3. Волынщица у Врат Самайна. (1/2)

Ах, вот и кто меня сможет обогреть,Ах, вот и кто приготовит ложе?Где те двери, что открыты для меня?Кто ждет меня за ними, кто же?Башня RowanПолусвет, полутьма, царство призрачных грез...Это жизнь для меня, хоть совсем не по мне.Иней листья укрыл, завтра грянет мороз...Да, осеннею ночью умру я во сне.1. Фрейя- Сильмрет!Она оборачивается, прекрасная как всегда. Солнце вплетается в ее злотые волосы, перехваченные тонким жемчужным обручем. Она ничем почти не отличается от тех, кто стоит рядом с ней, наверно, они тоже прекрасны, но их я не замечаю. Только ее. Она оборачивается, и наши глаза встречаются. На миг ее взгляд полон нежности. Как всегда. Но только на миг.- Ну что тебе еще? - она говорит с какой-то досадой и почти со стыдом. Словно хочет рассердиться, но чувствует себя виноватой. Все так, ведь эльфы не умеют обманывать. Или умеют? Ее глаза становятся холодными, как синий лед. Она даже досадливо морщится.- Что тебе нужно?- Кто это? - спрашивает один из тех, кто стоит рядом с нею. Навряд ли его интересует, конечно, кто я такая. Он хочет сказать: "Ты позволяешь человеку обращаться к тебе?"- Это... да так, не важно. Слушай, Фрейя, потом поговорим. Иди...- Когда - потом? Ты ведь не вернешься?- Ну почему? Может быть...- Почему ты уходишь с ними? Почему... Не со мной?!

Кажется, они засмеялись. Но мне все равно. Я даже не замечаю никого из них. Я стою среди эльфов, но никого из них не вижу. Они для меня не существуют.

- Ты же говорила - мы всегда будем вместе? Даже туда...- Туда вместе нельзя. Тебе туда вообще нельзя. Слишком опасно.- Тогда и тебе опасно.- Я не одна, ты видишь? Все, иди. Ты еще ребенок.

- Не больше, чем ты!- Хватит, Фрейя. Ступай домой. Шутки кончились. Это были славные несколько лет, но ты сама понимаешь... Для меня это не значит ничего. Наверно, в следующий раз, когда мы встретимся, я даже не узнаю тебя, так ты изменишься.

Впервые она говорит, не то, что думает. Не СВОИ слова. И это так фальшиво звучит, как же они ничего не замечают? Она прогоняет меня - меня! Она хочет сделать вид, что она мне чужая, хочет, чтобы мы это поняли. Они, кажется, опять смеются. Конечно, все, что я говорила, было так смешно. Я отлично вижу себя со стороны, их глазами - маленькую, смешную, нелепую. Наверно, им я кажусь ужасной уродиной. Я знаю, когда рядом Сильмрет, меня трудно заметить. Но я сейчас не замечаю их в ее сиянии. Кроме нее для меня в мире нет красоты. И я до последнего верила, что и я для нее тоже существую вот также - одна единственная. А сейчас она меня гонит.- Я люблю тебя, - говорю я.

