Глава 4. Коктейли (1/1)

Мартин просыпается с полным ртом волос. Первая его мысль: ?Ну, это что-то новенькое?. Его вторая мысль заключается в том, что он не может дышать, и поэтому он отплевывается и кашляет, пока его рот не освобождается от завитков длинных светлых кудрей.Стоп.Он резко просыпается, его сердце бешено колотится о грудную клетку, словно птица, пытающаяся вырваться.Стокгольм рядом с ним шевелится и моргает заспанными глазами. Раз, два. Никакой реакции. Мартин ожидал увидеть на ее лице отражение его собственного эмоционального потрясения, замешательство, ужас и отвращение, борющиеся внутри него. Но, к его удивлению, она выглядит совершенно не обеспокоенной всей этой ситуацией, как будто регулярно просыпается из-за гея в своей постели.—?Что это за хрень?—?Тебе нельзя говорить это слово,?— раздается тоненький голос от изножья кровати. Мартин резко поворачивает голову и обнаруживает, что маленький сын Стокгольм, Цинцинатти, смотрит на него, склонив голову в демонстрации детского недоумения.—?О, Цинци, ты уже проснулся? —?Голос Стокгольм хриплый после сна, но при этом пронизан материнской нежностью. (По крайней мере, Мартин думает, что она звучит так. Не то чтобы он сам ее слышал.)?— Пойди и посмотри, готов ли завтрак, хорошо?Цинцинатти поджимает губы, как будто хочет сказать что-то еще, но затем пожимает плечиками и выбегает из комнаты. Мартин слышит, как его маленькие ножки топают вниз по лестнице?— ужасный грохот, который наверняка разбудит всех.—?Что за хрень происходит? —?делает ещё одну попытку Мартин. Он изо всех сил старается говорить ровно, но трудно?— на самом деле, невозможно?— бороться с паникой, поднимающейся внутри него. —?Это что, какая-то долбаная Сумеречная Зона? Какого хрена…С другой стороны кровати раздается болезненный стон, Мартин отводит взгляд от Стокгольм и обнаруживает Денвера, закрывающего уши подушкой. Мартин никогда не думал, что скажет такое, но вид Денвера действительно заставляет его почувствовать себя лучше. Мысль о сексе втроем намного привлекательнее, чем о чем-либо, что могло произойти между ним и Стокгольм. Мартин вздрагивает.—?Можете вы двое заткнуться? —?ворчит Денвер; его слова звучат приглушенно из-за подушки. —?Это худшее похмелье из всех, которые у меня когда-либо были.Похмелье?Мартин задумчиво хмурится. Верно. Они пили. Токио и Рио раздобыли кучу выпивки, и Мартин настоял на том, чтобы разливать коктейли для всех, вспомнив свою недолгую работу барменом в студенческие годы.Но это все, что у него есть. Кроме этого Мартин нихрена не помнит. Все как в тумане, бессвязные вспышки и бессвязные разговоры. Он смутно помнит, как Лиссабон кружила по танцполу, и ему кажется, что в какой-то момент он накричал на Токио за то, что она упала ему на колени в пьяном угаре.Он помнит оглушительную музыку и вкус свежего крыжовника на языке, головокружение от слишком большого количества выпитого, липкие от лимонного сока и пролитого алкоголя пальцы.Остальное как в тумане.Но блять, думает Мартин. Прошли годы с тех пор, как он напивался до беспамятства и был на грани полной потери сознания.Он должен был думать лучше. Коктейли?— сильный яд. Опасная, дьявольская штука. Они либо доводят его до состояния жалкого мессива, либо он оказывается на вершине мира, самым счастливым человеком на свете.Очевидно, на этот раз случилось первое.Мартин стонет и поднимает руку, чтобы потереть висок.—?Я выпил слишком много коктейлей,?— говорит он совершенно излишне. Как будто озвучивание его мыслей каким-то образом упростит отслеживание рыхлых завитков памяти, ускользающих сквозь его пальцы, как песок.Денвер смеется, и, как и предполагал Мартин, этот звук становится еще хуже в сочетании с сильной головной болью.—?Скорее дьявольского зелья,?— говорит Денвер. —?Но, черт возьми, твои коктейли были потрясающими. Ты действительно знаешь, что делаешь, Палермо.То, что Мартин не отвечает коварным намеком, свидетельствует о том, что внутри него кипят страх и дурные предчувствия. Ну, и факт того, что делит он постель с женщиной, неважно, насколько платонически, сдерживает его возбуждение.Возникает вопрос…—?Но как, черт возьми, я оказался с вами двумя? Без обид, но, если бы я хотел разрушить чью-то сексуальную жизнь, я бы не выбрал скучную семейную пару.