7 (1/1)
Нескончаемо долгийдолгийдолгийдолгийдолгийдолгийдолгийдолгийдолгийдолгий сон… В котором ему уже бессчетное множество раз снилось, как он просыпается. И приходит в ужас оттого, что мог так долго спать, когда ему нужно спешить, когда Тень Шизуо всё ещё бродит в одиночестве по этой проклятой серой равнине в поисках выхода… Ведь… ему только приснилась их встреча?..Или всё-таки…Он не знает. В этой бесконечности всё давно уже смешалось… Не разобрать…
Он так хотел верить, что и в самом деле отыскал душу Шизуо среди бескрайней равнины Мира Теней… Так хотел верить в это, но не мог…Нет, Тень Шизуо всё ещё где-то здесь… Ничего не было, не было никакой встречи, не было этих глаз, наполняющихся вновь жизнью, не было… Не было!
Не было!
Не было!
Не было!!!
Только снилось…Он готов был выть от отчаяния, но ненавистный сон не отпускал его, вцепившись мёртвой хваткой в истерзанное сознание… Отсюда не было выхода.Изая, сходя с ума от собственного бессилия, скитался в бесконечном лабиринте странных потусторонних образов и бессвязных обрывков каких-то ложных воспоминаний… Сон и явь безнадёжно переплелись в один восхитительно-кошмарный узор, подобно нитям тумана, сплетающимся в тончайшее серое кружево.…И это серое небо над его головой… Оно внушает ему отвращение, граничащее с ужасом… Оно раз за разом убивает его своей неизменностью. Невозможностью, наплевав на законы гравитации, безотказно действующие даже в Мире Теней, броситься в эту серую высь, разбиваясь вдребезги, подобно стеклянной вазе… Впиться осколками в серую твердь этого нереального неба, чтобы зажечься в нём кроваво-алыми звёздами и хоть как-то разбавить, наконец, эту невыносимуюс е р о с т ь…
Пусть даже ценой собственной никчёмной жизни.Только бы это небо очнулось от своей летаргии. Только бы изменило свой цвет… Он больше не в силах выносить с е р ы й цвет.И Тишину. Оглушающую, от которой закладывало уши.Она, вездесущая и всеобъемлющая, накрывала с головой, вселяя в него какой-то животный ужас. Он хотел сбежать от неё, но бежать было некуда.Он бился в истерике, плакал и кричал.Но слёзы оказывались обжигающе-сухими, а крик выходил беззвучным и не способен был развеять её.Он метался, подобно дикому зверю, в клетке своего сна, но некому было открыть замок и распахнуть дверь…Помочь себе мог только он сам…И он раз за разом уговаривал себя проснуться – и просыпался, но лишь для того, чтобы, холодея от ужаса, понять, что это ему лишь снится… И вновь проваливался в пугающе серое забытье под гром лишающей рассудка Тишины.Иногда видения становились ещё более странными, и Орихаре казалось, что он снова среди живых. Вокруг было какое-то совершенно незнакомое ему место, но как ни пытался Изая рассмотреть окружающую обстановку, ему это не удавалось: всё было подёрнуто пеленой тумана знакомого грязно-молочного оттенка, того самого, что постоянно скрывал собой тонкую линию, разделяющую небо с землёй в Мире Теней.Образы мира живых не отличались ни яркостью, ни отчётливость и походили на размытые этюды, небрежно написанные акварельными красками на листе бумаги и растёкшиеся от неосторожно пролитой воды… Но даже несмотря на это Изая воспринимал эти образы как милость, ниспосланную какими-то неведомыми силами, быть может, просто по ошибке, в его бредово-реальный сон… Он знал, что видения эти мимолётны, что вскоре они бесследно сотрутся из его сознания, и тогда он вновь погрузится в своё безнадёжное серое безмолвие. Знал, но всё же был счастлив как ребёнок, когда плотную пелену его сна прорывали ощущения то тёплой воды, касающейся обнажённой кожи, то боли от ремней, впивающихся в запястья. Порой ему снились прикосновения: иглы, прокалывающей кожу на сгибе локтя, каких-то датчиков, присоединяемых к голове, стеклянной кромки стакана к пересохшим губам, просто чьих-то чужих рук… А ещё иногда сквозь сон сюда из мира живых проникали запахи – множество самых разнообразных запахов, знакомых, но всё же невнятных, неотличимых друг от друга; и даже вкус какой-то еды – какой именно, Изая не мог разобрать. Извуки – о, это было настоящим блаженством, потому что звуки убивали Тишину. Когда в его сон врывались звуки, он готов был одновременно рыдать и смеяться от счастья. Они заполняли пустоту чужого мира, такие смутно знакомые, похожие то на гулкий стук каблуков по бетонному полу, то на скрип двери, то на шелест ветра в зелёной листве, то на плеск воды, то на шум ливня и отдалённые раскаты грома, то на человеческие голоса... Но сколько Изая не силился, он так и не смог разобрать слов, как будто говорили на незнакомом ему языке……Потом проклятая Тишина непременно воскресала вновь, фениксом возрождалась из пепла, но в тот момент, когда звуки, чудесные, напоминающие ему о реальности мира живых, вновь разрывали её в клочья, Изая готов был кричать от восторга. Он никогда не слышал свой крик… Шёпот – да, но крик был за гранью его слуха… Что ужасно разочаровывало его, ведь если бы не это – он мог бы сам уничтожать Тишину. Снова и снова. Уничтожать безжалостно каждый раз, когда она становилась нестерпимой.
