Глава 2. Врозь — тепло тела, холод души (2/2)
Ира не выдержала и повернулась ко мне.— Ну да, а то, что вы в кафе творили, обычное дело? — с ехидцей пропела проныра. Ну, что я говорил! Вернее думал.— Почти… — не говорить же ей в самом деле, что мы можем устроить что-то похлеще того представления с мороженым.— С ума сойти! А я все думала, чего это он тебя к нам отправил. Теперь-то ясно. Неясно другое — зачем забрал… Хотя, после случая с Ромой… — меня от упоминания этого имени передернуло. — Значит ты, наверное, уже всё для себя решил, раз остаёшься тут, — предположила она.Я решил? Решил Никита, а я подчинился. Мне и в голову не могло прийти сопротивляться ему. Я удивленно смотрел на Иру, не понимая самого себя. Ну да, привык плыть по течению, подчиняться, не задавая вопросов. А ведь всё, чего я хотел, чтобы брат был рядом. И это притом, что мне почему-то всегда казалось, что я именно этого не желаю больше всего. Я его боялся? Нет. Я совсем не боялся Никиту, любого его прикосновения, того, что он повышал на меня голос или его строгого взгляда. Значит, Ира была права, я давно всё для себя решил, просто сам этого не осознавал.— Похоже, ты права, — улыбаюсь я, понимая, что, что бы теперь ни произошло, так оно и должно быть.
Ира улыбнулась мне в ответ и повернулась к телевизору, на экране которого разворачивалась какая-то любовная драма. Не думаю, что она, как и я, следила за сюжетом фильма, просто она думала о моей ситуации.
Я тоже думал.* * *
На следующее утро я уже не чувствовал себя марионеткой. Сам выбрал пару учебных заведений из принесённых Ирой книжек и брошюр, поддерживал Иришкину болтовню, пару раз сцепился с братом. Никита только зло щурился, но по его губам изредка пробегала ухмылка. Весь его довольный вид был словно у кота, натрескавшегося краденой сметаной.Ира была просто счастлива, и это было сильно заметно. Если вчера её активность была невыносимой, то сегодня это буйство не лезло ни в какие ворота. Доставалось от её активности почему-то в основном мне. Так что к вечеру меня нельзя было сравнить даже с выжатым лимоном. Я еле передвигал ноги.
Когда Никита толкнул меня на диван в гостиной, сопротивляться я не стал.
— Сейчас принесу что-нибудь поесть.— Нет, — застонал я.
Мы только что приехали от Морозовых, куда подвозили Иру. Инна Сергеевна отпустила нас лишь после того, как накормила, притом по только ей одной известной мерке, а это значит, что передвигаться я не мог ещё и из-за количества поглощённой пищи.Никита сел рядом и, резко развернув меня спиной к себе, стал массировать мои плечи. Сказать, что это было приятно — не сказать ничего. Это было божественно! Длинные сильные пальцы, поглаживающие через футболку мои уставшие мышцы, отправляли прямиком на небеса.
Я счастливо улыбался, подставляя своё тело под его поглаживания и тихо постанывал от наслаждения. Когда начал заводиться, не понял сам, только дыхание сбилось, а стоны теперь я пытался гасить… Тщетно.
— Ох! — не сдержал я возгласа от особенноволнующего прикосновения Никиты к пояснице. — М-м…Последовал резкий толчок — и я оказался прижатым животом к дивану. Никита придавил меня сверху, удерживая своё тело на вытянутых руках. Он потёрся об меня, медленно поглаживая мою спину и стягивая футболку.— Н-н… — я выгнулся ему навстречу.
И тут же почувствовал его вес, вжимавший меня ещё плотнее, губы Никиты на затылке, его горячее дыхание и руки, протискивавшиеся между мной и диваном, поглаживавшие живот, спускавшиеся всё ниже.К тому моменту как на мне не осталось одежды, а член брата беспрепятственно тёрся об меня сзади, я перестал вообще хоть как-то соображать. Просто выгибался ему навстречу, срывался со стонов на всхлипы и вскрики.— Пожалуйста, н-н… Никита! — сам не понимал, что несу, но молчать тоже был не в силах. — Сейчас!Я почувствовал горячий поцелуй на своём затылке, и тяжесть тела Никиты пропадала.— Нет!.. — я попытался развернуться вслед за ускользающим теплом.
