Часть 2 (1/1)

Мы стояли на прошлом, мы ждали началаПрижимаясь к стене, где исчезли ониГде еще одну жизнь одна смерть обвенчалаПарой вспышек огня, да в эти смутные дниНа этой крыше ещё дерьмовее, чем внизу. Бетонное основание изъедено трещинами, каркас натужно скрипит под ногами, и, Бог знает по каким причинам, ещё держит на себе собственный вес. Его не снесли только потому, что коммунальные службы давно забили на этот район, перебиваясь скупыми взглядами, и ожидая, вероятно, когда все местные бараки наконец обрушатся на головы сброда, облюбовавшего все тёмные дыры. Мирных тоже зацепит, но войны не бывает без жертв. Каждый день они расписываются в рисках проживания здесь, запертые в клетке бедности и безвыходности, обнажая пороки социального колеса.Подошва сапога крошит бетонное месиво в неосязаемую пыль. Дэниэл топчет её почти час, но на скромный, постыдный вопрос, через правое плечо?— а ты уверен, что он здесь появится? —?слышит только короткое?— хм. Роршах в тени и даже белая маска врастает в неё, как влитая, мешая очертания чернильных клякс. Он мог сделать из неё выпад, и никто не поймёт откуда пришёлся удар, бесплотно вглядываясь в единую мрачную массу. Роршах не предназначен для мира камер, соц.сетей и повальной социальной активности, где личное больше не скрыто даже за шторами собственной спальни. Для единого ока он ещё одна тень, бесплодная и жутко бесящая.—?Знал бы, что придётся столько ждать, сменил бы позицию.Взгляд придирчиво цепляется за две параллельные трещины, и уже в который раз оседает в мозгу опасливым подозрением. Не то чтобы он был настолько доверчив, их вес/одежда/броня, перекрытия явно выдержат ещё пару таких как они, но доля здорового скептицизма, предостерегающая не ставить ногу на запертый люк и не пытаться затушить о язык пламя спички, буравит инстинкты назойливым тиком. Ветер остужает на скулах капли испарины, колющей солью края едва поджившей раны. Дэниэл специально не смахивает их, давая зудящему чувству свободу, как напоминание о произошедшем. Он действительно сделал это. Не придумал дурацкого оправдания, как репетировал, не отмахнулся, позволил почувствовать и открылся. И если бы не смог, чего стоили бы все эти чувства?!Но боль - единственное, что осталось. Не было разговоров, оправданий и попыток сбежать. Они снова работали вместе. Снова терялись в тени ночных переулков и взмывали в небо под мерный гул двигателей, разминая конечности после жестких ударов. Но никто из них больше не пытался вернутся к событиям вечера, за которым недосказанность лопнула, родив всепоглощающий вакуум. Роршах не станет, даже если от этого будет зависеть жизнь. Он же… если и пытался что-то сказать, то быстро сдавался под умелым соскоком с темы, а то и вовсе непробиваемой стеной тишины. Даже не было слышно привычного?— хм.—?Их проводка не подведена к общей сети. Думаешь, питают отдельно? В обход общим счетам?Он готов был хоть о погоде болтать. Таянье ледников, таинственные исчезновения на Аляске, стейки по три двадцать, сомнительного происхождения на углу Роуд и Блэр. Впрочем, вряд ли Роршаха интересовали стейки. Он тянет своё привычное?— хм, и чуть сдвигается с места, будто и правда высматривая вдалеке натянутый провод коммуникаций.Они больше не держаться вместе, в физическом смысле. Стоят поодаль, осматривают улики отдельно. Его помощи не принимают буквально ни в чём, на что ещё недавно откликались с напряжённым смирением, а когда пару дней назад Дэниэл коснулся острого плеча, оно дёрнулось так, будто по мышцам пропустили электрический ток. И Роршах мог быть хоть сто раз рядом, говорить, скупо и хрипло, расхаживать по кабине, сгорбившись сидеть в кресле второго пилота, чем-то щёлкать, шуршать, и глухо топать толстой подошвой ботинка. Но ещё никогда Дэниэл не чувствовал его настолько далеко.—?Это не проводка.От редкой фразы дёргает, заставляя подошву неприятно скрежетнуть о бетон. Дэниэл смотрит в пол-оборота, напрягаясь, готовый в любой момент отодвинуться, если Роршах надумает сменить позицию.—?Неужели.Он настраивает линзы, приближая объект в зелёном матовом свете, и в который раз поражается наблюдательности напарника, видящего всё безо всяких технологических приблуд. Через латекс и гипнотически снующие пятна. Внутри остро кольнуло любопытством узнать, как видеться мир под слоями каучуковой ткани.—?Отдельная линия шифрования сообщений. Возможно примитивная.