V (1/1)

Don't, don't, don't mess my hair,If all you do is fake it.Don't, don't, don't say you care,Cos I could never shake it.Don't, don't, don't mess with me…

Когда Уолкер возник в комнате мечника снова, время успело перескочить за восемь часов вечера. Канде не нужно было гадать, почему мальчишка явился не раньше, а дождался, пока наступит отбой – не в меру смекалистый, он справедливо опасался попасть под горячую руку сразу через несколько часов после того… происшествия. Решение тихо-мирно переждать у себя, пока японец немного остынет и перестанет напоминать своим разъяренным выражением лица восточного вурдалака, было не только правильным, но и крайне своевременным. Несмотря на то, что по неясным причинам Канда стал более терпим к седовласому в последние дни, последний не сомневался: задержись он в чужой спальне хотя бы на пару мгновений дольше, все его длительные изнуряющие усилия могли враз пойти Графу под хвост.Разумеется, собственным благополучием Аллен дорожил, но именно в этом случае он пренебрегал им как никогда успешно, отгоняя от себя подальше неуверенные мысли. И риск сорвать всю затею, испортить ее сейчас, когда он только-только подобрался близко к мечнику, не мог остановить уже почти оставившего надежду на нужный исход юношу. Он был готов выжидать сколь угодно долго, только бы вернулась, наконец, утихающая уверенность в скором результате – но возвращаться и убеждать его в правильности совершаемого она не торопилась, и Аллен пытался поступать так, как велело ему беспокойное сердце.

На какой бы уровень дзен-буддизма внезапно не ступил Канда, вывести его из себя все еще было очень легко – намного легче, чем находиться с ним в одной комнате наедине и изо всех сил сдерживать себя, тщетно пытаясь унять предательскую дрожь рук.И если Уолкер был способен принять неожиданное расположение, не нуждаясь в немедленном толковании и выяснении причин – лишь бы только оставалось прежним это благоволение, перед Юу встала дилемма, кажущаяся совершенно неразрешимой. Его буквально рвало на части: он все еще не понимал себя, не мог разобраться в своих действиях и злился целенаправленно, выплескивая полные едкой горечи мысли на самого себя и на пошатнувшего его самоконтроль мелкого надоедливого идиота.

Как тот умудрился исподтишка примирить с собой, сделать так, чтобы Канда, сам того не осознав, привык к его обществу, было в высшей степени неясно. Необъяснимых странностей оказалось столь много, что усталость навалилась на него снова, едва ли не в разы сильнее, чем раньше, и вынудила мечника наплевать на слабость духа и почти сразу же после ухода Уолкера (а правильнее читать: «после очевидного побега») пойти развеяться в пустующий тренировочный зал. Три часа отработки серии рубящих ударов на бесполезном и безучастном макете врага не привели его в равновесие, но позволили на время забыться и оградить себя от излишних забот.

Как нередко бывало, после физических нагрузок мысли Канды, прежде разрозненные и своей хаотичностью мешавшие ему принять какое-то решение, складывались в понятный паззл, поражающий простотой и очевидностью ответа на тревожащий вопрос. Тренировки в каком-то смысле позволяли ему отвлечься, и в утомленном сознании переставали мельтешить образы, а лишнее отделялось от необходимого. Именно так и произошло; он перестал судорожно выискивать скрытые причины своего поведения, в который раз за последнее время положившись на волю случая. Все интересующее можно было выяснить и на месте, стоило только поймать время, когда Уолкера опять внезапно потянет на откровенность. А пока – Юу наконец-то сумел убедить себя – излишне терзаться из-за бездумно брякнутого слова было незачем.Прямиком из зала мечник направился в свою комнату, проигнорировав звон колокола, на этот раз предвещавшего начало ужина. Миновало шесть часов, вечер уже близился, и с некоторой иронической, понятной только ему одному усмешкой Канда решил, что ему все-таки следует пойти и использовать столь великодушно подаренный Шпенделем шампунь. Начинать игнорировать правила этой однобокой игры, теперь становящейся еще более раздражающе-увлекательной, было поздно.Уже после, покончив с душем и расположившись у себя в спальне, японец позволил себе понадеяться, что сегодня седовласый побоится прийти и, перестав корчить из себя бесстрашного идиота, включит инстинкт самосохранения. Уже стемнело, но почему-то, несмотря на плохой сон накануне и утомленность, спать Канде пока что не хотелось. Ему подумалось, что неплохо бы, наконец, просмотреть перевод той старинной рукописи, детально поясняющей особые техники боя, которую передал ему Лави – она определенно стоила потраченного на нее времени.

