2. Ты точно не шлюха? (1/1)

Стены загородного дома в Толедо впервые за несколько лет услышали шум голосов, звонкий разношерстный смех и запах вкусной горячей еды. Здесь все еще царил беспорядок и сырость от долгого отсутствия постоянных хозяев, но постепенно, благодаря заботливым женским рукам и мужской силе, дом превращался в относительно уютное и комфортное место. Теперь на первом этаже, вместо пыльного хлама и накрытой выцветшими простынями мебели, стоял большой круглый стол, десять стульев вокруг него и куча набросков и конспектов, разбросанных по всему помещению. Этим вечером состоится первый совместный ужин команды, во время которого каждый из нее сможет отдохнуть от местами скучных лекций Профессора и познакомиться друг с другом поближе, но, конечно же, в рамках, допустимых самим Серхио.Токио и Найроби уже заканчивали с горячим, передав бразды правления над сервировкой стола Рио, а Москва и Денвер расставляли оставшуюся мебель в угол комнаты.— Нет, малыш, салфетки нужно оставлять слева или справа от тарелки, на крайний случай, в центре самой посуды, — Найроби с негодованием наблюдала за тем, как неумелые ручонки Рио складывали тканевые салфетки под расставленные фарфоровые тарелки. Она размахивала руками и наглядно показывала правильное расположение салфеток. — Вас в школе совсем не учили элементарным правилам этикета? Посмотри, как тарелки шатаются.— Да ладно тебе, Найроби, можно подумать, мы тут все эстеты, а ужинать будем в ресторане с мишленовской звездой, — Рио насупился и задумчиво почесал затылок, разглядывая результат проделанной работы — все эти ?выкрутасы богатеньких?, как он говорил, явно были ему не по душе.— Ты, может, и не собираешься ходить по ресторанам, но когда я получу свои миллионы после ограбления, то объеду все самые крутые места в мире, — Найроби победоносно вздернула нос с горбинкой и довольно улыбнулась своему будущему. — Мне нужна практика, поэтому давай переделывай здесь все!— Когда мы выберемся из Монетного двора, я куплю себе целый остров, где правила вашего хренова этикета буду диктовать я, — Рио засмеялся, пародируя интонацию коллеги. — Там не будет никаких правил и даже лобстера все будут есть голыми руками.— Извращенец!Найроби скорчила гримасу и, под общий смех присутствующих, с безнадежностью похлопала молодого парня по плечу, после чего вернулась на кухню, чтобы помочь Токио с последними приготовлениями ужина.— Я тоже куплю себе остров, — Токио вошла в гостинную и подмигнула Рио, ставя в центр обеденного стола ароматно пахнущую курицу. — Буду ходить голая и счастливая.От подобного знака внимания молодой Рио едва заметно покраснел и криво улыбнулся. Он смущенно опустил глаза, чтобы не попадаться на явно двусмысленные намеки и взгляды брюнетки. Токио понравилась Рио с самой их первой встречи, и теперь парень набирается храбрости, чтобы сделать первый шаг навстречу ей, но, кажется, девушка отлично справляется с этой задачей сама.В коридоре, который вел в просторный холл первого этажа, послышался неторопливый стук каблуков. Из всех девушек в команде Профессора туфли на каблуке носила только одна женщина, и у присутствующих в гостинной не было никаких сомнений, что эти шаги принадлежали именно Потсдам. С момента их последней встречи она успела переодеться и предстать перед коллегами в черных расклешенных брюках и атласной свободной рубашке с закатанными рукавами. Судя по тому, как эта женщина быстро меняла наряды и даже в таком месте, как их дом в Толедо, всегда выглядела как с обложки, можно было только предположить, сколько сумок с одеждой она с собой привезла. Возможно, Мария даже обычный поход в магазин за хлебом превращала в миниатюрный показ мод: с идеальной прической, в стильных костюмах и профессиональным макияжем. Взгляды команды невольно поднялись на вошедшую напарницу, с интересом и легкой завистью, со стороны женской половины команды, изучая ее прямую осанку, уверенный шаг и снисходительный карий взгляд.