- Да, я знаю, ты так думаешь, - отвечает она мягко. - Но это пройдет. Я ведь не могу... променять свою судьбу на человека? Подумай, что ждет меня там... только подумай! Разве я могу от этого отказаться? А тебя мы взять с собой не можем. Иди домой, к маме, малышка.Это последняя фраза звучит, как издевка. Да. Я понимаю. Не дура же. Мы стоим на крыльце, мы миллион раз стояли здесь раньше, но теперь все не так. Теперь день, но не просто день. День только здесь, на крыльце. А сразу за крыльцом ночь. Та же дорога, та же улица, что и всегда, только ночная. Ну и понятно, что это значит. СегодняСовмещение и именно здесь, именно у нашего магазина. И конечно эльфы пойдут туда все вместе. Это ведь так интересно! Люди тоже иногда уходят, но очень редко. Потому что из Совмещения не возвращаются. Только эльфы. Лет 200-300 спустя, раньше из лабиринтов времен и пространств не выбраться. Да и выбираются не всегда. Но эльфам-то что! А вот люди! Некому было вернуться и рассказать, что там. Эльфы-то с нами, сами понимаете, не особо откровенничают. Но я знаю, только это и есть их настоящий путь, а не жалкое прозябание здесь. И Сильмрет тоже это знает. И сейчас уйдет без меня. В это величие, неподвластное людям великолепие, с таким же, как она - великими и прекрасными. А я, что я могу предложить ей взамен? Я знаю, она поступает правильно. Да. Так надо. И если я действительно люблю ее, то должна отпустить, так будет лучше. Но...Но только мы всегда были вместе. Вопреки всему, с самого детства. Мы познакомились случайно, чудом. Чудо было и то, что мы продолжали дружить даже после того, как Сильмрет впервые пригласила меня к себе домой. Я же помню, КАКсмотрели на меня ее родственники. И представляю, ЧТО они ей говорили, когда отозвали в другую комнату. И меня, конечно, моментально по-умному выпроводили. Но это ничего не изменило. Мы все равно продолжали дружить. Мы даже... Стали зарабатывать деньги вместе, хотя были еще совсем малышки. Мы ходили по дворам, Сильмрет играла и пела, я показывала разные акробатические трюки. Сейчас смешно все это вспоминать, конечно. Сильмрет даже меня пыталась научить чему-то. Будто бы людей можно научить музыке! Представить только человека на сцене театра! Так же нелепо, как эльфа на арене цирка! Каждому свое, как говорится. Но меня Сильмрет все-таки учила играть на скрипке. Это странно, но мне это нравилось. Мы проводили время или вдалеке от дома, или на нашем чердаке. Мать, конечно, знала об этом, но ей-то было точно все равно. Ей хватало забот с моими младшими братьями и сестрами. Я ведь была старшей среди десяти, так что на меня внимания совсем не обращали. Сильмрет иногда ночевала у нас, но и на нее не очень-то смотрели. Странно, она совсем не гнушалась спать на полу, вместе со мной и моими сестрами, впрочем, тогда мы были совсем детьми. Конечно, опасность всегда сохранялась, но она была такая постоянная, что мы к ней привыкли. Что угодно могло нас разлучить, но это ?что угодно? почему-то все не происходило.Однажды мы сидели у нас на чердаке, это было как раз перед новым годом. Мы заработали довольно много. На наш тогдашний взгляд, конечно. И я даже купила себе костюм на новый год, впервые в жизни, я что-то купила для себя, что-то ненужное. Я помню юбочку и кофточку из темно-синей блестящей ткани, отделанные мишурой и искусственным мехом, бутафорский венец. Мне это казалось совершенно сказочным одеянием. Как мы это рассматривали с Сильмрет. Для нее это было конечно дешевкой, но она радовалась так же, как я. За созерцанием костюма нас застукала моя мать и, конечно, ужасно раскричалась, что это за глупости такие. Конечно, Сильмрет сказала, что это она мне подарила. Но мать все равно продолжала кричать, что лучше бы уж она что-то полезное подарила! А она и так. На тот новый год как раз мы задумали подарить новые платья двум моим самым младшим сестренкам. Они же в жизни не видали ничего нового! Никогда! Кто будет покупать новое младшим? Это была ее идея, человеку такое просто в голову бы не пришло. А она принесла материю. И я сшила два самых нарядных платьица, которые только мы могли вообразить. Розовое шелковое и сиреневое хлопковое, зато отделанное белыми кружевными рюшками. И мои сестренки были просто куколки в этих платьях, хоть мать и кричала опять про эльфячьи глупости.И еще она проводила меня на все балеты, даже на те, на которые людей не пускают. И на спектакли и на ледовые шоу, на гала-концерты…И... вот я теперь не понимаю, как можно все это забыть. Я гляжу на Сильмрет так, будто вижу ее впервые, и вижу, как она прекрасна, недосягаемо прекрасна. И кто я рядом с ней. Уродливый, нескладный, лохматый человеческий детеныш. Это для меня наша прошлая дружба - что-то важное, а для нее мимолетный эпизод в ее бесконечной жизни. Я вдруг понимаю это. По-настоящему понимаю. И я подхожу к ней вплотную, прохожу среди всех этих эльфов. Смотрю на нее. Потом спускаюсь вниз по ступеням. Я стою на краю ночи и смотрю на до боли знакомую улицу, освещенную редкими фонарями и светом из окон. Стоит сделать шаг, и я там. Но я еще стою на освещенном зимнем солнцем крыльце. Я оглядываюсь. Она стоит и смотрит с улыбкой. На ней голубая шелковая юбка, и верхнее кружевное платье того же цвета, с длинными, но не очень широкими рукавами. Не передать, как ей к лицу этот наряд. Я вдруг понимаю, что она уже совсем взрослая, а я так и осталась ребенком. А говорят, эльфы медленно взрослеют. И я понимаю, что Сильмрет все равно не пойдет со мной. Я поворачиваю и иду обратно. Мне все равно, пусть смеются. Когда я прохожу мимо Сильмрет, оборачиваюсь и бью ее кулаком по лицу, так сильно, что она почти падает. Но тут же выпрямляется, из носа у нее капает кровь. Я иду дальше, прямо в дверь магазина. Почему-то я уверена, что на этот раз у меня получится оказаться прямо дома... А то - музицируют только эльфы, пространственный переход тоже только для эльфов... Хренушки. Научилась же я играть на скрипке, иэто тоже у меня получится… Должно получиться.