Когда раздался осторожный стук в дверь – постучали ровно два раза, – Юу понял, что исключительная возможность провести вечер в постели за чтением чего-то действительно полезного безвозвратно потеряна. Мстительно заключив, что в ближайшее время все новые приемы будут тщательнейшим образом отработаны на Мояши, он остановился взглядом на первых абзацах, написанных беглым почерком младшего Книгочея, и демонстративно не стал подавать голос. Все равно желающий вошел бы и без его непосредственного позволения, решив, что за такую малость ничего ему не будет, а в последние дни Канда сделал слишком много одолжений… и то, к своему огромному неудовольствию, не самому себе.Так и произошло. И как только Аллен, переступивший через порог с непривычной осмотрительностью, увидел, что грозный экзорцист, нагоняющий своим нравом страх на всех без исключения искателей Черного Ордена, сидит на своей кровати и с поразительной вдумчивостью читает что-то, напряжение, владевшее юношей все эти несколько часов, исчезло бесследно от одной только этой невиданной картины.

Стоило Уолкеру оправиться от секундного удивления, как еще одна деталь, непредвиденная и потому вдвойне обескураживающая, моментально заставила его растеряться.

Канда был раздет по пояс.На мечнике были надеты одни лишь форменные штаны, излишне хорошо демонстрирующие достоинства его фигуры, плотно сидящие на бедрах и крепко затянутые простым ремнем без заклепок. Он сидел на постели боком к двери, расположив скрепленные листы рукописи на своих коленях, и подпирал подбородок одной рукой. Очень гладкие на вид, распущенные и, видимо, только что вымытые волосы были небрежно откинуты на спину, тоже влажную, покрытую – о, Ной его раздери – едва заметными капельками не успевшей испариться воды…Аллен тяжело сглотнул и на секунду прикрыл глаза. Он отнюдь не впервые видел японца в таком виде; черт подери, иногда в душевой юноша видел даже больше, чем было необходимо его буйному мальчишескому воображению. Но именно сейчас в комнате находились лишь они двое, и только в этот момент ученик Кросса осознал, что изнутри его просто колотит от прорвавшегося страха, так, что дыхание попросту перехватывает. Один Бог был свидетелем его неуверенности, боязни совершить что-то, о чем он будет жалеть вечно – но маска на то и была маской, чтобы скрыть, оградить, защитить его от внимательного взгляда Канды, оторвавшегося от своей книги и глянувшего, наконец, в сторону Уолкера.Юноша кратко кивнул на такое же безмолвное приветствие, подумав, что не стоит усугублять обстановку – голос все еще мог его подвести. Силой воли он вынудил себя приблизиться к мечнику спокойно, пытаясь представить, о чем же ему стоит говорить, и не лучше ли сегодня вообще хранить молчание, оставив все как есть – без точек соприкосновения и общих тем для бесед.Аллену отчаянно хотелось занять чем-то свои руки. Прежде чем подойти к Канде ближе, он снял со спинки кровати совершенно сухое полотенце и тут же замер, нервно комкая его в лихорадочной попытке разобраться, что же стоит делать дальше.Помогать ему не собирались, как не собирались и ждать. Японец смотрел все еще хладнокровно, пристально, но то, что им неотвратимо завладевает недовольство, было очевидно. Устав от бессмысленного созерцания неизменно-непринужденного выражения на лице мелкого, он коротко бросил в тишину колючее «Действуй», и, пошарив ладонью по покрывалу, вручил Уолкеру уже знакомый ему гребень. И отвернулся, сев к нему спиной.Была ли мысль приходить сюда изначально неверной? Ответ казался недостижимым, но одно Аллен знал точно: он слишком понадеялся на свою выдержку, забылся и в итоге проигрался по-крупному. Раньше он самонадеянно позволял себе считать, что сможет держать себя в руках в любом случае, сможет находиться рядом с Кандой, не выдавая своих не совсем благовидных мотивов ничем – но ошибся.