В эпоху глобальной компьютеризации и поголовного насаждения нового смысла, ?примитивные? технологии становились новым Граалем. Пока мобильная связь набрасывала поводок, интернет пополнял досье, а камеры расписывали жизнь по секундам, бумажные письма и азбука Морзе ходили за занавесом паутины, недоступные и предаваемые анафеме за мнимую атавистичность.Никто толком не мог сказать, чем занимается банда заезжих китайцев на окраине города, как не могли и сойтись во мнении?— является ли группа людей цельной ячейкой или же куском более крупной группировки. Свидетельства разнились и были скорее набором клише для стандартной банды. Отмывание денег, наркотики, оружие, кажется, кто-то говорил про контрабанду, доставляемую в контейнерах по узлу восточного порта. Но слухи не имели ничего общего с реальной картиной, хотя бы и потому, что ещё никто не предъявил китайцам за захват части территории Кобр. На этом фоне меркли и мелкие поставки, и отдельная линия шифрования, и машины, явно перегоненные с другого континента и курсирующие только в окрестностях территории склада. Они обшарили эту землю вдоль и поперёк, и только что со спутника не просветили. Ни тоннелей, ни подземных коммуникаций, пригодных для перемещения, ни шахт, ни заброшенных линий метро. В эти трущобы не копали даже запасные тоннели. Выдвигаемые теории если и сводились к чему-то больше дешёвого понта, не отвечали и на половину вопросов, отбрасывая группу в незавидное положение слепого молодняка. Слежка и расспрос мелких сошек давали крохи, прослушка глушилась, а вишенкой на торте восседала полиция, за которую приходилось не просто работать, но едва ли не силой заставлять загонять за решётку побитых информаторов, скулящих признания в раздражённые лица патрульных. Впервые за долгое время Дэн предпочитал держаться поодаль от их пыток, не останавливая и не контролируя. Не делая то, ради чего был выбран и допущен в покров разговоров, ни имеющих никакого отношения к сброду на улицах.—?Должно быть недавно настроили. Раньше провода были другие.Может дело лишь в этом? Не в том поцелуе, что был подобием касания к мраморной статуе, не в нарушенной зоне комфорта, не в сломанных устоях и принципах, всю жизнь дававших опору и не подвергавшихся скепсису. Он меняется, извращает понятия, перестраивается внутри, и Роршах не может привыкнуть, не может признать, что ошибся и заставить себя разорвать замкнувшийся круг. Слишком привык.Может дело всегда было в этом?Он снова молчит, и визг тормозов глушит в себе облегчённый выдох, растворившейся в воздухе облачком тёплого пара. Дэниэл скользит в тень совсем рядом, смещает ракурс наблюдения на более выгодный, придумывает ещё кучу отговорок, касаясь жёсткой ткани плаща краем рифленой брони. Он чувствует тепло его тела, напряженные мышцы, не потакая игре воображения, но и не давая мнимому ощущения растворится совсем. Он смотрит на группу людей?— трое мужчин, одна женщина?— выплывших из машины и мгновенно скрывшихся за тяжёлой створкой двери, улавливая на грани периферии тяжелое дыхание сбоку.—?Он среди них. Смотри внимательнее. Он умеет лазать по стенам.Он умеет лазать по стенам, махать ногами словно лопастями пропеллера, петлять во время бега, сбивая прицел и не применять огнестрельного оружия, зато за милую душу использовать газ, иссушающий глотку и лёгкие, заставляя смазывать их изнутри собственной кровью.Роршах кашлял надрывно, хрипло и громко и Дэн осознавал, что это самые громкие звуки, которые он услышал от напарника за всё время работы. Голова утыкалась в локтевой сгиб, прижимая маску к лицу и смешивая чернильные пятна с россыпью алых точек.—?Сними маску, так будет легче.Дэниэл заставляет Арчи застыть над старым водохранилищем, прячась в уютной, отрубленной от электричества тени. Он тянет штурвал на себя и отвлекается всего на мгновение, отстёгивая крепление, а поворачивается уже к спинке кресла второго пилота, до упора крутанувшегося на гибком шарнире.—?Боже, я вовсе не…Рука сжимает свод металлической спинки, не разворачивая, но и не давая забыть собственное присутствие. Кабину оглашает новый хрип, надсадный кашель рвёт глотку, разрывая сеть капилляров, отражая дрожь напряженного тела по гладкому боку металла.—?Я не буду касаться тебя, отсяду, отвернусь, что угодно, просто не нужно мучить себя из-за того…Слова застревают в горле, как новый приступ, и Дэниэл вкладывает их в неопределённый жест рукой, невидимый никому кроме него самого.