Глава четвертая (1/1)

Солнце беспощадно палило, иссушая землю, но возле реки было вольготно. Поэтому Мемнон за многие дни вздохнул спокойно, опустив усталое тело в воду. Эту реку он знал: не раз разбивал лагерь на ее берегах. Здесь водилось много всякой живности - и рыб, и змей, но Мемнон все это знал, и за долгие годы жизни в этих местах уже привык ко всему... Аканта ушла на сборы: сегодня ее очередь ехать в город, чтобы продавать рыбу. Бедняжка даже не знала, что и делать. Она редко когда уезжала одна, но ее сопровождающий захворал. В городах одной опасно, - говаривала она, заботясь о провизии на два дня. Мемнон выдохнул, прикрыв глаза и погружаясь на мгновение в воду. Гоморра... Его город... Это он возводил Гоморру из останков прежнего города. Несчастные - они думают, что справятся со всеми трудностями правления и останутся чистенькими? Он говорил Кассандре, что трон царя залит кровью, и царь знает, на что идет. Кассандра не верила ему. Она считала, что он кровожаден, что другой царь... Он вспомнил глаза Кассандры - темные, полные осуждения. Но она не ненавидела его, по крайней мере до тех пор, пока аркадиец не пришел, чтобы убить его. Мемнон усмехнулся краешком губ. Вот оно как... Вначале он пришел убить провидицу, и это был всего-навсего заказ. Работа. Мерзавцы мятежники взяли в помощь наемных убийц... Потом аркадиец захотел отомстить за смерть брата. После - сам решил стать царем... Так оно и происходит. Сначала твоя цель благородна, а потом ты срываешься и идешь к трону, чувствуя его силу. Мемнон поднялся и мотнул головой. Вода заблестела на коротких волосах. Хорошо бы повернуть время вспять... Тот момент, когда он приказал убить Кассандру, решил все. Он знал, что ей не принадлежать ему. Никогда. Но искушение увидеть ее еще раз - это искушение до сих пор не покидало его. Мемнон прикрыл глаза, и в его ушах раздался женский крик, исполненный ужаса: "Матаес!". Это она кричала. Она. Полный решимости, Мемнон распахнул глаза и мрачно посмотрел вперед. Он сделает это. Он увидит ее еще раз, возможно. Даже если это будет последним, что он сделает. Движимый этими мыслями, он вышел из воды и натянул свободную порванную рубаху на тело. Свежий ветерок ласкал кожу, а солнце согревало своим теплом. Но ему чудился жар, обжигающий горло и глаза, и свист стрелы, бьющей в грудь. Ему казалось, что пламя все бушует вокруг. *** - Взять тебя со мной? Ни за что, - сердито сказала Аканта, выпрямляясь. Перед ней лежал узел с необходимыми вещами, которые она брала в дорогу. - Только встал на ноги, а уже торопится в путь! - Я не собака, которой ты можешь приказывать, - холодно сказал Мемнон. - Если я решил идти, то я пойду. - Тогда зачем спрашиваешь моего разрешения? - вскинула брови девушка. Мемнон ругнулся. Проклятье, в Гоморру ему не попасть, если будет идти один! Стража на воротах тщательно расспрашивает о причине визита каждого, кто попадает в город. Аканта и ее мелкие дела были бы отличной маскировкой. - Послушай, - Мемнон постарался действовать другой тактикой. Его тон уже был спокойным и даже доброжелательным. - Места эти, сама знаешь, беспокойные. Добраться туда одной, с товаром... Аканта повернулась спиной к мужчине, хмурясь. Он был, конечно, прав. - Никтей, ты не оставляешь мне выбора, - жалобно сказала она. - Возьму для тебя накидку. ***Латаная-перелатаная, она была не похожа на царственные одежды, которые прежде ложились на плечи Мемнона. Но теперь он и этой накидкой не побрезговал. Он покрыл капюшоном голову и требовательно взглянул на Аканту. - Теперь мы можем идти, - сказала она. - Путь недолгий, а рыба - добрый товар. Деньги мы поделим с семьей Хорра, который сегодня болен. - Садись в повозку, - скомандовал Мемнон. Внезапно Аканта остановилась. - Подожди. А тебе ничего не будет, если ты появишься в Гоморре? Ведь ты же воин прежнего царя. Тебя едва не убили, пустив вниз по реке. Мемнон осторожно посмотрел на девушку, надеясь на то, что ни одна эмоция не промелькнет на его лице. - Мы будем осторожны. А теперь трогаемся в путь. Ведь у нас не так много времени. Он еще хромал, да и боль от раны все еще терзала его. Аканта с жалостью проводила глазами раненого воина, который с усилием подтягивался, чтобы забраться на повозку. Он поморщился, с трудом выпрямляясь, и взял в руки вожжи. Гнедой конь всхрапнул и, смахнув хвостом слепней, тронулся с места.