Он ошибся, потому что никогда не думал, что дело может зайти так далеко. Что ему если и не доверятся по-настоящему, то хотя бы согласятся пустить в жизнь без лишних, но справедливых вопросов, на которые он опасался дать ответ даже самому себе. Реальность ударила больнее, чем можно было себе представить – да, то, о чем юноша помышлял, как-то странно и неспешно, но начинало сбываться, но он не подумал о том, что будет делать, если вдруг перед ним, умышленно или нет, предстанет столь провокационное и притягательное зрелище. Полуобнаженный, недавно вышедший из душа, не обозленный, а снисходительный Канда… нечто невероятное, силой извлеченное из воспаленного желанием подсознания, сполна воплощенное в жизнь кем-то великодушным.Мечник отлично понимал, что между ними нет взаимного доверия. Он, как и Уолкер, испытывал неловкость, когда они находились наедине, и особенно его нервировали любые, пусть даже самые незначительные прикосновения – это было очевидно. Но сегодня, вопреки всему, он не успел или вовсе не захотел накинуть на себя что-то еще к приходу мальчишки, хотя и должен был это сделать. Аллен не смел ни на миг задуматься, значит ли это, что он больше не возражает против близкого контакта. Видя, что перед ним приоткрылись снова, небрежно и сквозь силу, но все же приоткрылись, он не знал, что и думать, его планы катились в никуда – Канда не совершал ни одного действия просто так, без веской причины.Он не мог просто взять и забыть о том, что досаждающий Уолкер не упустит шанс дотронуться до него, когда явится, чтобы перевернуть с ног на голову его мир.Похоже, и сам Аллен попался в свою ловушку с вопросами-без-ответов. Он не мог объяснить происходящее, не поговорив при этом с японцем, но тогда в обмен на услугу пришлось бы раскрыть абсолютно все карты. А делать свою… привязанность достоянием пусть даже двоих человек седовласый пока что не собирался. Он хотел, чтобы его поведение, его поступки рассказали все за него, чтобы догадка пришла к самураю не с беззастенчивыми словами, которые его потрясут.

Единственно верным решением оставалось находиться рядом, по-прежнему будучи благожелательным и, стараясь не спровоцировать вспышку гнева, бережно устанавливать хотя бы хрупкий контакт.Все еще сжимая в руке полотенце, Уолкер скинул туфли и забрался на кровать Канды с ногами, усевшись на колени за его спиной. Он положил гребень рядом с собой, чтобы не тянуться за ним в момент, когда он понадобится, и, сделав глубокий вдох, мысленно обозвал себя неудачником-самоубийцей.Мечник едва заметно вздрогнул от неожиданности, почувствовав мягкое прикосновение ткани к своей спине. Мальчишка собрал его волосы, как он и предполагал, потяжелевшие от влаги и, чуть приподняв их, принялся осторожно стирать капли воды с его кожи. Он прошелся по плечам, лопаткам, промокнул бока – так неощутимо, словно боялся, что в любой момент его оттолкнут к стене, и, наконец, прошелся по позвоночнику вниз к пояснице, остановившись в неуверенности.Он не имел никакого права дотрагиваться до Канды так, это было бесчестно, но, несмотря на все это, его еще терпели – загадочным образом.Проигнорировав подступивший было к горлу ком, Аллен собрался с мыслями и слегка промокнул и волосы японца, так, чтобы невольный отголосок интимности, появившийся в последнюю минуту и затронувший их обоих, исчез без следа. Тишина все еще была… какой-то неестественной, едва ли правильной. Каждый мог ощутить если не натянутость другого, то хотя бы явную, осязаемую неловкость.- Знаешь, ведь волосы нельзя расчесывать, пока они мокрые, - тихо произнес Уолкер, задавшись целью разогнать это натянутое молчание.Ему показалось, что Канда фыркнул. Нет, в такой момент он просто не… или все-таки не было никакого обмана слуха?- Благодарю за столь ценный совет, Мояши, - голос его был наполнен сарказмом, - обязательно возьму на заметку. Ничем больше поделиться не желаешь?Аллен только пожал плечами, принявшись разделять густые пряди, чтобы расчесывание стало менее сложным. Он не поддавался на колкости мечника уже давно, не вспыливал, слыша откровенную, ничем не скрытую подначку, дав себе слово, что больше никогда не выскажет грубость в ответ.