Стокгольм закатывает глаза, и Мартин не может не чувствовать, что она не прилагает для этого достаточно усилий. За этим нет никакого раздражения и уж тем более гнева. Вместо этого она кажется почти заботливой. Если бы он знал её недостаточно хорошо, он бы решил, что ей не все равно. На него.—?Ты плохо себя чувствовал,?— терпеливо объясняет она. Снова по-матерински ласково. —?Мы пытались помочь тебе добраться до твоей комнаты, но ты плакал, и было просто неправильно оставлять тебя.Мартин моргает.—?Я плакал?Ну, это объяснило бы опухшие веки и боль в горле.—?Как ребенок,?— смеется Денвер. Стокгольм бьет его по руке.—?Денвер,?— шипит она и бросает на Мартина извиняющийся взгляд. Она явно боится его взволновать, расстроить.Мартин смеется над ней. Неужели она думает, что он разрыдается и будет просить разрешения поплакать у нее на плече? Излить все, что есть в его милом сердечке, как мальчишка? Как трогательно.—?Все в порядке,?— говорит Стокгольм ласковым, теплым и понимающим тоном. Мартину хочется заткнуть ей рот. —?Думаю, все были бы расстроены после ссоры с Берлином.И от этого у него стынет кровь.—?Что? —?удается ему прохрипеть, проталкивая слова сквозь комок, образовавшийся у него в горле. —?Ссора с Берлином?Стокгольм смотрит на него нерешительно, насторожено. Выглядит так, словно она хочет отвернуться и сменить тему. Как будто она боится, что он сломается, если она скажет ему правду.Когда она наконец кивает, что-то внутри него ломается.—?Мы не знаем, что случилось. Вы двое ушли куда-то. Но когда ты вернулся, ты пытался наброситься на Хельсинки, и, ну… —?Она замолкает, кусая нижнюю губу. —?Ты плакал. Много.Блять.Нет.Пожалуйста, нет.Конечно, он ничего не предпринимал. Он не мог. Он был так блядски осторожен, слишком внимателен, чтобы все это просто так выбросить. Чтобы позволить этому ускользнуть сквозь его пальцы, потому что он был слишком эгоистичен, слишком смел, слишком дерзок.Слишком жаден.Его грудь сжимается, тяжесть давит на легкие, и Мартин зажмуривается, чтобы его мир не вышел из-под контроля. Стокгольм, должно быть, ошибочно приняла выражение ужаса на его лице за что-то другое, потому что мгновение спустя Денвер сует ему под нос мусорное ведро. Мартин рычит и отталкивает его.—?Я в порядке,?— врет он сквозь зубы; его голос звучит напряженно. Это совсем не так. Он ебаный идиот. Ничтожное, жалкое, никчемное оправдание человека, который все испортил из-за того, что не контролировал количество выпитого.И что еще хуже, Андреса рядом нет. Он всегда… Когда Мартин выпивает слишком много, Андрес всегда рядом. Чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Что он не попадет в беду. Андрес всегда о нем заботится. Потому что Мартин принадлежит ему, а Андрес заботится о своем.—?Я просто… —?Он обрывает себя, не зная, что сказать. Вместо этого он крепко зажмуривается и подавляет волну тошноты, которая накатывает на него, когда он вылезает из постели.Он чувствует на себе взгляд Стокгольм, наверняка полный жалости. От этого его тошнит. Ему не нужна ебаная благотворительность. По крайней мере, не от нее. В любом случае, он принадлежит Андресу. Или принадлежал раньше.—?Я собираюсь… уйти,?— неуверенно заканчивает он и на подгибающихся ногах вываливается из их комнаты.Он не помнит, как добирался до своей комнаты, эту тихую прогулку стыда. Не помнит, как принимал душ и одевался, не помнит ничего, кроме всепроникающего чувства тревоги. Он онемел, его чувства притупились. Затмились.Когда он наконец спускается к завтраку, Андреса нигде не видно. Сердце Мартина замирает, когда он приземляется на свое обычное место за столом.И как раз в тот момент, когда он подумал, что его утро?— на самом деле, его жизнь?— не может стать хуже, Серхио встает со своего места и садится рядом с ним. Мартину хочется застонать.—?Мартин,?— говорит Серхио, и Мартин знает, что он облажался, когда тот использует его настоящее имя вместо псевдонима. Значит, это не Профессор, а обеспокоенный брат, который пытался отнять у него Андреса. Которому это почти удалось.Мартин ненавидит эту сторону Серхио.—?Послушай,?— продолжает Серхио,?— моему брату твои эксцентричности могут казаться забавными, но я не могу допустить, чтобы ты подвергал команду риску. Мне нужно иметь возможность доверять тебе.Мартин скрипит зубами, но ничего не говорит. Его глаза прикованы к месту Андреса, настолько же пустому, насколько Мартин чувствует себя внутри, и он ловит себя на том, что кивает в ответ на слова Серхио, на его предупреждение.Да, похоже, на этот раз он действительно превзошел самого себя.