При виде Потсдам Денвер опустил напряженный взгляд в пол и, стараясь не оборачиваться, помог отцу перенести кресло в дальний угол комнаты. Токио же, в свою очередь, сверлила де Фонойоса своими агрессивными глазами.Мария виртуозно проигнорировала полученные в свой адрес взгляды и, мило улыбнувшись Москве, который, кажется, был единственным, кто обрадовался ее появлению и подошел к ней для разговора, мягко опустилась в одно из кресел напротив обеденного стола, за которым уже сидели Денвер, Рио, Найроби и Токио.— Ребята, вы чего? — Найроби внимательно вгляделась в напряженные лица Токио и Денвера. — Вас будто на кол посадили.— Все в порядке, — ядовитым шепотом прошипела брюнетка. — Просто наше общение с Потсдам не задалось с первых минут пребывания здесь. У нас с ней особенная любовь.— Понимаю, — откусывая мякоть белого хлеба, хмыкнул Денвер.— Мне кажется, вы драматизируете, — Найроби пожала плечами и шлепнула Денвера по тыльной стороне руки, чтобы тот не трогал еду раньше времени. — Да, она немного странная, но все мы здесь с ?изюминками?.— Денвер, что ты имеешь ввиду? — Токио проигнорировала слова девушки и заговорщически наклонилась к кучерявому парню.— Не смотри на меня так, — Денвер изумленно вскинул брови и поднял руки в знак капитуляции. — Я тебе ничего не скажу.— Денвер, — брюнетка приблизилась к парню ближе и одной рукой схватилась за воротник его футболки, злобно вглядываясь в его бегающие глаза. — Если она что-то сделала, если ей нельзя доверять, Профессор должен знать об этом, точно так же, как и мы.Денвер нервно закусил губу и перевел взгляд на беседующих Москву и Потсдам. Мужчина сидел на подлокотнике кресла рядом с девушкой и во всех красках рассказывал ей о тяжелой работе шахтеров. На любую шутку Мария прикрывала рот ладонью и мягко смеялась, наклоняясь ближе к Москве. Подобная картина абсолютно не вдохновляла и без того взрывного парня — не хватало еще его отцу попасться на крючок этой ненормальной. Поджав губы, Денвер вернулся к ждущей ответ Токио.— Два часа назад она пришла ко мне в комнату и приставала ко мне, чтобы я отдал ей спальню.— Что?!Трое грабителей, сидевших за столом вместе с Денвером, синхронно распахнули глаза от неожиданного заявления. Их рты непроизвольно раскрылись в немом изумлении, а глаза Токио заполнялись нарастающим гневом, который она тут же перевела на еще ни в чем не подозревающую Потсдам.— Денвер, ты случайно не путаешь свои фантазии с реальностью? — Найроби с издевкой хихикнула, не веря этому откровению. — Потсдам красивая женщина, думаю, многие хотели бы переспать с ней, но чтобы она обратила свое внимание на такого как ты? Извини, конечно…— Я клянусь вам! — Денвер перебил размышления брюнетки и по очереди посмотрел на напарников. — Мы почти переспали, но в самый ответственный момент в комнату вошел Берлин и выгнал меня. Я ушел сразу же, чтобы не попасть под его горячую руку. Видели бы вы, как он смотрел на меня, я думал, он убьет меня на месте. А то, что происходило после этого, я не знаю, но что-то мне подсказывает, что Берлин явно не помогал Потсдам раскладывать вещи в моем комоде.— Брось, Берлин женат, — Найроби недовольно фыркнула. — Не видел кольца на его пальце, что ли?— У Потсдам тоже есть кольцо на безымянном пальце, даже два, но это не мешало ей склонять меня к сексу, — Денвер обиженно махнул рукой.— Ну ты еще скажи, что они женаты, — Найроби не унималась.Она хотела добиться справедливости и как можно скорее закончить этот бессмысленный разговор, чтобы ее коллеги не ворошили потемки чужих жизней и уж тем более не создавали про них слухи на пустом месте. Каждый имеет право на конфиденциальность, даже такие причудливые как Берлин и Потсдам.