2. Люцифер или Сон во Сне. (1/2)

.Придет Мессия - всех поставит на колени.Он не всесилен, только блеск в глазах.Мы не просили, жили без его знаменийСто поколений сотни лет назад.АРИЯДевушку я толком не разглядела. Потому и не запомнила. Помню только, что у нее были темные волосы. А вот юношу я запомнила очень хорошо. Я стояла на склоне горы, когда они проезжали мимо меня. Конный отряд, человек десять. Я бы и внимания на них не обратила, если бы тот парень вдруг на меня не обернулся. Ему было лет двадцать... плюс-минус два года. Волосы у него были светлые, золотистые, длинные. И он был невероятно, непредставимо красив. Наверно, только на древних фресках рисовали ангелов такой красоты. Дело даже не в правильности черт, а в том свете, что исходил от него. Да, он обернулся и посмотрел на меня. Глаза у него были странно темные и такие печальные. В них не было тоски или отчаянья, только спокойная грусть, знание того, что будет. Я вдруг увидела то, чего не заметила сразу: у двоих в этой процессии, у него и у девушки руки были связаны перед собой. Я вдруг отчетливо поняла - их везут на казнь. Я вскочила - до этого сидела на вросшем в землю валуне. Но что я могла сделать? Только провожать глазами неспешно удаляющихся всадников, кто бы они ни были.Я спустилась с горы и пошла долиной. Странно, но я ни о чем не думала. Бывает такое состояние, что в голове никаких мыслей. Я шла, глядя прямо перед собой. Было светло, середина дня, но солнца не было, и все вокруг казалось каким-то белесым. Никаких особых предчувствий у меня не было, поэтому, когда я увидела ЭТО, то просто остановилась и стала смотреть. Земля у меня под ногами, казалось, слегка задрожала, но вокруг царило полное беззвучие. Впереди в нескольких шагах от меня возникло нечто. Как будто поднялось прямо из земли. Присмотревшись, я поняла, что это меч. Как странно - меч в такой пустоши... Но я не удивилась. В этот момент облака ближе к горизонту разошлись, и равнина озарилась золотистым светом - солнце уже клонилось к закату. Значит, я шла так долго? Меч теперь я видела очень отчетливо. Он стоял, как крест, острием в земле. Острие входило в землю всего на пару сантиметров, и странно было, что меч не падает. В этот момент земля около меча взбугрилась. Рядом с ним появилось, словно два ростка, которые быстро тянулись вверх. С наконец-то прорезавшимся удивлением я поняла, что один из ростков - это уже полураспустившаяся темно-красная роза на очень колючем и тонком стебле. А второй... Второй был совершенно черной змеей. Еще находясь у самой земли, змея и роза, вдруг одновременно изогнулись и дальше стали расти, обвивая клинок меча и перекрещиваясь друг с другом. Дойдя до рукояти они перехлестнулись в последний раз и замерли, прильнув друг к другу - алый бутон розы и черная голова змеи. И тут же стали просто искусно сделанными украшениями на рукоятке. А стебель розы и тело змеи, обвивавшие клинок, превратились вчеканку на нем. Пораженная, я сделала шаг по направлению к мечу...***Сейчас, идя по улице, я вспоминала этот сон. Может, потому что был такой же светлый, но облачный день. Или потому, что на улице не было ни души, и царило странное безмолвие. Я уже почти дошла до поворота к школе. На углу возле этого поворота стоял очень симпатичный красный кирпичный дом. Я кивнула ему, как старому знакомому. И свернула за угол. Зачем меня в этот день понесло к школе? Отдать сентиментальную дань прошлому - тут я училась, тут работали мои родители. То есть, вполне спокойно я могла бы этого и не делать. И лучше бы и не делала. Что-то странное я почувствовала, уже повернув. Уж слишком резко рванулся мне в лицо ветер. В такой-то тихий день. Я сделала несколько шагов к школе, чувствуя, что слабею. Школы не было. Даже следа от нее не осталось. Ни от нее, ни от спортплощадки, ни от школьного сада, ни даже от... леса который начинался за школьной территорией. На месте всего было... озеро. Как, почему озеро? Как такое могло быть возможно? Асфальтовая площадка школьного двора, тем не менее, была на месте, и была точно такой же, как и неделю назад. Теперь это было что-то вроде прогулочного пирса. С трудом держась на ногах, я подошла к поручням и вгляделась в необъятную озерную даль. Никаким лесом здесь и не пахло. Я в отчаянии оглянулась. И к своему ужасу не увидела почти ничего знакомого. За моей спиной должен был простираться мой родной город. Но его не было! И если бы просто не было! Но частично он был, какие-то строения были определенно знакомыми. Нет, я ничего не понимаю. Меня не было неделю! И где же я теперь? Где мой дом, наконец, где все те, кто меня знает? Куда мне сейчас идти, что делать? Я бессильно облокотилась на поручни. Помимо всех этих непонятностей меня пугала еще и тишина. Ни шума машин, ни голосов, вообще ничего! Только ласковый шепот волн и шелест ветра. Город не выглядел разрушенным или как-то пострадавшим, но в нем явно не было ни одного человека. Я только успела об этом подумать, как сразу же его и увидела. Того самого одного человека, который был мне так необходим. Рядом со школьным двором должен был быть пустырь с гаражами, а теперь на его месте была детская площадка. Там я его и увидела. Мальчик. Вернее, подросток. Он полувисел, упираясь руками о поручни, над железным, похожим на бочку колесом и слегка отталкивался от него ногами. Колесо с тихим скрипом легко вертелось под ним. Я, сдерживая панику, подошла поближе.- Привет, - сказала я осторожно. Подростки – это не та категория людей, с которой я особенно люблю общаться.