2. Роуэн

На самом деле меня зовут Павел. Но своего настоящего имени я здесь никому не называл. К чему оно здесь? Роуэном назвала меня Гватвен. Я не возражал. Какая теперь разница. Вот имени 14-го вовсе никто не знает. И на придуманные он не откликается. И о себе ничего не рассказывает. Вот мы и зовем его просто 14-й. Странный тип. Хотя, наверно, не более чем мы все здесь. Десять человек и два эльфа. Финнор и Атанивар. Очень политкорректный эльф, судя по имени, так сказала Гватвен.В принципе, мне наверно было легче, чем всем остальным здесь, я просто сменил одну тюрьму на другую, и здесь не намного хуже, чем там... Но вот в чем дело-то. Там я был ни за что. А здесь… А здесь каждый из нас совершил или совершит самое ужасное преступление, которое только можно представить. И неважно, что ты крепок, как камень. Все равно они заставят. Вернее, Башня заставит. Снаружи она была, надо думать, невелика. Единственное окно, к которому мы имели доступ, было на высоте 10-20 метров. С глазомером у меня все в порядке, если бы еще окно не ползало по стене вверх-вниз. Но оно всегда выходило на юго-запад. Железно. И за окном было все то же – озеро, лесок, дорога, домики... Милый сельский пейзаж. Башня была сложена из простого серого камня, формы она была круглой... что еще? Да и все, в принципе. Ничего она из себя не представляла. А вот внутри... Внутри это был целый мир. Коварный, жестокий и враждебный. Никаких границ, ничего постоянного. Это был Сон, оживший и жуткий. Стражи Башни распоряжались здесь всем. И нами, ведь мы были их узниками. Но теперь все изменилось. Вот уже несколько дней, как Башня в наших руках. И теперь многое изменится. Конечно, мы все равно узники, но теперь никто не посмеет издеваться над нами. И никто не принудит больше совершать гнусности, подобные тем, что уже были совершенны.