— Потсдам и Берлин женаты? — Вступивший в разговор Рио тихо захохотал. — Они, конечно, похожи, но вряд ли они женаты. Вы их видели? Это же дети самого сатаны и если они окажутся парой, то скоро всех нас ждет апокалипсис.Коллеги засмеялись, поддерживая шутку, ведь каждый из них понимал, что Рио прав. Берлин и Потсдам действительно были похожи: они не только смотрели на всех свысока, высмеивая и внушая дискомфорт собеседникам, но и даже одевались одинаково. А их манера речи говорила о том, будто они оба родились в девятнадцатом веке, что становилось отдельной темой для шуток остальных.Но Токио было не до смеха. Она скомкала в вспотевших ладошках тканевую салфетку, которую теребила во время всего разговора, и, набрав в легкие больше воздуха, смело обратилась к Марии.— Потсдам, как тебе твоя спальня? — Токио говорила нарочито громко, чтобы каждый присутствующий ее услышал. — Хорошо устроилась?Денвер тихо зашипел, толкая брюнетку в плечо, чтобы та замолчала и никому не выдавала его секрет, тем более Потсдам, но разгоряченный пыл девушки было трудно остановить.— Что ты творишь? Замолчи, — Найроби укоризненно посмотрела на оцепеневшую Токио.Извинившись перед Москвой за их прерванный диалог, Мария обернулась на сидевшую по центру стола Токио. Она приподняла уголки губ и, не теряя лица, откинулась на спинку кресла, в котором сидела.— Более, чем уютная. Мне лестно, что ты так беспокоишься о моем благополучии, Матильда, — чертики в глазах Потсдам вытанцовывали незамысловатый танец, по очереди стреляя из маленьких базук в непрошенную собеседницу.— Не называй меня так, — Токио недовольно зашипела и сильнее сжала салфетку в ладонях. — Говорят, чтобы получить эту комнату, тебе пришлось раздвинуть ноги.— Токио, прекрати! — Найроби покраснела и испуганно посмотрела на коллегу, дергая ее за рукав кофты, чтобы та, наконец, успокоилась и закрыла свой прелестный рот.— Денвер, кажется, это была твоя комната? — Брюнетка проигнорировала реплики коллег, пытающихся заткнуть ее, и продолжила искрящийся визуальный контакт с Марией, уголки губ которой уже сползли вниз. — Неужели ты настолько не уважаешь себя, что готова отдаться первому встречному за какой-то десяток квадратных метров?— Красавица, о чем ты? — Москва нахмурил брови и перевел укоризненный взгляд с Токио на своего сына. — Денвер, объясни свое поведение.— Пап, да она сама полезла ко мне, — Денвер резко встал со стула и повысил голос, нервно дергая руками. — Она сказала, если я уступлю ей свою комнату, она сделает все, что я захочу.— А ты и рад стараться, — мужчина не сдерживал своего разочарования, легкого приступа злости и через край переливающегося стыда за наследника.Разгоревшиеся прения между командой заполнили весь этаж. Словно на базаре, напарники пытались перекричать друг друга и в то же время успокоить, но чем выше становились их голоса, тем больше в комнате становилось гула. Потсдам молча наблюдала за этой живописной картиной, продолжая восседать на своем месте как истинная королева. Она устало подперла подбородок кулаком и внимательно разглядывала покрасневшие от криков лица своих коллег.В момент, когда терпение Потсдам подходило к концу и она уже намеревалась встать и надавать пощечин наглой Токио, за спиной у нее показался Берлин. Он скучающе наблюдал за воцарившейся вакханалией, склонив голову вбок и придерживая ладонью внутреннюю часть левого локтя. Он чувствовал, что Мария заливается гневом изнутри, готовая открутить голову одному из грабителей и, взглянув в ее почерневшие глаза, медленно покачал головой.— Не у всех на виду, — Андрес приподнял уголки губ, проговаривая слова мягко и тихо, так, чтобы быть услышанным только женой.