- Привет, - ответил он вполне дружелюбно.Я не сразу нашлась, что сказать дальше. Дело в том, что я его узнала. И даже не узнала, а знала его всю жизнь... Всю его жизнь, я хочу сказать. Он абсолютно не изменился за те несколько месяцев, пока мы не виделись. Те же прямые и блестящие черные волосы, косая челка падает на лоб. Те же шустрые черные глаза, смуглое лицо с мягкими чертами, густые брови, худые, цепкие руки... Но он явно не узнавал меня, вот в чем дело-то! Он меня не узнавал.

Я совершенно не знала, как теперь поступить. А он смотрел на меня явно выжидательно. Ладно...- Как тебя зовут? - спросила я, и без всякой надежды загадала - "Чеслав".- Вячеслав, - ответил он.А на что я, собственно, рассчитывала? Хотя...- А как тебя покороче зовут - Вячик или Славик?Мальчик нахмурился.- Я предпочел бы, чтобы меня звали полным именем, - сказал он.Я в душе возликовала. Тот, настоящий ответил бы точно так же! Это была его любимая фраза.- Лучше все-таки Славик, - добавил он."Лучше все-таки Чесик", - поправила я про себя.

- Послушай, Вячеслав, а что, здесь давно это озеро?Он пожал худыми плечами.- Всегда.- Хм... Просто мне казалось, что где-то тут неподалеку должна быть школа. Наверно, я ошиблась.

- Наверно. Здесь поблизости нет никакой школы.- Вот как. Я, знаешь ли, давно не была здесь... По-моему здесь все сильно изменилось.Вячеслав покачал головой.- Ты ошибаешься. Я всю жизнь здесь живу, и за это время ничего не изменилось. Да и что значит – изменилось?Я не обратила внимания на этот риторический вопрос. Я не знала, что дальше говорить. Теперь я была в полном тупике.- А что? - хитровато спросил меня Вячеслав, - Тебе кажется, что раньше все было по-другому?- Да, - ответила я машинально. - Мне так кажется... А... Как называется этот город?Мне уже было все равно. Пусть думает что угодно. Он не удивился, ответил. Правильно.

- А год? И вообще, число сегодня какое?Он вдруг смутился.- Знаешь, я как-то не очень разбираюсь в этом. Но если хочешь, могу спросить.Я не ответила. Ошеломленная, я смотрела на него. И только одного не могла понять, как я не заметила этого сразу же? Любой нормальный человек сразу заметил бы. Его уши. Они не были... человеческими.Вячеслав решительно спрыгнул с колеса.- Идем, - сказал он.- Куда?- Здесь недалеко. Разберемся.Я, конечно, пошла за ним, а что мне еще оставалось делать? Действительно недалеко. В заросший деревьями двор краснокирпичного дома. Во всем городе был только один двор, обнесенный забором, внутри которого было много хозяйственных построек. Здесь ничего не изменилось. Впрочем, если верить Вячеславу, здесь ничего никогда не менялось.