Я всегда считал себя человеком. Неважно каким, важно, что человеком. Но в наше время это преступление, и серьезное. До двадцати трех лет я прожил почти все время в лесу, со своим отцом. Конечно, и в город приходилось выбираться, чтобы учиться, но это никогда не было главным. Я всегда знал, что буду лесником, как отец. И я не изменил своего решения, когда его тяжело ранили браконьеры, и он стал инвалидом. А скоро пришел и мой черед, в мою двадцать третью зиму. Когда я убил тех двоих. Говорите, что угодно. Я знаю, что был прав. Они не были людьми. Они были нечистью, их было необходимо убить, и ничто не заставит меня изменить своего мнения относительно них. Они убили двоих волков. Пару. Просто ради развлечения. А беззащитных волчат стали обливать бензином и поджигать, просто чтобы посмотреть, как они будут визжать и метаться. Если бы на моем месте вы бы их не убили, значит, вы не люди. После того случая я понял, что людей в наше время не так уж и много. Я скрывался около года. Те друзья, что у меня после этого остались, поддерживали меня, как могли. Они разместили правду обо мне в интернете, раз газеты ее печатать отказывались. Я знал, что многие меня поддерживают. Но те, кто поддерживали, могли помогать мне лишь тайно. И все-таки я надеялся. На что? На какую-то справедливость. Не людскую, так... Последнюю пару месяцев я скрывался вместе с двумя парнями. Я сдружился с ними больше, чем с кем-нибудь еще за всю мою жизнь. Их звали Даниил и Анатолий. Анатолий был совершенно обычным парнем, а Даниил... Во-первых, он был невероятно красив, во-вторых, он весь был необычный, не из простых смертных, уж точно. Он всегда был спокоен, как бы туго нам не приходилось. Я ни до, ни после не встречал людей друживших больше, чем эти двое. Может, это была и не только дружба, кто знает? Не мое это дело. Даниил однажды сказал: "Если нас разлучат, мы умрем". И я не сомневался, что так оно и будет. Они могли жить только вместе. Я знал, они были вместе всегда, с самого раннего детства... А потом так случилось, что Анатолий поступил в институт. А Даниил попал в армию. Ум и способности здесь ни при чем, сами понимаете. Самая бесполезная вещь в наше время. Только в армии Даниил не задержался. Он убил человека. Сержанта. Не исподтишка, а при всех. Ударил и убил. Зная его гордый и непокорный нрав, вы бы не удивились. Таких людей, как он, невозможно сломать, невозможно унизить. Можно только попытаться, ценой своей жизни. Как ему удалось бежать? Наверное, случилось то чудо, которое бывает раз в жизни. Анатолий стал беглецом вместе с ним, для него не было выбора. За несколько лет скитаний, надо думать, у Анатолия появилось не меньше причин скрываться от закона. Бывало-то всякое. Ну, а потом... Такие истории, как наша, редко кончаются счастливо. Нас поймали. Я помню, они успели взяться за руки на прощанье. Наверно в последний раз в жизни. Улыбнуться друг другу и сказать вслух: "Я люблю тебя". И в этот момент я им по-настоящему позавидовал. Я бы так не смог. Даже зная, что расстаюсь навсегда, я бы не смог сказать любимому человеку, что люблю... Постеснялся бы тех, кто стоит рядом и слышит... Как глупо. Больше я никогда этих двоих не видел. Не знаю, что стало с ними. А для меня все было кончено. Тюрьма, больница в тюрьме. Я мог бы выжить, если бы стал играть по правилам. Я не стал. Последнее, что помню, я сижу привязанный к батарее, прижимаясь к ней щекой и ухом. Слушаю, как внутри нее шумит вода. Потом они пришли и... Дальше не помню. Очнулся я уже в Башне. Гватвен отпаивала меня каким-то пахучим противным зельем, которое здесь заменяет чай. Так я стал узником Башни. Сначала все было, как в тюрьме. Меня снова заставляли делать то, чего я не хочу. Я думал, что выдержу, выстою. Я боролся. Как потом выяснилось, я боролся дольше всех. В упрямстве со мной могли поспорить только эльфы. Но, в конце концов, нас троих сломили. И мы это сделали. Вот после этого я и не могу больше считать себя человеком. Да я им и не являюсь. Я узник Башни. Навечно. Наши жертвы, по крайней мере, сразу же все забывают. А мы должны жить с этим. В плену, в вечном заточении. Но они забывают все. И о своем прошлом тоже. Жертвой Финнора стала простая девушка, а в этом мире она эльфийка. Впрочем, возможно, она и была эльфийкой, простоу нас это по-другому проявляется.

Самым старшим и самым старейшим жителем Башни был Аксель. Самым юным Андрей. Но его уже начали ломать, чтобы заставить пойти на преступление. А вот Стив и Майкл были здесь уже очень давно, но их никто не трогал. И это было странно. Почему Башня держит их, если они невиновны? И Гватвен. Что бы ни делали с нами Стражники, Гватвен они никогда не трогали. И не мешали ей помогать нам.

- А они меня просто не видят, - объяснила она. - Меня для них нет.

Похоже, так оно и было.Ни Стражники, ни сама Башня Гватвен не замечали. Поэтому мы и смогли совершить переворот и изгнать Стражников. Теперь Башня наша, и возможно Андрея удастся спасти. И это все благодаря Гватвен. Мы все ее любили, и она к нам ко всем одинаково хорошо относилась. К Финнору, правда, немного лучше. Он был нашим предводителем. Но во всем советовался с ней.

