удара кофейником или чем там ему прилетело от Люсинды?Значит, так тому и быть, решил Джек. Принц Джонатан Бенджамин умер. И все остальное — просто чара, морок, обман. Имя только осталось сменить. На… На Джека Фостера.