Его звали, конечно, не Вячеслав. Хотя и настоящий Вячеслав, Слава, среди них был. Всего их было двенадцать. Трое мальчиков, трое девочек, трое совсем юных эльфов и трое не менее юных эльфиек. Самым старшим был Эльтин, который сначала представился мне Вячеславом, старшим и по людским и по эльфийским меркам. Самой младшей была, наверное, Анартинтэ. Хотя кто их, эльфов разберет. На вид ей было лет шесть. Она была хорошенькая, хотя на людской взгляд ее лицо было, скорее, неправильным. Волосы у нее были очень длинные и ярко-рыжие, почти красные. Вторая эльфийка, Альтанис, выглядела ненамного старше Анартинтэ. И в ней ничего эльфийского не было, кроме ушек. Волосы у нее были острижены коротко, как у мальчишки, и красоты особой в ней не наблюдалось, только детская миловидность. Немного больше оправдала мои ожидания их старшая подруга Куйвиэль. Она была уже почти подросток. На вид лет одиннадцати, но ей было уже пятнадцать. А Эльтину было семнадцать, хотя и выглядел он не старше четырнадцати. Приятель Анартинтэ Тинвель был таким же, как она, совсем еще свеженьким и на удивление прелестным эльфенком, а третьего эльфа, Артамира, я пока не видела. В убежище - сарае в глубине двора - собралось пока восемь детей. Кроме вышеперечисленных присутствовали Даниэль, Нэль (Елена) и Эля. Даниэль мне понравился больше всех. Не так уж он был и красив, да и полноват, но... Такое обаяние было в его улыбке, во взгляде небольших серо-зеленых глаз, что я сразу невольно почувствовала к нему симпатию. Волосы у него были неопределенно-русого цвета. В Эстонии он считался бы за брюнета, в Испании за блондина. Лет ему было тринадцать, столько же, сколько и Нэль. Если бы не растрепанная светло-русая коса, ее тоже можно было бы принять за мальчишку. Она даже одета была почти так же как Даниэль, в джинсы и клетчатую рубашку. Но у него на ногах были кроссовки, а у нее шлепанцы и браслет. Хотя лицо у Нэль сильно обветрилось и было покрыто веснушками, мне она понравилась, пожалуй, больше эльфиек. Худенькая, гибкая, с прямым открытым взглядом карих глаз. Последняя девочка, Эля (Цецелия!), была тихим десятилетним ребенком с целым облаком снежно-белых волос, делающих ее похожей на ангела. Я успела разглядеть почти всех обитателей сарайчика, пока меня поили чаем с печеньями и пирожками. Они тоже меня разглядывали. Куйвиэль и Тинвель серьезно и настороженно. Эля безмятежно. Нэль с плохо скрываемым любопытством. Анартинтэ с хорошо нескрываемым. Даниэль и Альтанис просто дружелюбно. На взгляд эльфьи и человечьи дети ничем не отличались, кроме ушей и некоторых особенностей рельефа лица. От наших детей, во всяком случае, они не отличались ничем, одеты были вполне привычно, на Куйвиэль даже мини-юбка. Единственное - у каждого на голове был или ремешок или матерчатый обруч. У каждого свой - или расшитый бисером, или украшенный перьями, как у индейца, или шерстяными косичками с кисточками, на финский манер. Видимо такой здесь был у детей обычай.

Наконец, я подкрепилась и попросила рассказать, что здесь происходит. Как выяснилось, ничего особенного. Они живут в самом гармоничном и благоустроенном мире, который только можно вообразить. Проблем никаких абсолютно. Вот только одно. Почему-то кажется, что все не так. Что именно? Все. Будто мир, в котором они живут не настоящий, а будто нарисованный. И все должно быть не так. Вот только чувствуют это лишь они двенадцать. Они и сошлись только из-за этого. Их словно сама судьба свела вместе. И они знают друг о друге теперь и подозревают, что такие, как они есть еще, только далеко, очень далеко. А их именно столько, сколько нужно. Двенадцать. Три и три, и три, и три. Шесть пар. Эльтин и Эля, Артамир и Людмила. Даниэль и Анартинтэ, Нэль и Тинвель. Вячеслав и Куйвиэль, Валерий и Альтанис. Три четверки. Для чего они держатся вместе и что хотят сделать, я так толком и не поняла. Они должны что-то изменить. Потому что нельзя жить в неправильном мире.- Будто ты рисунок, - объяснила Нэль. - И тебя в любой момент могут стереть. Остальные этого не чувствуют. Даже наши родители.- Ни учителя, ни одноклассники, - поддержал ее Даниэль. - Не понимают, что каждый их шаг кем-то направлен. Каждый день кем-то расписан. Словно ни у кого нет своей воли.

- Но у вас-то есть!- Да, но мы не знаем, что нам дальше делать, - вздохнула Альтанис. - Мы пока просто держимся вместе, хоть это и трудно.- Почему трудно? - спросила я.Куйвиэль удивленно пожала плечами.- А разве у вас люди и эльфы делают что-то вместе?- Да нет, вообще-то...

