Глава девятая (1/1)
Ребята, спасибо за комментарии и извините за то, что тяну с продой! Жизнь, как говорится, есть жизнь, и времени не было практически ни на что, даже на любимое увлечение! СашаКассандра вздрогнула, смежая веки. Она захватила ртом воздух - раскаленный и напоенный жаром Гоморры. Ее царственный супруг в это время был на совете военачальников, располагавших сведениями о мятежниках: горстке тех, кто не покорился Матаесу. Увы, новоиспеченный царь на собственном опыте убедился в том, что при любом раскладе у правителя есть кучка недоброжелателей. Кассандра, правда, была взволнована вовсе не из-за этого. Она тревожилась, но не знала, почему: в груди теснило. Провидица пыталась заглянуть в корень своих волнений. Но как сделать это, когда у тебя нет никаких подсказок? Женщина зябко поежилась, хотя во дворце и стояла страшная жара. Ей на мгновение показалось, что ее тело покрыто грязью. Осквернено. Испачкано. Кассандра боролась с желанием выкупаться. Она боялась признаться себе, что уже несколько раз чувствовала что-то странное, словно все эти ощущения и эмоции принадлежали не ей. Колдунья замерла возле прорубленного в камне окна, и солнце ласкало ее бронзовую кожу. Было душно...***Было душно. Девушка осторожно выглянула из шатра: дело шло полным ходом. Трупы солдат уже убрали. Коней стреножили, сбрую и седла сняли и спрятали. Никому не нужны были лишние вопросы, отчего возле селения пасутся лошади из царской армии. Куда же в таком случае девались всадники? Мемнон игнорировал восхищенные, холодные, испуганные или благодарные взгляды (всех понемногу). Он налег плечом на бревна, которые служили опорой шатру. Сейчас из трех бревен лишь одно покрылось черной коркой. Еще немного - и оно станет трухой. - Он явно был одним из них, - глухо пробормотала Солейра, близкая подруга Аканты. Молодая женщина носила второго ребенка, в то время как ее муж поступил рекрутом в армию царя Матаеса. Она все подливала воды в большой чан. Аканта, в пепле и саже, залитая собственной и чужой кровью, поморщилась. - Если бы не он, я бы сейчас лежала мертвой в пыли, - сказала она. - Или того хуже. Связки на внутренней стороне бедер сильно болели. Тот солдат вполне мог растянуть их. Аканта сняла с себя лохмотья, в которые превратилась ее опрятная одежда, и медленно опустилась в чан с теплой водой. Солейра улыбнулась. - Тебе уже лучше? - спросила она ласково, погладив подругу по волосам. Аканта кивнула и прикрыла глаза. - Все ноет... Девушка сморщилась и прижала руку к ребрам. На боку красовался большой синяк: он уже налился кровью и стал багровым. Менее значительные кровоподтеки и следы ударов шли цепью по всему телу. Аканта не могла вспоминать о том, как ее избивали. Она умыла лицо, всхлипнув. На пальцах осталась размытая кровь, которая прежде запеклась над губой и на брови. - Бедняжка. - Сочувственно вымолвила Солейра. - Подожди, я принесу тебе кое-какую одежду. Она поспешно вышла из шатра, покосившись на Мемнона: тот нерешительно замер возле входа и лишь слегка отогнул край полога. - Ты как? - спросил он осторожно. Аканта вздрогнула и села в чан поглубже. Вода лизнула ее ключицы. - Никтей, - сказала она тихонько. - Спасибо тебе... Я отделалась лишь парой незначительных синяков. Все было бы гораздо хуже. Мемнон ничего не ответил. Он тихонько заглянул в шатер и усмехнулся. Девушка присела еще ниже. - Я и до тебя видел обнаженных женщин, так что не беспокойся. - Ты совсем не уважаешь мои чувства, - смутилась Аканта. Она ковырнула ногтем запекшуюся кровавую корочку на колене и зашипела от боли. Кожа была распорота, глубокая рана проникала так, что Аканта видела даже нежно-розовое мясо. Рана закровила. - Будешь хромать, - заметил Мемнон. Девушка возмущенно охнула. - Эй, не вздумай подглядывать! - Я и не подглядываю. Я просто смотрю, - примиряющим тоном сказал