2. Люцифер или Сон во Сне. (2/2)

- То есть, когда человек вместо того, чтобы добиваться чего-то, просто получает это, он уже не человек. Да?

- Да.- Тогда почему ты принимаешь мою помощь?

- Встречный вопрос. Почему ты нам помогаешь?Мартин рассмеялся.- А почему ты помогаешь этим детям? Кто они тебе они? Но они тебе нужнее, чем я. Знаешь, почему? Ради них ты и борешься. Будь ты одна, ты бы уже погибла. Ты не знала бы, что делать.- Я и сейчас не знаю.- Но ты об этом думаешь, ведь так? Тебе есть о ком заботиться, есть ради кого быть сильной. Еще неизвестно, кто из вас чья поддержка. Так и я. Мне нужно о ком-то заботиться, чтобы быть сильным, понимаешь?- Ну... ты не производишь впечатления человека, который без нас пропадет.- Поэтому и не произвожу. Спорим, ты им тоже кажешься всезнающей и надежной.Да, возможно, он и прав. "Неизвестно, кто чья поддержка", это уж точно. Бедные Владик и Беатка, не повезло им со мной.***Электричества в подвале, как и следовало ожидать, не было. Но Мартин разыскал где-то керосиновую лампу. Я поставила ее рядом с кроватью, куда легли, не раздеваясь, Владик с Беаткой. Только рюкзаки свои сняли и положили в изножье кровати. Мартин сказал, что ляжет на диване, но ложиться пока не ложился, бродил по подвалу.

Мне спать хотелось просто безумно, но я в каком-то оцепенении сидела на краю кровати и тупо смотрела на свет лампы. Потом заметила, что рядом с лампой лежит книга. Открытая книга. Сначала я на нее не обращала внимания, а потом пригляделась. Как раз на открытой странице была иллюстрация. Меня заинтересовало, то, что иллюстрация была необыкновенно роскошной, просто шедевральной. Такие помещают только в дорогих книгах, большей частью репринтных. Рисунок изображал какую-то пустынную местность. На первом плане темно-серая, почти черная скала, за ней мрачно-синее небо и краешек пустыни. Но главное, конечно, было не это. Главное были люди, изображенные на рисунке. То есть, это я сначала подумала, что люди. Они словно боролись - один обхватил другого сзади. Более прекрасных и более отличающихся друг от друга лиц я не видела никогда. Тот, что стоял сзади, был, вне всякого сомнения, ангел. Я это поняла гораздо раньше, чем увидела крылья за его спиной. Лицо у него было такое... один раз глянешь и не забудешь никогда. И дело не в золотых кудрях и мягких чертах, а в том, что в нем было ЭТО... Как назвать? Благодать Божия? Но это все слова, а слова не имеют смысла. Его нужно было просто видеть. И тело его было прекрасным. Каким-то слишком прекрасным и белым для человека. Но на рисунке его лицо было искажено болью и отчаяньем, а тело изломано борьбой. Тот, второй, с которым он боролся… Он был прекрасен совершенно по-другому. Его красота не оставалась в памяти, она завораживала. На него хотелось смотреть еще и еще, не отрываясь. Это было, как наркотик. Волосы у него были ярко-рыжие, длинные, черты лица прямые и гордые, глаза, казалось, горели нестерпимым огнем. Тело было таким же совершенным, как и у противника, но в отличие от того, совершенно человеческим, смуглым и ... возбуждающим? За спиной черные кожистые крылья. Надо ли говорить, что оба были обнажены? Да, сначала мне показалось, что они борются. Но с неожиданно охватившим ужасом я поняла, что это не так. Пригляделась. Да, действительно. Здесь были не два боровшихся юноши-ангела, он был один. Он рвался сам из себя, разрывал сам себя на две половины. Лицо того, что вырывался, светилось мрачной решимостью. Он даже слегка ухмылялся. А тот, первый... светлый, он погибал. И я знала, он погибнет, когда раздвоение произойдет. Более того, когда оно произойдет, случится что-то еще, настолько страшное, что об этом не хочется даже думать. Мне не нужно было смотреть на подпись под рисунком, чтобы знать, что там написано. Люцифер. Вот значит, как все было. Я продолжала зачарованно смотреть на иллюстрацию, и вдруг мне показалось, что фигуры движутся. Нет, не показалось. Рисунок и вправду ожил. Теперь они боролись на моих глазах. Мне казалось, я даже слышу их дыхание. И я видела, что тот, темный, побеждает. Что еще немного, и он вырвется. Я испытала такой ужас, что проснулась.Я по-прежнему сидела на кровати, на которой спали Владик с Беаткой. И книга по-прежнему лежала на столе, открытая. Но в ней не было никаких картинок. Только убористый текст в два столбца. Буквы мелкие, с места не прочесть. Но все равно, я знала, что это за книга.Мартин стоял в нескольких шагах от меня. Просто стоял и смотрел. Он, похоже, даже не ложился. Свет лампы наполовину освещал его, так, что правую сторону лица было не различить в полумраке. Мы встретились глазами. Мартин улыбнулся. Странная была улыбка. Не то жестокая, не то насмешливая, не то и та и другая вместе. И вдруг я поняла. Я узнала его. Я теперь бы его ни с кем уже не спутала. Какой бы облик он не принял. И только тогда увидела. Его правый глаз был золотым. Совершенно золотым и совершенно живым при этом. Больше ничего на темной стороне его лица видно не было, только этот глаз. Он смотрел на меня, и я поняла, что он знает, что я знаю. Он сделал движение по направлению ко мне. Я вскочила.