Как ей сказать, что у нас и эльфов-то нет?- Разве они свободно общаются, по улицам вместе гуляют, в гости друг к другу ходят?- А что, у вас это запрещено?- Да нет, - сказал Эльтин. - Вообще-то не запрещено. Но так никто не делает. Никогда. Эльфы не разговаривают с людьми. Это просто... Немыслимо себе представить.

- Но вы же вот разговариваете.- Да, - согласился Дорел. - Но мы чувствуем, что вообще все должно быть не так.- Мы только чувствуем - продолжил Эльтин. - А ты ЗНАЕШЬ. Ты по-настоящему знаешь, как все должно быть. И теперь мы действительно сможем что-то сделать.Я помолчала, собираясь с мыслями... Дети явно рассчитывали, что я стану у них кем-то вроде вождя... Мне не то что бы сильно этого хотелось... Но с другой стороны, разве у меня был выбор?Разбитый радиоприемник в углу добросовестно извлекал из себя подобие музыки. Странно, но мелодии были знакомыми. A-Hа, Ace of Base, "Мельница"...

- Какой сейчас год? - спросила я решительно у Нэль.Она ответила.- Повтори - попросила я слабым голосом.- 22045-й.Да, за двадцать тысяч лет можно было и эльфов вывести. Но почему здесь почти так же все, как и у нас? Мир, в котором ничего не меняется. То, что успело измениться, наверняка произошло лет за сорок-пятьдесят... А потом? Время остановилось, что ли? Черт знает что! Хотя... Может, как раз черт и знает. Это дало моим мыслям новое направление.- Ребята, а вы не боитесь, что я как-то нарушу вашу... магию чисел? Все эти ваши пары-тройки-четверки?- Наоборот! - горячо запротестовал Даниэль. - Как раз тринадцатый и был нам нужен! Мы так тебя ждали!- Но почему? Разве не двенадцать волшебное число? Двенадцать месяцев, двенадцать часов дня и ночи, двенадцать знаков зодиака, двенадцать апостолов, наконец...- Дани не так сказал, - улыбнулся Эльтин. - Нас не должно быть тринадцать. Нас должно быть двенадцать и ОДИН.Я не нашла сразу слова, чтобы ему ответить. В этот момент дверь в сарайчик распахнулась и в проеме, освещенные золотым светом заходящего солнца, возникли еще две детские фигурки.- А вот и Артамир с Людмилой, - сказала Альтанис.Девочке было лет восемь-девять, мальчик выглядел чуть старше. Девочку я толком не разглядела. Потому и не запомнила. Помню только, что у нее были темные волосы. А вот мальчика я запомнила очень хорошо. Волосы у него были светлые, золотистые, длинные...

***Я проснулась от очередного взрыва. На этот раз грохнуло, видно, где-то неподалеку. К отдаленным взрывам все уже успели привыкнуть. Не сразу я поняла, что сижу на диване в комнате, где пианино, а рядом со мной Владик и Беатка. В комнате было почти совсем темно.- Что, уже вечер? - глупо спросила я.- Да, - ответил Владик.Часов, наверно, одиннадцать уже. Сколько же я проспала? Стресс налицо.- Что, ваши родители не появлялись?- Нет, - ответила на этот раз Беатка.Сердце у меня тоскливо заныло. Надо же мне было так свалять дурака! Но не умею я никому отказывать. К тому же, мать Беатки и Владика такая милая женщина. Она прибежала ко мне сегодня утром, издерганная, растрепанная, и сказала, что ее муж вместе с машиной куда-то запропал, и нужно бежать его разыскивать, а вот детей оставить не с кем. Не могла бы я немного посидеть с ними? Самое большее пару часов. Зато они потом возьмут меня в свою машину. Пешком я все равно далеко не уйду. И я согласилась. Не потому, что мне так уж нужна была эта машина. Просто этой симпатичной женщине было трудно отказать. Они переехали сюда два с половиной года назад. Беатке тогда было четыре, а Владику пять с половиной. Не то чтобы мы с соседями особо подружились, но люди они были хорошие. Впрочем, с главой семьи я почти не была знакома, а вот его супругу знала отлично. И детей. Прежде всего, Беатку. Она была ужасным сорванцом и пронырой - поспевала везде. Хорошенькой ее трудно было назвать, но уж очень славная у нее была мордашка - кругленькая, пухленькая, с хитрыми карими глазенками. Она с того времени очень сильно изменилась. Ее когда-то торчавшие во все стороны короткие волосы теперь отросли, стали густыми и шелковистыми. Впрочем, кроме волнистых каштановых волос в Беатке не было ничего примечательного. Личико ее, сильно похудевшее за последний год, было абсолютно незапоминающимся. То ли дело Владик! Хотя не уверена, что он в действительности красивый ребенок. Возможно, это так кажется из-за волос. Когда я его впервые увидела, он мне показался похожим на Маленького Принца именно из-за обрамлявших его лицо белокурых локонов. Сейчас они еще больше отросли - ниже плеч - и стали завиваться в золотистые спирали. Не ребенок, а картинка. С такой внешностью надо быть, например, скрипачом. Именно это и пыталась сделать из Владислава его мама, но он упорно не проявлял никакого интереса к скрипке. А вот Беата для своих без трех месяцев семи лет уже довольно недурно играла на пианино, несмотря на прозаическую внешность. А восьмилетний Владик, я знаю, просил маму купить ему гитару. Такую, что продавалась в магазине игрушек и стоила совсем недорого. Конечно, она была игрушечная, но выглядела совсем как настоящая, и играть на ней можно было. Я и сама, наверно, могла бы купить ее Владику. Хотя чего уж теперь об этом вспоминать.