Потсдам хмыкнула и медленно встала с кресла, привлекая к себе внимание окружающих. Заметив на горизонте женский силуэт, грабители синхронно притихли. Они внимательно наблюдали за тем, как тигрица огибала круглый стол, проводя по его шероховатой поверхности подушечками пальцев. Ее карий взгляд был абсолютно чист, уголки губ приподняты в легкой усмешке.Хищница вышла на охоту.Токио не отрывала своих глаз от подходящей к ней фигуре, готовая нанести ответный удар сразу же, как только он будет обращен в ее сторону. Разница их противостояния была в том, что Потсдам жаждала уничтожить свою противницу морально, когда как Токио была готова во всеоружии физически: она встала, сжимая и разжимая кулаки, напрягала тело и разминала шею. Подойдя к брюнетке почти вплотную, Мария осмотрела скукоженное от злости лицо оппонентки и, горько улыбнувшись, прошла мимо нее, оставляя в ноздрях сидящих за столом шлейф древесины и лакрицы.Остановившись у самого выхода, Мария обернулась, чтобы взглянуть на стоявшего на том же месте Андреса. Он стоял, опершись рукой о спинку кресла, на котором несколько минут назад сидела Потсдам, и провожал ее исподлобья грустным взглядом.Потсдам медленно блуждала по пустым коридорам загородного дома, слушая размеренный стук собственных каблуков и скрип старого деревянного пола под ними. Она с равнодушием разглядывала старые обшарпанные стены, проводя по их холодной поверхности подушечками пальцев. Мария не брезговала находиться здесь, ведь каких-то десять лет назад она жила в подобном месте на постоянных условиях, только там, в отличие от этого дома, была бесконечная сырость, никогда не дремлющие спальные клопы и смрад, состоящий из ноток алкоголя и пота. Ее взгляд был пустым и холодным, в точности, как и мозг. Де Фонойоса не понаслышке знает, как необходимо, порой, словно по щелчку отключать разум, чтобы не чувствовать боль, отвращение и желание умереть прямо здесь и сейчас, когда до твоего тела касаются чужие омерзительные руки.Подойдя к входной двери своей спальни, которую она получила благодаря своему главному оружию — телу, Мария провела по ее поверхности ладонью. Материал дверного полотна был старым и шероховатым, и не шел ни в какое сравнение с теми дверьми, которые были в их с Андресом доме. Открыв комнату, Потсдам медленно вошла внутрь, с безразличием разглядывая разбросанную на полу одежду и смятую постель после близости с мужем, до конца неразобранные вещи, выглядывающие из открытого чемодана. Она подошла к напольному зеркалу в противоположном конце спальни и внимательно осмотрела свое отражение. Она была хороша: густые темные локоны ниже плеч, тонкие руки, выпирающие из-под декольте ключицы, аккуратный нюдовый макияж. Она была действительно хороша, только вот находиться в этом теле больше не было никаких сил.Было мерзко.Ей хотелось разорвать на себе одежду, исцарапать бархатное лицо до самой крови, вывернуться наизнанку и покинуть это грязное тело, чтобы больше никогда не быть собой.Мария проделала большую работу над собой, чтобы стать той, кто сейчас смотрит на нее в отражении — уверенной в себе привлекательной женщиной, беспристрастной и хладнокровной. Но кем бы она была, не будь в ее жизни Андреса? Потасканной шлюхой, отголоски привычек которой до сих пор вырываются наружу? Мертвой наркоманкой, чье тело давно вздулось и плывет по течению неизвестной реки в пригороде Мадрида? Каждый ее шаг вперед дается ей тяжело, но после него, после очередной маленькой победы, она делает сразу несколько шагов назад. И сегодняшняя ситуация с Денвером, которая теперь стала достоянием общественности, тому подтверждение.