Мы все вместе, все как одна команда, одна семья, даже молчаливый и всегда угрюмый Алексей. Вот только 14-й держится особняком. Даже Гватвен сторонится, не говоря уж о Финноре. Он вообще загадочный тип. Например, все в башне ходят босиком, обуви здесь просто нет. А у него на ногах всегда ботинки - почему? Иногда, когда Гватвен слушает у окна волынку, Финнор стоит рядом с ней. И 14-й как-то нехорошо ухмыляется, когда видит это. И откуда берутся звуки волынки? Мы ведь никогда - никогда! - не видим в окно людей.3. Сильмрет

В три месяца эльф не такой уж беспамятный, и я должна была бы помнить больше. Но почему-то мои воспоминания упрямо тормозят именно на этом эпизоде с башней. Что мне этот миндон? Я помню, аммэ несла меня на руках, и мы подошли почти вплотную. День был летний, солнечный и хрустально-светлый. Возле миндона нам встретилась какая-то атаннис, пожилая, так, кажется, это у них называется. Очень симпатичная атаннис, впрочем. Даже предложила мне молока от своей якси. Я, кажется, пила. Я помню, аммэ спросила, что это за миндон. Женщина ответила, что это называется у них Башня Узников, и что там внутри ничего нет. Она старая, разваленная внутри, и в нее нет входа. Давно уже. И надо бы ее снести, да все как-то руки не доходят. Вот и все. А потом мы ушли. Но что-то томит меня с тех пор. Будто чего-то я недопоняла тогда. Всегда, когда что-то важное случается в моей жизни, вспоминаю я про этот миндон. И теперь, когда Фрейя ударила меня и ушла я тоже про него сразу подумала. Но это лишь мельком. Не прошло, наверно, и трех секунд, как Фрейя вернулась. У нас, то есть, не прошло, а она, судя по ее виду, отсутствовала несколько часов. Видимо, пространственно-временной переход она освоила не хуже меня, вот и молодец. Она прошла сквозь нас, ни на кого не глядя. И это была уже не та Фрейя, которую я знала. Теперь ей подошло бы имя Незнакомка, разве что. У Незнакомки были почти под ноль острижены когда-то длинные волосы, и одета она была совсем не так как раньше. Один длинный кожаный плащ, явно с чужого плеча, чего стоил. Но главное лицо - оно было почти каменным от решимости. Все расступались перед ней, когда она шла, вот так! Она и на долю секунды не помедлила, прежде чем шагнуть за грань. Я едва успела ее догнать. По крайней мере, грань мы пересекли вместе.И сразу стало очень холодно. Здесь тоже была зима, но ночь и мороз. Я не стала оглядываться назад. Знала, что этого делать не нужно. Тем более, чего там точно больше нет, так это солнца и магазинного крыльца. Там тоже ночь и... но нет, здесь можно смотреть только вперед. Улица здесь идет под гору, и Незнакомка шла быстро, так что получалось, будто мы почти бежали. А бежать здесь тоже не стоит. Ее-то этому не учили. Значит, придется мне.- Может, пойдем помедленнее?Она не ответила- Ну, хватит дуться. Я же с тобой.Она сердито дернуло плечом, словно говоря, что не так уж этому и рада.

- Прекрати. Я просто хотела, чтобы ты все решила сама. Чтобы не жалела потом, что ушла сюда. Я бы все равно догнала тебя.Она снова дернула плечом, но уже с трудом сдерживая слезы облегчения. И пошла медленнее.В молчании мы дошли до первого поворота.- Свернем?Она кивнула. И взяла меня за руку. Она снова была прежней Фрейей. Даже с короткими волосами.

Мы повернули, держась за руки. И сразу все стало не так. Во-первых, Фрейя оказалась справа от меня, хотя была слева. Во-вторых, улица стала другой. Шире и длиннее нашей. И дома другие, старинные, хотя тоже в два этажа. И они стояли по обе стороны улицы, хотя справа должен был быть сквер. Интересно, что теперь позади нас. Но оборачиваться нельзя.

Впереди нас, в самом конце улицы был ярко освещенный фонарями участок. И там кто-то был. Мальчишки? Сначала нам так и показалось. Мальчишки играют в рыцарей, рубятся на самодельных мечах. Но с каждым шагом уверенность таяла. Где мы идем? По улице? Или по огромному, темному зрительному залу? Это стены домов или балконные ярусы? Впереди дворовый тупик или сцена? И это играющие подростки или репетиция? Все становилось зыбким и неустойчивым. Фрейя крепче вцепилась в мою руку. Мы подошли почти вплотную, а потом что-то заставило меня метнуться в сторону и спрятаться за дверью подъезда (за кулисой?) И все потому, что мне помнилось, что я знаю одного из актеров. Как можно знать человека (эльфа?), которого видишь впервые в жизни? Бой на мечах прервался. Режиссер, да, точно, режиссер начал что-то говорить. Один из актеров рассеянно потирая подбородок, направился в нашу сторону... Он-то нас и увидел. Но это было уже все равно. Потому что я узнала того, другого. И мгновение спустя уже рыдала в объятиях этого человека.Фрейя спит на диване в гостиной. Вернее, не спит, а притворяется, уж я-то знаю. Мы с Дмитрием, актером, сидим в библиотеке. Он не меньше меня хочет во всем разобраться.- Так ты говоришь, что знаешь его?- Да.