На улице должны были уже сгуститься сумерки, но за окном было совсем светло. Я знала, что это не закат, а зарево.Однажды, когда я была еще совсем маленькой, я лежала в этой самой комнате, на этом самом диване и читала. Я так зачиталась, что не замечала ничего вокруг. Меня отвлек стук в окно. Стучал сосед. Оказывается, загорелся забор нашего дома. То лето было невыносимо жарким, и тополиный пух, который лежал повсюду, самовозгорался. Нам тогда быстро удалось затушить огонь, у нас во дворе был колодец, шагах в двадцати от забора. Я помню только, что когда я таскала ведра, вода все время плескалась мне на ноги. Забор лишь слегка обуглился в одном месте, но я с тех пор панически боялась пожара. Боялась почему-то больше всего, что сгорит наш кот. Что мы сами выскочим, а его забудем. Я его очень любила. С тех пор прошло уже много больше десяти лет, и кот давно умер от старости, а дом наш, похоже, все-таки сгорит. Я вдруг ясно поняла, почему не ушла, осталась с детьми. Я просто не хотела уходить. Надеялась отдалить этот момент. И вот, пожалуйста, отдалила. Соседи не вернутся, это ясно. Все, что угодно могло случиться. Даже то, что они просто бросили своих отпрысков, спихнув их на меня. Хотя это вряд ли. Дети все же... И очень примерные дети, надо сказать. Сколько мы уже сидим здесь – и ни капризов, ни писка. А ведь им хуже, чем мне сейчас - родители куда-то подевались. Но и мне-то теперь как? Я и сама вряд ли сумею выжить в этой кутерьме, а уж с чужими детьми и подавно. Совсем стемнело. Электричества давно не было, но можно было поискать свечные огарки. Хотя зачем? Надо уходить. Рюкзак давно собран, у Владика и Беатки тоже. Ждать мне нечего и некого. Правда, сейчас уже поздно бежать. Даже утром это была почти безнадежная затея... Что уж говорить...Неожиданно грохнуло совсем рядом. Настолько близко, что в доме зазвенели все стекла, а одно, судя по звуку, треснуло. Мы все трое подпрыгнули на диване. Надо отдать малышам должное - даже в такой момент они не заплакали. Просто напряглись и, кажется, теснее прижались друг к другу.- Так, - решительно сказала я, поднимаясь с дивана. - А ну-ка, пошли.- Куда? - шепотом спросил Владик.- Подальше отсюда.- А как же мама и папа?- Мама и папа будут очень счастливы, если им не придется вас откапывать из-под руин. Ничего, они вас найдут. Сотовый же у вас есть?Сотовые в эти дни уже почти не работали, но соседка детям его все же оставила. Больше для спокойствия, конечно.Я накинула на плечи рюкзак, подождала, пока Владик и Беатка наденут свои. Мы ощупью прошли через темный коридор и вышли на крыльцо. Я секунду поколебалась, стоит ли запирать дверь, потом все же заперла. Руины там, или не руины, но от своих привычек отступать не следует. На пути к воротам я снова ощутила, как мне мучительно не хочется уходить из родного дома.