Потсдам опустила глаза на ледяные дрожащие руки, которые от нахлынувшего волнения сводила неприятная судорога. Крепко обхватив себя за плечи, она быстрым шагом подошла к миниатюрной дамской сумочке и достала оттуда пачку сигарет и зажигалку — ее лучшее лекарство от любых эмоций. Зажав фильтр в белоснежных зубах, Мария подожгла кончик никотиновой бумаги и сделала первый глубокий вдох, впуская в себя тяжелый клубок дыма.Успокаивает.После следующих трех затяжек, когда дрожь в теле стихла, де Фонойоса подошла к большому деревянному окну, из которого на нее смотрел пустой задний двор их общего дома. Здесь не было ничего, кроме нескольких деревянных стульев, маленького столика и на удивление аккуратного зеленого газона.Тишину комнаты нарушил слабый стук в дверь. На самом деле она была открыта, но посетитель, который решил навестить Марию, был достаточно интеллигентен, чтобы попросить разрешения вторгнуться в ее личное пространство.— Заходи, — Потсдам говорила отстраненно, продолжая равнодушно разглядывать задний двор из окна.— Я настолько предсказуем? — Голос Андреса звучал мелодично и слегка разочарованно.Мария усмехнулась, слушая, как за ее спиной раздаются спокойные шаги мужа. Она продолжала стоять на своем месте, держа в руках тлеющую сигарету. Через несколько секунд ее худые плечи с обеих сторон были укрыты теплыми мужскими руками, такими родными и такими комфортными.— Ты и Серхио — единственные здесь люди, которые знают хотя бы элементарные правила этикета и поведения в обществе.Бархатный голос сзади тихо засмеялся, щекоча оголенную кожу горячим дыханием, отчего Мария слегка склонила голову вбок и прикрыла уставшие за день глаза.— Ты не осталась на ужин, — мягкость в голосе Берлина испарилась, позволяя строгости захватить его голосовые связки.— Я не голодна.Потсдам отмахнулась ладонью и свободной рукой затушила догорающий бычок, на котором остались следы губной помады. Она не торопилась оборачиваться на мужа, не в состоянии видеть его укоризненный, но в то же время, заботливый взгляд — наверняка сейчас он снова начнет свой поучительный монолог о необходимости питаться хотя бы раз в день.— Я принес еду сюда, — Берлин едва заметно фыркнул и, протянув еще теплый контейнер с едой жене, сел на кровать. — Садись и ешь.Обернувшись, Мария осмотрела мужчину, сидящего на ее постели. Он был прекрасен во всем своем великолепии: стильный брючный костюм (ее любимый!), который они сшили на заказ в одном из парижских ателье, прямая осанка и холодный карий взгляд. Он был настоящим воплощением дьявола, и именно эта его особенность покорила ее сердце десять лет назад.— Спасибо, — Потсдам несмело улыбнулась, проигрывая в голове воспоминания их знакомства, и села на край кровати рядом с Берлином.Открыв картонный контейнер, Мария увидела перед собой сочный кусок куриного филе (кроме постной курицы, из мяса она больше ничего не ела) и длинные полоски бланшированной зеленой спаржи в горчичном соусе. Раньше она не переносила подобного рода еду, считая ее слишком пафосной и изысканной, но Андрес смог убедить ее в правильности питания и заботе о собственном организме и теле.Стоит признаться, несмотря на скверный характер, Токио имела некоторые задатки хорошего повара — курица, приготовленная ею, была восхитительна. Сок каждого прожеванного ломтика буквально растворялся во рту, отчего Потсдам не сдерживала сладкого мурчания. Берлин с нежностью наблюдал за тем, как его явно голодная жена с удовольствием уплетает сегодняшний ужин. За десять лет их знакомства и восьми лет супружеской жизни он смог выучить все ее повадки, и когда она говорит, что не голодна, ее желудок точно выплясывает сальсу в голодном истощении. К тому же, он прекрасно чувствовал ее настроение и эмоции.Она была его родственной душой, и даже если бы на их телах не были выжжены метки с их инициалами, Андрес все равно бы влюбился в эту холодную и чертовски красивую женщину.— Серхио волновался о тебе, — Берлин облокотился на локти и прилег на кровать. — Он хотел провести этот вечер со всей командой.