мужчина. На секунду их взгляды встретились, и Аканта почувствовала, как все тело сжимается, а в животе разливается тепло. Приятное ласковое тепло. Она неловко улыбнулась. - Прости меня, если я резка с тобой. ***Эту ночь пришлось провести в шатре Солейры. Там было просторно и светло. Женщины хлопотали над ужином, Мемнон, скрестив ноги по-турецки, сосредоточенно вырезал что-то из дерева. Маленький сын Солейры, Архон, с любопытством следил за мужчиной. Работа успокаивала. Широкая стружка, снимаемая лезвием ножа, лежала на коленях Мемнона. Переодетый в черный кафтан одного из солдат, он выглядел на удивление гармонично. Запах на груди открывал два продольных рубца на бронзовой коже. - А откуда у тебя эти шрамы? - пропищал Архон, пожирая глазами страшные отметины. Мемнон покосился на ребенка. - Получил их в сражениях, - с легкой улыбкой ответил Мемнон. Мальчишку в нем завораживало ощущение силы, холодного спокойствия, уверенности - ведь это все качества, которые так желанны для хорошего воина. - Когда я вырасту, я буду тоже сражаться, - заявил Архон. - Я пойду и побью царя и всю его армию. И тогда... - Архон! - прикрикнула мать, и мальчик осекся и сжал плечи. - Думай, что говоришь.Мемнон опустил глаза. Дети частенько повторяют за взрослыми. Они тонко чувствуют настроение своих родителей и близких. Эти люди так же недовольны Матаесом, как были недовольны и Мемноном. От этих мыслей прежнему царю стало очень смешно. Он никогда не задумывался о любви своих подданных. Он хотел установления всеобщего гармоничного порядка, железной узды. И сейчас он все больше и больше убеждался в том, что людям просто катастрофически необходима эта самая узда. С одной стороны. Но с другой... Все мужчины селения ушли в армию, а эти женщины - несчастные! - остались с детьми и стариками. Молодые и прекрасные, они тратили годы жизни на то, чтобы выкарабкаться из объятий голодной смерти. Жить было попросту не на что. Только рыба кормила их, а с уходом мужчин и этот промысел оказался фактически недоступен. Но женщины приспособились, кое-как рыбачили, чтобы выжить. Они превращались из молодых красавиц в потасканных жизнью, пропахших рыбой, несчастных, измученных созданий. А тут еще разорители: не только солдаты, но и бандиты из пустыни, и мелкие воришки... Мемнон вздохнул. Властвуя на троне, этого не видишь. Ты обращаешь внимание только на самые важные задачи, касающиеся удовлетворения твоих амбиций. Ему пришлось это признать. - О чем так глубоко задумался? - миролюбиво улыбнулась Аканта. Она поставила на низкий, чисто выскобленный стол большую чашу с фасолью. Рыба поджаривалась на огне, источая вкусный пряный запах. Толстые куски, розовато-сливочные, так и манили - просто слюнки текли при виде этакой вкусноты. - Да так, - отмахнулся Мемнон, снова принимаясь вытачивать из деревяшки фигурку. - Вспоминал свою никчемную жизнь. - Какая же она никчемная, - возразила Аканта. Она сильно хромала при ходьбе, буквально волоча за собой правую ногу. Та совсем не сгибалась в колене, будто одеревенев. - Ты очень хорош в бою. - Знаю, - откликнулся Мемнон. - Но теперь думаю о том, как это помогло мне. Я ничего так и не добился, оказался на краю дороги, нищий, бездомный и покалеченный. - Никтей, не надо драматизировать, - фыркнула девушка. - Калека не уложил бы этих... - она воздержалась от грубости, глядя на Архона. - Ужин уже готов. Мемнон вздохнул, поднявшись на ноги. Он снес на улицу стружки и глубоко вдохнул холодный воздух в грудь. В этот самый момент он почувствовал неприятное покалывание в груди.*** - Он жив, - прошептала Кассандра. Она не заметила, как бронзовая чаша с вином выскользнула из ее пальцев и залила широкое ложе. Она обратила свой взор на звездное небо, на созвездие Гончей, и это тронуло в ней мысли о предзнаменовании большой охоты. Большой охоты... за крупной добычей.Он жив.