Но пока Тишина сама убивала его, медленно, мучительно…За несколько недель до этогоВ то утро Ягири Намиэ пришла в офис раньше обычного. Короткий двухдневный отпуск, в который её по какой-то прихоти отправил Орихара, завершился. Её мучила бессонница, носившая имена Сэйджи и Мика. Так что проснувшись в пятом часу утра и проворочавшись в постели около сорока минут в тщетных попытках заснуть, Намиэ сочла за лучшее привести себя в порядок и всё-таки отправиться на работу.
Набрав код на замке, Ягири закрыла зонт, стряхивая на пол крупные капли – как назло с утра зарядил противный нудный дождь – и толкнула массивную дверь. Оставив зонт у входа и сняв пальто, женщина прошла в кабинет, на ходу поправляя чуть влажные от дождя волосы. И замерла на полушаге.Сказать, что картина, представшая её изумлённому взору, была странной, значит ничего не сказать. За время, проведённое в качестве личного секретаря Орихары, Намиэ привыкла к его нелепым выходкам, но то, что она увидела, выходило за рамки её понимания. Да и за рамки разумного – тоже.На полу в центре просторного кабинета лежал, широко раскинув в стороны руки, Орихара. Пустой остекленевший взгляд был неподвижно устремлён в потолок, информатор бессвязно шептал что-то, едва шевеля сухими потрескавшимися губами.Намиэ осторожно, стараясь не шуметь и по возможности как можно тише стучать каблуками, приблизилась и, наклонившись, прислушалась к этому шёпоту.
– …это просто сон… просто сон… не стоит бояться сна… ведь всегда можно проснуться… просто открыть глаза и проснуться… это не страшно… ведь это же просто сон… сон… сон…Несмотря на завидное самообладание, Намиэ стало не по себе.
– Изая?
Он даже не повернул голову в её сторону, кажется, попросту не услышал.Намиэ позвала ещё раз, уже громче. И ещё. С тем же результатом.Наклонилась, слегка коснувшись плеча Орихары, но и это не возымело ни малейшего эффекта. Женщина опустилась на колени рядом с распластанным без движения шефом, повторяя попытку привести его в чувство, но Изая не реагировал ни на какие действия извне. Кажется, он вообще не замечал её присутствия, и только всё шептал, растягивая слова, какой-то бред. Намиэ прислушалась и разобрала что-то про кровавые звёзды и небесный асфальт. Шёпот замолк на время, по губам скользнула тень усмешки. И Орихара принялся бормотать что-то вновь, по-прежнему не сводя с потолка напрочьлишённого осмысленности взгляда.
Внимание женщины привлёк нож, лежащий возле Изаи на полу. Необычный на вид, и, кажется, очень старый, с потемневшим лезвием и металлической рукоятью удивительного цвета, навевающего ассоциации с запёкшейся кровью. Намиэ автоматически подняла его, мельком отметив про себя ощущение неестественного холода, обжёгшего ладонь. Задумчиво разглядывая оружие, вновь прислушивалась к бредовому шёпоту.– …я виноват... всё исправлю... но… нельзя спать… здесь нельзя… … нельзя… Шизу! …я… я проснусь… я смогу… обещаю… ведь это просто сон… значит, я смогу проснуться, обещаю… Шизу… проклятый сон… он не... отпускает… не отпускает… не отпускает… не отпускает… не…
Намиэ вовсе не была слабонервной женщиной, напротив, отличалась хладнокровием практически в любой ситуации, но даже она вздрогнула от пронзительного, рвущего сердце вопля, прорезавшего тишину кабинета в следующий момент. Орихара кричал, всё так же лёжа на спине, неестественно запрокинув голову назад и зажмурившись, кричал дико и отчаянно, царапая ногтями пол. Каменные плиты отзывались отвратительным скрежетом, от которого челюсть сводило и хотелось прижать ладони к ушам. Из-под сомкнутых век текли слёзы, оставляя на коже влажные дорожки…
От этого крика по спине женщины пробежал холодок.Намиэ поднялась и медленно отошла к противоположной стене, подальше от распростёртого на полу человека, старясь при этом не поворачиваться к нему спиной и не издать ни звука, попутно неосознанно сунула нож на полку книжного стеллажа, чтобы не мешался в руках. Как можно тише нашарила в кармане сумки телефон и торопливо набрала номер…