- Невозможно.- Я его знаю. Я его люблю.

- Он считает так же. Но вы никогда не были знакомы.- Да. Я вижу его впервые в жизни.- Тогда как же?Я пожимаю плечами. Я могу говорить только то, о чем знаю.

- Ты говоришь, он должен быть человеком? Не эльфом?- Да.

И я, похоже, тоже. Но об этом я пока молчу.

- Немыслимо. И он должен зваться Юрий?Я мучительно припоминаю.- Д-да. То есть, нет. Не так, но как-то вроде этого. И я люблю его больше жизни.Дмитрий качает головой.- Ничего не понимаю. Но он актер?- Да! - это я почти кричу. - Да, он актер, да! Гениальный актер.Почему-то это необычайно важно для меня. Я не знаю, как ему объяснить то, что со мной происходит, но в моей голове словно сдвинулся какой-то заслон, пока лишь ненамного. Это как крохотный глоток воздуха для утопающего. Но я выплыву.Дмитрий снова качает головой.

- Дайте мне ваш адрес.Я диктую ему адрес, который уже навсегда не мой.

- Вот мой телефон, – говорит Дмитрий.Я записываю телефон на какой-то блестящей, зеленой карточке, кажется, календаре. Маркер скользит не оставляя следов, мне его телефон не нужен. Лишь последняя цифра прорисовывается жирно и отчетливо. Нелдэ.4. АзалияДва задумчивых темно-зеленых крокодила грелись в лучах зимнего солнца. Это первое, что я здесь увидела. И не удивилась, честное слово. Будто так и надо. Будто крокодилам положено лежать на заснеженном обрыве и любоваться на закат над оледеневшим озером. Я еще не успела определиться насчет крокодилов, как меня чуть не сбила с ног стая сумасшедших пингвинов. Я едва успела отскочить в сторону. Они куда-то мчались и при этом оглушительно галдели, причем по-человечьи. Дурдом. Вслед за этими пингвинами, вернее, мелкими пингвинятами. пронеслась другая стая. Гораздо меньше. Крокодилы наблюдали за этим безобразием с нежностью. Видимо, намечали себе ужин. Минуту спустя показался еще один пингвиненыш в компании с каким-то желтым утенком и почему-то одноглазым. Все, хватит с меня. Я решительно нагнулась и подхватила в одну руку утенка, а в другую пингвина. - Вы кто? - спросила я решительно. - И что это за место?

Утенок вместо ответа отчаянно заверещал, извиваясь у меня в руке. Пингвин выдирался молча.- Не обижайте маленьких...

Честное слово, это сказал крокодил! Я от неожиданности даже выпустила обоих тварюшек.

Крокодил шустро извернулся и посеменил ко мне. Я чуть попятилась.

- Вот-вот, - прокрякал утенок, видимо, почувствовав поддержку. - Лучше отнеси нас на горку, раз сильная такая... А то сколько ковылять!Я заметила, что лапа у него тоже одна, растет прямо из середины туловища. Поэтому он и прыгал так медленно, на одной-то ноге.

- Сами дойдете, - ответила я.

- Ну, вот, как хватать, так сразу, - заныл утенок, но пингвиненыш подтолкнул его плавником в сторону горы, пойдем, мол. Они засеменили в сторону утеса, который нависал над берегом - высотой с трехэтажный дом и почти отвесный. Впрочем, с другой стороны подъем, наверно, был. Долго же им придется карабкаться. Даже если этот пингвин собирается утенку помогать - друзья они, что ли?

-А мы все равно дойдем! - завыл мерзкий утенок, прыгая к утесу. - А мы все равно залезем! А мы все равно скатимся!Он явно сам себе противоречил.- И ведь скатятся, - подтвердил крокодил. Он вполне миролюбиво лежал у моих ног. - Упрямые малявки. Им, видите ли, хочется скатиться не с детской горки, где все детеныши катаются, а с самого утеса. Ну, туда еще и забраться надо.