Волосы Канды были гладкими, все еще влажными на ощупь, и от них исходил приятный, но не резкий аромат подаренного им самим шампуня. Знакомый букет лекарственных трав с главенствующей ноткой мелиссы и, кажется, вербены щекотал ноздри, дразня, и против воли будил размытые воспоминания, которым не было места здесь, в этой комнате.

Они отдавались отголосками единоличного, беглого удовольствия, каждый раз порождаемого взглядами, воровато брошенными в недостаточно уединенной душевой, и ассоциировались с запахом трав и теплыми струями воды, раз за разом омывающими тело, натянутое струной.Аллен кое-как сумел выровнять дыхание, упорно отгоняя сонм образов, быстро мелькающих перед его внутренним взором. Волны мурашек бегали по спине, ресницы трепетали отчего-то, и успокоить свое сердце, сжимающееся от небывалого влечения, он не мог. Проводя гребнем по черным, отливающим синевой прядям волос Канды, подстраиваясь под ритм, известный ему одному, юноша неосознанно прослеживал свой путь рукой, поглаживая пряди снова и снова. И если бы он заметил, что делает, то непременно бы задался вопросом, почему его до сих пор не остановили, не одернули резко – но он не ощущал этого, совершенно забывшись. А его все не окликали, как и не делали попыток прервать эту вольность.Аккуратно перекинув собранные волосы на грудь мечника, Аллен, перед глазами которого все еще стояла пелена, вдруг подумал, что знает, с каким выражением лица сидит сейчас Канда, даже если лица его не видно. Окаменевшие, напряженные плечи выдавали степень настороженности, и от осознания этого становилось необъяснимо больно. И, растеряв все спокойствие, наплевав на благоразумие и последствия своего буйного помешательства, Уолкер наклонился к уху японца и шепнул, прокляв себя за дрогнувший голос:- Ты слишком напряжен. Я могу помочь…Все те же холодные, трясущиеся мелкой дрожью ладони, тут же легшие на плечи и в мгновение ока начавшие умело разминать забитые мышцы, будто вывели Канду из ступора. Секунды две он сидел неподвижно, оправляясь от шока, в который ввел его надтреснутый, виноватый шепот мальчишки, а затем развернулся, грубо скинув с себя чужие руки и не встретив сопротивления.Аллен поймал темный, сверкнувший злобой взгляд из-под растрепавшейся челки и в тот же миг соскользнул с постели, устремившись к входной двери. Наваждение уходило, уступая место ужасу за содеянное. То, что он застал Канду врасплох, пусть тот и не ожидал такого подвоха, и на долю мгновения увидел встревоженность в черных глазах, успокоить его не могло.Когда за Уолкером с шумом захлопнулась дверь, мечник откинулся на кровать и закрыл лицо руками. Его рот искривился в улыбке, полной горечи, которую он так и не сумел сдержать.- Клоун, заигравшийся клоун, что же тебе от меня нужно?..