На улице было светло как днем. Зарево стояло - на все небо. Я с ужасом поняла, что это горит станция. Неужели они подошли так близко? Дождалась... Выспалась!Мы шли, вернее, пробирались вплотную к заборам. Улица была забита машинами и людьми. Это был исход. Сколько же людей уже успело пройти мимо нашего дома? И откуда их столько? Впрочем, наш поселок ведь стоит вплотную к шоссе, которое ведет в город, и понятно, что через него тянутся жители всех окрестных поселений. Я поняла, что нам нечего и соваться в эту живую реку - сомнут, растопчут. Скорее всего, соседи просто не смогли пробиться обратно, чтобы забрать детей, хотя какое это сейчас имеет значение? Мы с трудом добрались до перекрестка. А дальше? Я вдруг поняла, что надо сделать. Вернуться домой! Пусть другие мечутся в этом безумии. А я просто не хочу никуда идти! Не могу! Дома можно спрятаться в подполе и переждать. Как-нибудь продержимся. Может, и этих пересидим. Что им долго задерживаться в нашей дыре. А может, нас и не тронут. И я тут же поняла, что пересидеть не удастся. Из-за меня же. Потому что я этого не вынесу! Я не боюсь того, что могут со мной сделать - убить, замучить, изнасиловать, в конце концов, чем я лучше других? Но я не смогу, если кто-то чужой войдет в мой, в НАШ дом, как в свой, осквернит его. Этого я не вынесу уж точно и вцеплюсь в горло первому же, кто попробует это сделать. Даже если у него не будет никаких дурных намерений в отношении меня лично. Самое страшное, когда враг отражается в наших зеркалах... Теперь я уже почти хотела, чтобы наш дом был разрушен. А может... Ну, как это раньше не пришло мне в голову?! Ведь можно вывесить над воротами черную тряпку, это будет значить, что в доме заразные больные! Тогда туда точно никто не сунется. Могут кинуть внутрь гранату... Но это не так важно.Я уже почти повернула назад. Вдруг Владик и Беатка отчаянно в меня вцепились. На перекрестке, чуть не сбив нас, затормозила грузовая машина. Мне даже в голову не могло прийти, что она тормозит из-за нас. Я видела, как какой-то парень, перегнувшись из кузова в кабину, что-то кричит шоферу, потом оборачивается ко мне.- Давай их! - крикнул он мне.Я видела это, будто, со стороны, будто за меня действовал кто-то другой. Подхватила Беатку под мышки, рванула вверх. Она как-то странно ойкнула. Парень подхватил ее, закинул в кузов. Владика мне бы поднять не удалось, но он сам понял что делать. Я нагнулась, сцепив руки. Так делают, когда подбрасывают кого-нибудь во время купания, мы с Владиком сто раз это делали. Он оттолкнулся от моих рук, подпрыгнул. До кузова, конечно, не долетел, но парень поймал его. Потом наклонился, протянув мне руки. Я ухватилась за них, поставила ногу на колесо и в ту же секунду была в кузове. Все заняло, наверно, секунд десять. Шофер дал газ, но Беатка вдруг громко и жалобно расплакалась. Я поняла, в чем дело. С тех пор как мать привела их ко мне, Беатка не выпускала из рук игрушку - голубого печального щенка с длинными, почему-то коричневыми ушами. Щенок был древний, это было видно уже потому, что сделан был из плюша, а где сейчас делают игрушки из плюша? В тот момент, когда я подняла ее, щенка она из рук выпустила. И теперь он сиротливо валялся на земле - беззащитный голубой комочек. Мне почему-то показалось, что он живой и сейчас заскулит. И тут парень, который затащил нас в кузов, сделал нечто невероятное. На ходу перемахнул через борт и метнулся к щенку. Подхватил его, в один прыжок догнал машину и запрыгнул обратно. У меня просто дух захватило. А он, как ни в чем не бывало, протянул щенка Беатке.

- Держи, не теряй больше.***Спасителя нашего звали Мартин. Мы шепотом переговаривались, сидя на полу кузова. Сидеть приходилось, поджав ноги, кузов был плотно набит людьми, даже удивительно, что нас подобрали. Впрочем, машину эту достал Мартин, и имел некоторое право распоряжаться. Он был всего на пару лет старше меня, а ростом даже немного ниже. Коренастый, широкоплечий и мускулистый. Волосы у него были накоротко острижены, а черты лица были очень правильными, как бы нарочно спрямленными. Обычно парней с такой внешностью я терпеть не могу, но Мартин мне понравился. Может, дело было в его улыбке - искренней и дружелюбной, может, спадающая на лоб челка делала его обаятельнее. Волосы у него были того странного русого цвета, который в темноте выглядит как почти черный, а на свету кажется золотым. Одет он был в черные джинсы и черную, без рисунков или надписей футболку. Черная кожаная куртка у него тоже была, но сейчас ею были накрыты мы с Владиком. Беатка сидела у меня на коленях. Они оба, кажется, спали. Была уже совсем ночь. Хотя, что такое ночь в июле? Через час небо начнет светлеть. Машина тащилась еле-еле. А ближе к городу, сказал Мартин, мы совсем встанем. Не факт, что удастся прорваться через все посты и заставы. Да и пробки километровые. Все ищут спасения в городе, хотя ведь ясно как день, что его скоро оставят. И придется бежать дальше. Но лучше в городе переждать всю эту суету. А потом запастись продуктами и спокойно уйти. Мартин говорил так уверено и спокойно, что моя тревога совсем улетучилась. Он, казалось, хорошо знает, что делает. Только вот зачем с нами возиться? На кой мы ему сдались?