- Не приближайся ко мне, - сказала я. Ни страха, ни удивления не ощущалось. Только безмерная усталость.- Не приближайся, - повторила я.Он продолжал улыбаться.- Почему? Разве ты боишься?- Еще чего не хватало. Не хочу быть рядом с тобой.- Но что плохого я тебе сделал?- А ты не сделал. Только собирался.Он рассмеялся, мягко, укоризненно.

- Наивная. Ты же ничего не знаешь...- Я знаю, кто ты.- И что?- Да все. Я никогда не буду с тобой.- Ты глупа, - сказал он раздраженно. - Не понимаешь, что делаешь, из-за дурацких предрассудков отказываешься от помощи.- Обойдусь.

- Но я действительно хочу помочь! Тебе и этим детям. Вы погибнете без меня! Ты не представляешь, что будет.

- Представляю. Твое время пришло, да? Развлекаешься? Или вербуешь приспешников?

- Вы погибнете, - повторил он.- Рядом с тобой - обязательно.Он покачал головой.- Почему ты не хочешь верить? Не хочешь принимать очевидных фактов? Он от тебя отрекся. От всех отрекся. А я...- Старая ложь, старая песня. Не катит.- Да что ты знаешь? Как ты можешь судить меня? Если бы ты захотела понять...- Я знаю достаточно. Сказочки о добреньком несчастненьком ангеле, сброшенном с небес, прибереги для сентиментальных дурочек. А меня можешь вычеркнуть из их списка. Ты никому не хотел и не хочешь помогать, только себе. Ты не Прометей. Ты...Я осеклась. По имени называют знакомых. А я не хочу, чтобы у меня были такие знакомые.- А ты жестока... - сказал он тихо.Я поняла, куда он гнет, и ощутила что-то похожее на злость. Я жестока, значит.- Правда жестока только для трусов - сказала я. - Это ведь все одно. Трусость, слабость, ложь, жестокость... Если появляется одно, то и другое приходит. Рано или поздно. И все вместе это называется - Зло. Это ты. А вот правда, смелость, милосердие, сила... Это Добро. И это тоже всегда связано. Это мы.- Ты забыла любовь и ненависть...- Они здесь ни при чем. Это все чувства, ты на это не способен. Ты пустота, ничто... В ничто и обратишься.- А как насчет гордыни? Самонадеянности?

- Я же не считаю себя лучше и сильнее других. Что я смогу без Него? Но с Ним все. Это не гордыня. Это вера.- Это глупость, тупость, упрямство. Ты совершаешь ошибку, отвергая меня. Когда раскаешься, будет поздно.

- Никогда. Оставь меня в покое. Что тебе нужно?- Я хотел помочь. Пока ведь я не причинил вам никакого вреда, и моя помощь тебя устраивала. Ты нравишься мне... Я... Возможно... полюбил тебя.- Говорю, оставь это для пустоголовых дур. Это все ложь. Такие вещи, как любовь или дружба для тебя непостижимы. Зачем я нужна тебе?- В этой войне ты погибнешь.- Я никогда не погибну.