— Я не могла остаться там со всеми, — голос Потсдам стал жестким. — Иначе я бы задушила Токио.— Я знаю, — де Фонойоса говорил тихо и наблюдал за движениями жены из-под полузакрытых век. — Я горжусь тем, что ты смогла сдержаться, иначе Серхио бы все узнал.Мария ничего не ответила, кивнув в ответ. Она отставила пустой контейнер на прикроватную тумбочку и легла на спину рядом с Андресом. Ее взгляд был прикован к обшарпанному белому потолку, чья старость и неряшливый вид наводили на нее тоску.— Что ты будешь делать с Токио? — Интонация Берлина была равнодушной, но в глубине души он жаждал знать, какой сюрприз Потсдам приготовила для их провинившейся коллеги.— Я приготовила для нее кое-что.— А я разберусь с Денвером, — Андрес удовлетворенно улыбнулся.На несколько секунд в спальне повисла тишина. Чета де Фонойоса молча лежала на спине и разглядывала уродливый потолок, прокручивая в своих головах план по небольшой мести для их коллег.— Токио права, — тишину нарушил хриплый голос Марии. Выждав несколько секунд, она продолжила. — Я шлюха, защитной реакцией которой был, есть и будет секс. И не важно, кто перед ней стоит — собственный муж или мудак, от которого хочется блевать.Тяжело вздохнув, Берлин перевернулся на бок и внимательно посмотрел на хмурое женское лицо. Он коснулся темных локонов, перебирая их в тонких пальцах.— Мария, Токио и Денвер совершили ужасную ошибку, за которую они обязательно поплатятся. Только ты до сих пор считаешь себя шлюхой. Прекрати жить прошлым, потому что в настоящем ты — моя жена, с которой я совершу одно из самых громких ограблений двадцать первого века. А после мы улетим туда, где будем только мы и красное полусладкое.— А потом, когда ты умрешь, я заберу твою оставшуюся долю с ограбления, — Мария горько усмехнулась.Ухмыльнувшись, Андрес перекатился со своего места и удобно расположился между женских ног, поглаживая бархатистую кожу несколькими пальцами и любуясь печальным лицом Потсдам.— Ты будешь самой прекрасной богатой вдовой, — улыбнувшись, Берлин наклонил голову и сладко поцеловал жену в губы.***На часах уже давно заполночь.Потсдам устало развалилась на одном из кресел спальни и, сложив ногу на ногу, вслушивалась в монотонный раздражающий звук настенных часов. Из-за глухой тишины, которая вакуумом врезалась в уши, секундная стрелка словно кувалдой била ее по вискам. Тяжело вздохнув, Мария положила больную голову на ладонь и, в лунном свете, сверила время на наручных часах.За дверью послышались шаги.Сжав холодные ладони в кулаки, Потсдам с нетерпением взглянула на вход, который вот-вот должен показать в своем проеме нужную фигуру. Щеколда дверного замка небрежно звякнула и в комнату влетел прохладный ветер с коридора, впуская вместе с собой сонный женский силуэт.— Потсдам, какого хрена?! — Крик Токио заглушил внутреннее предвкушение Марии, которое отражалось на ее лице холодной ухмылкой, сразу после того, как коротко стриженная брюнетка включила свет в своей спальне.— Я жду тебя.Кивнув головой в сторону, Потсдам подала знак стоявшему за дверью Хельсинки, который толкнул не понимающую Токио в сторону сидящей женщины, и перекрыл вход, не давая никому возможности зайти и выйти.Победосно засмеявшись, с трудом понимающий испанский язык серб довольно подошел к испуганной Токио и насильно залепил ее рот черной широкой изолентой, опуская ту на колени. Девушка пыталась закричать и вырваться, но цепкие огромные руки Хельсинки не давали ей этого сделать. Это раздражало и без того уставшую Потсдам.— Хельсинки, утихомирь ее и дай нам поговорить наедине, — Мария говорила скучающе, закатывая от увиденной истерики глаза.