- Как тебя зовут? - спросил он, как только мы устроились в кузове.- Илта.- Странное имя. Хотя красивое.- По-фински это значит "вечер".

- А ты знаешь финский?- Бабушка знала. Это она меня так назвала.Он засмеялся.- С бабушками нам обоим повезло. Меня вот зовут Мартин. А бабушка, знаешь, как зовет? Мажец. Потому что и родился я в марте, и фамилия подходящая - Мажецки.

- Так это хоть прозвище. А у меня вообще была бабушка такая... Из шляхты. Она своим внучкам даже брюки носить не разрешала.Это я сказала, чтобы он не удивлялся - почему я так неподходяще одета - в полосатое платье. Не на пикник, вроде, едем. Но факт в том, что брюки я носить как-то стеснялась. Хотя все остальное - носки, кроссовки, куртка у меня выглядели вполне подходяще.- Илта?- Да?- У тебя... хм... какая-нибудь еда есть?- Есть картофельные лепешки, - настоящие, не из кожуры, - и урюк.

Мартин обрадовался.- Картофельные лепешки – это здорово, честное слово! У меня тоже кое-что есть, так что, думаю, не пропадем первое время.Честно говоря, это было последнее, что осталось в доме из еды. Картошка была такой мелкой, что ее и чистить не было смысла, достаточно было просто протереть плотной бумагой. Да и такой удалось наскрести совсем чуть-чуть. Еще я взяла с собой остатки соли и неприкосновенный запас - упаковкучерного чая в пакетиках. У Владика и Беатки, я знала, тоже кое-что было. Но это была их еда, и о ней я не стала говорить Мартину. У Владика была с собой банка тушенки, килограмм риса и полплитки шоколада. У Беатки немного галетного печенья, по горсти грецких орехов и миндаля и гранат. Я думала, если мать положила им продукты, значит, подозревала, что может не вернуться? И на сколько бы им хватило? На сколько нам троим хватит этих запасов? Дня на три-четыре? А потом? Надо еще прожить эти три-четыре дня...Погруженная в эти невеселые размышления, я замолчала. Мартин, видимо, поддавшись моему настроению, ни о чем больше меня не спрашивал. Мы так и сидели плечом к плечу. И его плечо казалось мне необыкновенно надежным. Впервые за много дней я подумала - а может ничего еще не кончено?***Город эвакуировался. Стало ясно, что оборону держать не будут, и зря мы сюда ехали. Теперь нужно ехать, вернее, идти дальше. Мартин предложил переждать где-нибудь общую панику, а потом запастись продуктами и уйти. Время у нас еще есть, сказал он. Мартин всегда говорил так решительно, что сомневаться в его словах было просто невозможно. Он привел нас в ту часть города, где почти не осталось людей. Те жители, у кого была возможность, во время бомбардировок перешли жить в подвалы. В один такой подвал, довольно благоустроенный, и привел нас Мартин. Здесь было много мебели - кровати, диваны, столы, табуретки. Даже пианино. Владик с Беаткой сразу же ринулись к нему, предоставив нам с Мартином беседовать тет-а-тет. Я обратила внимание, что дети вообще как-то дичатся Мартина. Ну, может, не дичатся, но как-то не до конца ему рады. Беатка даже не поблагодарила его за щенка. Сейчас Беатка старательно пыталась что-то подобрать на пианино. Я не без удивление узнала "Nothing Else Matters". Владик стоял рядом, слушал.- Славные детки, - сказал Мартин. - Как их зовут?- Владислав и Беатриса.- А родители их где?- Самой бы узнать.- Ладно, рассуждениями сыт не будешь. Что там у тебя? Картошка? В самый раз.Я думала, что после всех этих переживаний, у меня еда встанет поперек горла. Ничего подобного! Аппетит я чувствовала прямо зверский. Позвали детей. Я достала свои лепешки (не совсем правильной формы, признаться). Мне было интересно, что предложит Мартин. Он достал из своей сумки такое, что мы глаза вытаращили от удивления: копченую колбасу, копченую курицу, красную рыбу, семгу, кажется.- Налетай, - сказал Мартин. - Само по себе это не очень, без хлеба, то есть. Так что ваши лепешки очень кстати.Мне кажется, даже у Владика с Беаткой поубавилось сторожкости к Мартину. По крайней мере рыбу с курицей они уплетали будь здоров. Я, впрочем, тоже. Но все-таки не забывала удивляться.