- Мне принадлежат миры. И этот скоро будет принадлежать.- Что с того? Я-то тебе не принадлежу.- Значит, ты отвергаешь меня? - спросил он. Голос стал каким-то другим.- Да.- Тогда бойся.- Нет.Я действительно не боялась. Просто не хотела, чтобы он подходил ко мне. Я откуда-то знала, что пока я не разрешу, он этого не сделает. Я ощущала лишь смутную досаду - зачем он здесь, и легкую грусть по Мартину. Но этот никогда им не был. Конечно, он мог уничтожить меня, не сходя с места, но почему-то не делал этого. Ему было что-то нужно от меня. Но что? Он вдруг сделал движение, словно подался вперед, и я напряглась. Но он лишь изменил внешность, стал выше. И точно таким, как на том рисунке в книге. Только он был одет вполне по-современному, и крыльев что-то не было видно. По-прежнему половина его лица оставалась в тени и была неразличима. И по-прежнему правый глаз был золотым.

- Таким я тебе больше нравлюсь? - спросил он насмешливо.

Я чуть было не опустила глаза. Он был прекрасен. И страшен.- Я не боюсь, - сказала я как можно тверже. - Неужели ты думаешь, что после всего я еще буду бояться?- Ты будешь, - сказал он уверенно. - Ты не представляешь, что ждет вас всех дальше.- Да где уж мне. Но это, может, будет, может, нет. А вот кто точно боится и прямо сейчас, так это ты. Что-то со мной не так, да? Чем-то я тебе помешала.Если бы он расхохотался мне в лицо или хотя бы презрительно улыбнулся, я бы почувствовала облегчение, честное слово. Но он продолжал смотреть непроницаемо серьезно. Я поняла, что права. И мне, наконец, стало страшно. Не его. Того, что ждет меня, того, что от меня зависит.

- Правда... - проговорил он тихо и медленно. - Всегда правда, да? Откуда берутся такие уроды, как ты. Не желаешь играть по правилам? Вот тогда тебе правда. Ты меня любишь. Согласна принять это?

На секунду - на одну секунду - я дрогнула. Но я уже разгадала его игру. Не совсем понятно, чего ему от меня надо, но понятно, как он этого добивается. Я должна поколебаться, не важно в чем. Маленькое сомнение в Нем, самая ничтожная ложь, самый легкий страх - он готов просочиться в любую щель. Я подняла глаза.- Я тебя не люблю, - сказала я твердо. - Я тебя вожделею. Так, кажется, это называется у вас? Но любовь здесь ни при чем, а с телом своим я смогу справиться.

- А Мартин?К счастью, я ждала этого вопроса.- Да. Мартин. Его я почти успела полюбить. Может, и успела. Только его и не было никогда, ведь так? Я сама его придумала. Или он был, а ты убил его? Еще один повод тебя ненавидеть. Или... он есть? Не этого ли ты добивался? Я должна была разочароваться в нем или что? Но теперь я знаю. Я буду его искать. Настоящего.Похоже, я угадала. Мой собеседник помрачнел, насколько это было возможно в его случае.- Вы все обречены, - сказал он. - Теперь мое время. Бояться? Ну, нет. Все предначертано и предрешено. Борьба бесполезна. Раз ты все знаешь и всему этому веришь... Значит, должна знать, и что сказано об этом. "И придет Царство Зверя..."Оно пришло. Все свершилось. Поняла? Теперь я победитель. Я буду править.

- Ладно, хорошо. А потом?Он не ответил. Только еще больше потемнел.- Да, оно пришло, это Царство, - сказала я уже совсем спокойно. - Мы знали, что придет. И сейчас знаем, что рано или поздно оно уйдет. И придет Царство Истины, Царство Любви, Новая Музыка. Но это уже действительно навсегда. Так чем ты в состоянии меня напугать? Чем прельстить? Думаешь, для меня имеет значение, сколько я пробуду здесь еще - год, двадцать лет, пятьдесят? Какое это имеет значение, если с Ним я буду жить вечно? Убей меня сейчас, и я окажусь рядом с ним. Только ты этого не сделаешь в надежде победить меня.Ошибаешься. Тебя и тех, кто пойдет за тобой ждет поражение. Не важно, через миллион лет или через тысячу - перед вечностью это мелочь. Вечность, вот что нам всем уготовано. Но для меня вечность - это Всегда, а для тебя - Никогда. Я буду жить вечно. А ты уйдешь в Ничто.