Здоровяк понимающе кивнул и одним глухим ударом запястья заставил Токио опуститься на четвереньки так, что теперь она смотрела на Потсдам снизу вверх как самая настоящая дворняжка, после чего покинул спальню, наглухо закрыв за собой дверь.— Я не советую тебе продолжать кричать или выбегать в коридор за помощью, — холодный голос Марии пробирался Токио под самую кожу, заставляя мурашки бежать по ее дрожащему от удара телу. — За дверью тебя ждут Хельсинки и Осло, а если ты продолжишь издавать звуки умирающего тюленя, я вспорю тебе живот.Токио распахнула глаза и с ненавистью взглянула на скучающее женское лицо напротив. Она внимательно наблюдала за тем, как Потсдам наклонилась, чтобы достать из ботинок остро заточенный серебряный нож. Де Фонойоса провела по его лезвию подушечкой одного пальца и с влюбленностью разглядывала свое отражение в клинке, держась за деревянную рукоятку.— Знаешь, как я впервые убила человека, Матильда?Токио болезненно взвыла, но ее голос наглухо застрял в горле, безнадежно сталкиваясь с клейкой стороной изоленты. На ее лбу появилась первая испарина, к которому так некстати приклеились ее короткие волосы, мешая в полной мере разглядывать ухмыляющееся лицо оппонентки.— Это было десять лет назад, — выждав небольшую паузу, Потсдам продолжила, искривляя свое прекрасное лицо в гримасе отвращения. — Это был мужчина лет сорока. Женатый, с двумя детьми, огромным кошельком, заплывшим жиром по бокам и просто охуеть каким маленьким членом. Тогда он впервые назвал меня шлюхой и избил меня, представляешь?Мария неестественно звонко засмеялась, нагло перебивая глухие вопли сидевшей на полу Токио. Кажется, де Фонойоса уже давно забыла о ее существовании и рассказывала свою историю невидимому собеседнику.— Тогда мне было двадцать пять лет. У меня не было сил, чтобы ответить ему, а за любую грубость, которую я могла произнести по дурости, получала еще один удар в живот. Тогда я, в состоянии аффекта, достала из кухонного гарнитура обычный сервировочный нож и всадила его острие в шею этого мудака. Следующий удар пришелся ему по члену, я всадила нож в его неприметный хуй по самое основание.На последнем слове Потсдам отстраненно улыбнулась и через несколько секунд вернула зрительный контакт с Токио. Она продолжала играть с ножом, крутя его в тонких длинных пальцах. Встав с кресла, Мария медленно подошла к брюнетке и села рядом с ней на корточки, удобно расположив острие холодного оружия у женской шеи, отчего Токио резко дернулась.— Это не обычный кухонный нож, Токио, — Потсдам наклонилась, чтобы прошептать эти слова в самое ухо девушки. — Я сделала его специально для тех, кто еще раз назовет меня шлюхой. Понимаешь, к чему я клоню?Уже изрядно вспотевшая и покрасневшая Токио медленно кивнула, пытаясь побороть предательскую дрожь в конечностях.— Сейчас я убивать тебя не буду. Но, пожалуйста, протяни мне руки, вот так, — Мария показала пример, выставляя руки перед собой, близко прислонив их друг к другу. — Молодец.Потсдам мягко улыбнулась и достала из кармана безразмерного черного пиджака толстую веревку. Умелыми движениями она перевязала запястья Токио и потянула ее за собой, как свою слугу, поманив пальчиком. Грабителю не оставалось ничего, кроме как пойти у нее на поводу. Приблизившись к батарее в углу комнаты, Мария крепко привязала руки брюнетки к стояку и отошла на несколько шагов назад, любуясь полученной картиной.— Ну что за красота? — Де Фонойоса восторженно захлопала в ладоши. — Надеюсь, это будет последний урок, который мне пришлось преподать тебе, сучка. Таких как ты я ем на завтрак, поняла меня? И если ты еще раз назовешь меня шлюхой в присутствии кого-либо или усомнишься в моей надежности, клянусь, я выпотрошу все твои внутренности.Выплюнув агрессию на последних словах, Потсдам сложила нож обратно в ботинок и, выключив свет у самого выхода, покинула спальню Токио.