- Слушай... А откуда ты это все взял?- Да в магазине. В залах, конечно, все порастащенно уже. Так я пролез в холодильные камеры. Там этого добра пока навалом. Даже яйца свежие есть. Но я их не стал брать.- Зря. Я как раз яйца люблю больше любого мяса. Особенно яичницу-болтунью.

- С чем? С колбасой, с сыром?- Да с чем угодно. Особенно с консервированной холодной фасолью. Знаешь, такая мелкая белая фасоль в томатном соусе.

- Заметано! - засмеялся Мартин. - В следующий раз угощу тебя этим!Но меня продолжало пощипывать беспокойство.- Мартин... Значит, получается, ты это все украл?Он удивлено вскинул бровь.- Почему украл? Взял.

- Но ведь ты не заплатил?- Кому? Магазины пустые.- Все равно, - сказала я неуверенно. - Это как-то нехорошо.- Ох, ну ты уникум! - принужденно засмеялся Мартин. - Прямо какая-то аномальная честность. Предпочитаешь умереть с голоду, но не украсть куска хлеба.Как было объяснить ему? Это все равно, что переходить улицу. Можно только на зеленый сигнал светофора. Даже если поблизости ни одной машины. Даже если все остальные смотрят на тебя, как на дуру. Все равно стой. Потому что - год тихо, а час лихо. Потому что секундная спешка не стоит жизни. Потому что, каждый человек с детства должен намертво уяснить: есть вещи, которые просто нельзя. Ни при каких обстоятельствах. И еще потому, что человек не испытывающий удовольствия от того, что поступает правильно, как-то неполноценен. Так же и с ложью. Можно фантазировать и преувеличивать в рассказе. Можно, столкнувшись с болтливой знакомой, сказать, что очень спешишь, хотя на самом деле нет... Но... у каждого человека в душе... Должен быть какой-то стоп-сигнал, вроде светофора, который крикнет - нельзя! И значит нельзя. Даже если ложь кажется абсолютно невинной и безопасной. Ведь этот внутренний предостерегатель и есть совесть, а значит, частичка Бога, частичка высшего знания в каждом человеке. Только многие ли ее слушают, совесть свою? А дело ведь не в том, что от твоей лжи может быть кому-то плохо (хотя и это тоже!), а в том, что, в конце-то концов, хуже всего будет именно тебе. У водителя машины, сбившего тебя, проблемы, конечно, будут... Но несопоставимые с твоими...Этого всего я не смогла бы объяснить Мартину. Поэтому промолчала.

- Хотя, с другой стороны, - протянул он. - Может, по-своему, ты и права. "Не укради" и все такое... Может, потому и происходит все это, что стало слишком мало таких людей, как ты?- Ты разве веришь, в то, что говорят? - спросила я. -Что война эта последняя? Конец света, приход Антихриста и все такое?- А ты так не думаешь?- Я думаю, люди и без Антихриста неплохо управятся.- Но все же в Бога ты веришь? - настаивал Мартин. - Да, наверное, ты ведь такая порядочная...- Это не обязательно взаимосвязано, - ответила я сердито. Говорить на такие темы я просто не любила. - Но если хочешь знать, верю ли я в высшую силу, то да. Но не так, как в Библии. Там вообще много напутано... Хотя много истинного есть и там.Мартин помолчал задумчиво, ероша волосы.

- Вот чего я никогда не мог понять в религии, - наконец произнес он, - так это того, почему Бог, такой всесильный, не уничтожит сразу Дьявола и все зло? Вопрос банальный, но согласись...- Это-то как раз понятно, по-моему - возразила я. - Бог дает людям свободу выбора. Возможность решать самим. Этим-то он и отличается от Дьявола.- Да? - Мартин выглядел разочарованным. - Тогда почему "раб божий"?- Так ведь не чей, а какой... Тот, кто делает РАБоту Бога.- Да ты просто казуистка, - фыркнул Мартин. - Но все равно - зачем? Разве Бог не может сам?- В том-то и дело, что может. Но он хочет, чтобы люди САМИ. Ведь они и созданы по его образу и подобию. Весь смысл и счастье человеческой жизни в борьбе и труде. А Дьявол хочет дать им все сразу, без труда и борьбы. Он лишает людей права стать кем-то. Говорит, что покупает их души, а на самом деле отнимает у людей ВСЕ.