Но рука Никиты надавила мне на спину, заставляя остаться в прежнем положении, а пальцы другой его руки вдруг прикоснулись к анусу. Пальцы были прохладными и скользкими. Позвоночник прострелило странное ощущение, не неприятное, просто непонятное и пугающее.— Встань на четвереньки, упрись сильнее, — хрипло попросил Никита. — Раздвинь ноги шире.Его пальцы сзади надавили сильнее — это было очень странно и непонятно. Вторая рука Никиты обхватила мой член поглаживая его. Я задрожал и выгнулся ему навстречу, пытаясь сильнее расслабиться. Затем всё пропало, и после пары мгновений руки Никиты легли на мои бёдра. Он вдавливал себя в меня по миллиметру, мучительно входил мелкими точками. Тянущая боль смешалась с наслаждением. Брызнули слёзы и я не смог сдержать болезненного стона, который пытался гасить, закусывая губу.
— Ш-ш-ш… Потерпи ещё немного, — простонал в ответ Никита. И я послушно затих.
Раньше я как-то не задумывался о том, как это бывает, не пытался представить, что надо вынести чтобы двум парням быть вместе. Если бы знал… хотя бы порасспрашивал того же Женьку… Но я оказался совершенно не готов ни к боли, ни к размерам брата в себе. Я об этом даже никогда не задумывался!Никита замер, когда оказался полностью внутри. Мои руки и ноги подрагивали от напряжения. Наши неровные вдохи и выдохи — единственное, что нарушало тишину.
А потом медленно и аккуратно он начал двигаться, задевая во мне какие-то струны, отзывавшиеся во всём теле неконтролируемым вожделением и удовольствием от процесса. Я не мог сдерживать стоны.
Рваный ритм движений Никиты полностью подчинил моё тело себе.* * *
Очнулся я всё там же на диване в гостиной, прикрытый только пледом. В комнате было сумрачно.— Как ты? — полностью одетый Никита стоял у окна, за которым непроглядную тьму разгонял свет уличных фонарей.Я попытался привстать и тут же понял, что это очень глупая идея, со стоном упав обратно на диван. Никита сразу отреагировал на стон и подошёл ко мне.— Не стоит двигаться, лучше тебе какое-то время отлежаться. Очень больно? — в его голосе послышалось волнение и будто проскользнули нотки вины.— Все нормально… я думаю. Что произошло?
— Ты отключился… Я не сразу заметил, — последнее он сказал как-то приглушенно.
Не сразу заметил? То есть какое-то время он имел моё бесчувственное тело? От всплывшей перед глазами картины мне стало смешно так, что совсем это скрыть не удалось, и пара смешков больше похожих на хрюкание все-таки вырвались. Я попытался замаскировать это покашливанием.— Что смешного? — раздражённо возмутился Никита.А мне стало ещё смешнее, и я тихо стал давиться смехом, пытаясь при этом принять такое положение, чтобы не тревожить свою пятую точку.Никита не выдержал, включил свет и сел рядом. Мы оба отчаянно жмурились от яркого света.— Я мог тебе навредить, ты это понять можешь? — проникновенно сказал он.Мне захотелось свалить куда подальше от пристального взгляда Никиты, но деваться было некуда. Кроме того, меня мучил один вопрос, вернее их было много. Но начал я с самого, на мой взгляд, важного:— Тебе хоть понравилось?Я всё ещё странно себя ощущал, разбирая эти чувства на боль, истому и непонятную пустоту. Кожа была липкой от пота, а между ягодиц тянуло. Хотелось уже вымыться.Никита смотрел на меня как на законченного садиста и психа. Похоже, отвечать на мой вопрос ему не хотелось.— Да, — выдал он наконец и помолчав сам спросил: — А тебе?Его вопрос не поставил меня в тупик, но признать нечто подобное… Никита ведь и так должен был всё понять, зачем спрашивать? И вот тут возник другой вопрос, почему тогда о подобном спрашивал я? Значит, так было надо. Нам обоим нужен был ответ на этот вопрос.— Да, — выдохнул я и замялся на какое-то время.Но сказать Никите о своих чувствах я посчитал себя обязанным. Даже если не учитывать, что мы переспали, он все-таки оставался моим братом.