Я говорила это так, будто оттачивала эту речь долгие годы. Но на самом деле, я все это поняла только теперь. И пока я говорила это, меня словно наполнял какой-то теплый свет. И на меня снизошли покой и радость. Когда я говорила, что правда и сила это одно, я даже не думала, что это настолько одно.

- Мы уходим, - сказала я. - Владик, Беата, вставайте!Они проснулись и вскочили моментально. А может, и не спали вовсе, ждали сигнала?

- Уходите, - сказала я, не отрывая глаз от нашего несостоявшегося покровителя. - Я за вами. Сейчас.Они молча накинули рюкзаки. Беатка схватила щенка. Подчинялись мне сразу, не задавая вопросов. Но у двери чуть помедлили. Затем вышли. Краем глаза я успела заметить, что на улице еще нет абсолютной темноты. Или опять зарево?- Дай нам уйти, - сказала я.Он и не делал попыток нас задержать. Только сказал:- Если бы ты только... Нашла в себе силы хоть немного меня пожалеть...- Пусть тебя жалеют те, кто никогда не страдал. Сытые, разнеженные глупцы, для кого ты лишь красивая картинка в книге. А я знаю, кого надо жалеть. Тех невинных, которые твоим именем гибнут, крича в агонии. Тех, кто умирает в немом отчаянии. Сколько их, кто считал? И каждый - человек, жизнь, мир! Но кто о них знает, кто жалеет? Они не скажут слащавых слов, чтобы их пожалели, не станут сюжетом для красивой картинки. Все те миллионы, которые умерли и умирают в муках, крови и грязи. Твоим именем! Вот это и есть твое настоящее лицо. Пожалеть их всех - не хватит сердца. Оплакать их всех - не хватит слез. Но я могу бороться с тобой. Хотя вот в тебя я никогда до конца не верила. Ты как-то слишком мелок, чтобы быть правдой. Я всегда думала, что ты выдумка ничтожнейших из людей. Чтобы оправдать собственное ничтожество, лучше выдумать что-то... еще более ничтожное.

- Что ж, - сказал он, - теперь у тебя есть возможность убедиться в моем существовании.Владик и Беатка уже выбрались из подвала. Но я знала, что они будут ждать меня. Он приближался ко мне. Он даже не изменил позы, не шелохнулся, но он стал ближе. Не совсем отдавая себе отчет в том, что делаю, я схватила табуретку и изо всей силы швырнула в него. Табуретка прошла сквозь него или растворилась в воздухе перед ним, я не смогла понять. Тогда я схватила книгу. Нет, я не думала, что Библия может меня как-то защитить. Я сделала это машинально. Книга, прошелестев страницами в воздухе, упала у его ног. И вдруг вспыхнула. Пламя охватило его сразу всего. И тогда он засмеялся. Это было уж слишком. Я выскочила из подвала. Владик и Беатка ждали меня. Я схватила их за руки, и мы побежали. И убегая, продолжали слышать этот смех. Не какой-нибудь дьявольский хохот, просто смех человека, который увидел или услышал что-то чрезвычайно смешное. Я подумала - сколько он может так смеяться? Пока дом не сгорит дотла?***Мы запаслись продуктами и всем необходимым в супермаркете. Как следует наелись там же, выбрали одежду получше. Видимо, это был какой-то блатной супермаркет, и его охраняли до последнего - товары почти не были разграблены. Некоторые продукты мы переложили из коробок и упаковок в пакеты, так они занимали меньше места. И вообще не торопились. Из города никого не выпускали, но я знала, что к утру на блокпостах солдат не останется - армия же отступала. И мы уйдем. Я даже хотела заночевать в супермаркете, но потом решила, что лучше не стоит. Сюда могли явиться и другие ?покупатели?. Лекарств мы здесь не нашли, но я надеялась раздобыть их по пути в какой-нибудь аптеке. На всякий случай взяла с собой кусок белой льняной ткани - для бинтов. Когда Владик и Беатка уже вышли из супермаркета, я подошла к кассе. У меня с собой были и кредитки, и наличные деньги, и кое-какие драгоценности. Я хотела по возможности больше использовать кредитки. Все равно обналичить их не удалось. Все попавшиеся нам банкоматы были либо пусты, либо неисправны, либо просто разломаны. Я расплатилась и забрала чек. Мелочь, по-твоему, да, Мартин? Но я не хочу уступать тебе даже в мелочах.