— Я, вообще-то, не представлял, что всё это… так бывает.— Что всё? Ты про секс?.. Секс с мужчиной? — какое-то время он напряжённо молчал прежде чем спросить: — Ты с кем-нибудь раньше спал? С девушкой?.. Или парнем?— Нет, — я опустил взгляд, стыдясь смотреть в его глаза. — Ни с кем.— А как же Рома? — резко переспросил Никита.
Отвечать не хотелось, но раз зашёл такой разговор…— Никак. Понятия не имею, что тогда произошло.— Ну да? И стояк у тебя был тоже от непонимания? — жёстко и насмешливо обрубил мои откровения он, а я разозлился.— Ага! А ещё мне хотелось, чтобы меня так и вжимали в стену и желательно у неё же и трахнули! — выпалил я, вскинув на него взгляд.А потом задумался, ведь я действительно тогда этого и хотел. Моё тело с ума сходило от чужих прикосновений. Но признаваться в этом даже перед самим собой было просто невыносимо. Я закрыл лицо руками, чтобы не видеть ярости во взгляде Никиты.Молчание затянулось. И в следующее мгновение меня накрыло его тело. Никита оторвал мои руки от лица и поцеловал зло, грубо, больно, будто мучая и наказывая.
От особенно болезненного поцелуя-укуса мои слёзы, как всегда, не заставили себя долго ждать. И всё-таки его тепло успокаивало. Даже так грубо и насильно, но, когда он был рядом, всё казалось правильным.* * *
Следующие несколько дней я провёл дома, где Никита старался не появляться. Во всяком случае, я так решил потому, что почти не видел его.
Зато была Иришка, и её было слишком много. Правда, надо отдать ей должное, она меня практически не теребила. С едой возилась сама, мы вместе мучили вузовские анкеты, мне вообще была оказана любая помощь в подготовке к будущим экзаменам. И вот за что я любил этого конкретного человека: при всей своей болтливости Ира ни словом не обмолвилась о моём странном поведении и состоянии, когда она только заявилась к нам на следующий день после того как мы с Никитой переспали. А ведь наивной дурой она не была, всё прекрасно видела и понимала. Возможно, ей было любопытно или тревожно, но спрашивать Ира ни о чём не стала. Как думаете, почему? Потому, что она была мне сестрой. Не кровной, а по духу. Она прекрасно меня понимала. Помнила, что я вечно распинался о своей гетеросексуальности. Осознавала, что парню расклад с физической близостью в принимающей позиции принять непросто. А если бы я хотел её совета, то уже спросил бы.
Но я молчал о своих делах с Никитой, молчала об этом и Ира.В конечном итоге мы с ней поступили в разные учебные заведения, несмотря на все мои пророчества. Просто с недавних пор я осознал, что сам способен принимать решения, хотя это и казалось поначалу странным и неправильным. Не было чувства защищенности от чужой, пусть и навязанной воли. Зато был адреналин и какое-то злое вдохновение. Я, оказалось, мог быть «обаятельным гадом», как выразилась о моих новых замашках Иришка, чего раньше в себе не предполагал.А ещё был злой и неуправляемый Никита. Впрочем, когда это он был управляемым? Мы больше не разговаривали, мы трахались. В любой позе, как ему угодно и где ему угодно. Я научился сосать. Чего мне это стоило? Тех жалких остатков гордости, что у меня ещё были. Только брата это не удовлетворило, а лишь разозлило. Он стал грубым и жестоким. Это выражалось во всём: взгляде, жестах, и даже не в словах, а в самом звучании его голоса. В этой лихорадке я сгорал мотыльком. Отчаянно желая его и не получая, я замерзал. Потому, что как бы мы ни были близки физически, мы были неизмеримо далеки друг от друга.