Я только успела подумать это, как экран компьютера внезапно ожил. Не в той кассе, где я расплачивалась. В соседней, неработающей. На экране замельтешили клеточки, как на безмерно увеличенной фотографии. Постепенно выкристаллизовывалось изображение. Рыжеволосый мужчина с золотым глазом. Он стоял в той же позе, в которой мы его оставили в подвале. "Я всегда рядом", казалось, говорил он. Я медленно отступила от прилавка. Изображение на экране изменилось. Теперь это было лицо Мартина во весь экран, вполоборота, ухмыляющееся, сверкающее золотым глазом.- От меня не убежать, Илта, - это уже было сказано вслух. - Я найду вас.- Слишком избито звучит, - я, не сводя глаз с экрана, продолжала пятиться к дверям. Я не побежала. Точно помню. Не побежала.

***Мы шли по трассе, направляясь прочь от города. Все вокруг было залито каким-то странным желтоватым светом. Непонятно - был ли уже закат? Или это зарева от пожаров и взрывов сливались и образовывали это свечение? Мимо нас иногда проносились машины, но ни одна не остановилась. Пешеходов больше не было. Видимо, мы были самые последние. Я все думала, а что если впереди или позади покажется колонна танков или броневиков? Что мы станем делать? Свернем с дороги и побежим через поле к лесу? Ладно, там увидим.Сегодня я видела во сне своих родителей. Мне снилось, что они король и королева, могущественные и прекрасные.

Город остался позади. Когда мы шли через него, он казался совсем пустым, но я знала, что это не так. Многие еще оставались там. Не смогли или не захотели уйти. Кто-то затаился в своих квартирах, кто-то в подвалах. Главным образом, старики, женщины и дети. Так всегда бывает. Почему они остались? Кто-то сейчас охвачен страхом, тревогой и безумнейшей надеждой, что, может, пронесет и все обойдется. Кто-то в тоске и отчаянии уже не надеется ни на что. Им все равно. А конец один. Они погибнут или при обстреле, или позже при взятии города, или в плену. При обстреле лучше. Сколько матерей прижимает сейчас к себе своих детей, надеясь своей верой и любовью защитить их? И каждая из них словно Мария... Подумайте о них все те, кто требует понять и пожалеть Люцифера. "Хоть немного меня пожалеть..." Пожалеть того, кто первый сказал, что эгоизм, гордыня и самонадеянность - не грех. Что это можно. И что только жестокий тиран мог покарать за это. И пострадавший достоин сочувствия. Эгоизм не грех. Можно думать только о себе. И пусть миллионы погибнут, но я буду жить. Гордыня не грех. Можно считать себя лучше других. И пусть миллионы погибнут, но я буду прекрасен. Самонадеянность не грех. Можно считать себя самым правым. И пусть миллионы погибнут, но я буду поступать по-своему. Так поступает он, так учит он. И так поступают те, кто идет за ним. Вряд ли те, кто сейчас идут стрелять, жечь и убивать, грешны чем-то большим. Как и те, кто их направляет.

Почему вы не хотите думать, люди? Почему? Почему от века к веку вы так глупы? Ищете легких путей, благословляя того, кто может вам их дать, ценою жизней вам подобных... Покорно ждете, когда придет и ваш черед. Глупцы, вот, кто идет за ним. Не только глупцы, конечно. Трусы и подонки. Вот его воинство. Всегда было так. И теперь он построит свое царство. Свой мир, подвластный лишь ему. Неизменный и безжизненный настолько, что ему самому этот мир смертельно надоест. И тогда... Что тогда? Ослабит ли он свое внимание в своей бескрайной самонадеянности или в бескрайней же гордости позволит появиться тем, кто в силах будет свергнуть его Царствие? Но так будет. Только бороться надо уже сейчас. "Взрослых можно убедить, можно напугать, а дети... это же категория, не поддающаяся логическим схемам". Кто это сказал? Кажется, Крапивин...Я не знаю, куда приведет нас эта дорога. Куда-нибудь да приведет. К кому-нибудь. А если возникнет на дороге высокая статная фигура, мы свернем в поле. Я почему-то уверена, что сразу же поднимется из земли меч. Тот самый. С розой и змеей. И неважно, если я не успею добежать до него. Главное, чтобы Владик с Беаткой успели.