—?Извини, я не могу ссадить тебя в таком состоянии.Он будто и правда чувствовал вину за это. За сострадание, за боязнь, за собственную мягкость, идущую в разрез с чужим ощущением, и в целом ненужную в современных реалиях. Слабость, которой воспользуются и выбросят, выбрав до капли.Щелчок крепления дёргает тишину, заставляя пальцы на спинке сжаться сильнее. Дэниэл ждёт знакомого шороха, тихого и уникального, того, что он не спутает даже со сна или в горячечном бреду. Голос, кашель, становится чётче, и только тогда он позволяет себе встать, отойти на безопасное расстояние, стянуть с глаз очки, оставив болтаться на шее, и под размеренное, судорожное сокращение мышц, открыть и зарыться руками в секретные ящики, в поисках хоть чего-то, что могло бы облегчить участь невольного узника газовой камеры.Ему повезло больше. Его буквально вытолкнули на крышу, хорошо приложив по плечу, дабы не возникло и мысли вернуться обратно. Но он вернулся, едва не навернувшись с крыши и упустив проклятого вертлявого китайца.—?Нужно промыть. Думаю, это поможет.Он сгрузил груду пузырьков и салфеток прямо на панель, задев ось шарнира и невольно развернув к себе кресло. В жалкие пол-оборота, но этого хватило, чтобы вопреки хватке, дёрнуть и развернуть окончательно, бухая об пол защитным наколенником.—?Нет. Пожалуйста, хватит. Посмотри на меня.Дэниэл стянул перчатку зубами, частично кроша эмаль на клыках, и влажными пальцами подхватил салфетку, аккуратно убирая с подбородка струйку вытекшей крови. Она была везде, мешалась с пятнами маски, заливала шарф, покрывала подбородок и обновлялась новым потоком каждый раз, стоило Роршаху уткнуться в сжатые руки. Дэниэла мутило. Липкий страх царапал горло, свистя воздухом и дервенея в пальцах. Он не чувствовал жесткой щетины, что колола пальцы, напряженной линии губ и кроваво оскалившихся под нею зубов. Он думал только о том, чем может помочь вдали от больниц, со скудными знаниями ожогов внутренних органов, и совершенно непредусмотренной для этого аптечкой. Никому и в голову не придёт лечить такое самостоятельно.—?Не думаю, что ты прислушаешься, но может стоит обратится в больницу?Он всё-таки делает пробный заброс, едва не получив за это ногой по колену. Роршах смотрит сквозь маску и взгляд жжёт до костей, переворачивая внутренние органы, сильнее смещая сердце куда-то в горло. Ему некогда даже задуматься, а что было бы, смотри Роршах без маски, глазами неизвестного цвета, являя перед ним всю игру мимики каменных мышц.—?Не уверен, что смогу оказать существенную помощь. А если станет хуже…Будто в подтверждение кровь снова льётся, искажая черты надсадным хрипом, и салфетку рвут из рук, мёртвой хваткой прижимая к лицу.—?… смогу только интубировать через трахею. И даже такое не стоит делать в реалиях нестерильной комнаты.Рука крепко сжала запястье, почти зеркаля его собственное движение на крыше. Случайно или же нет, Роршаха гнёт пополам от нового приступа, и он цепляется за всё, оттягивает край плаща, ослабевает узел шарфа, почти царапая горло ногтями в поисках лишнего глотка кислорода. Дэниэл не двигает этой рукой, одной с трудом справляясь с остервенело сжимающимися пальцами друга, отбирая насквозь пропитанную кровью салфетку и подставляя другую. Пузырёк с ледокаином скользит, струя ударяет в горло неровно, царапая онемением щеки и дёсны. Чёрт, это почти всё, что он может.Ей же врубает и автопилот, и гонит Арчи до дома на полной скорости, не заботясь о свидетелях, воздушном пространстве и собственной устойчивости, так и не отходя от Роршаха, до тех пор, пока шасси не касаются пола.Он втаскивает повисшее на плече, обессиленное тело в ангар и усаживая на первый же стол, кидается в противоположный угол в поисках старого кислородного баллона. Не думал, что когда-нибудь пригодится, да и брал-то в общем ради удовлетворения параноидального желания. Пожар, угарный газ, слезоточивый газ, перечный, в маске пофигу. Есть шанс добраться до костюма и спокойно взвизгнуть шасси.Маска давно запылилась, приходится тратить время на её очищение и ещё, под натужный, уже совсем тихий кашель, чтобы сорвать пломбу и открыть подачу очищенного газа.Роршах вдыхает жадно, будто наконец всплыв из-под толщи воды, распирая грудь и натягивая тонкий пиджак под расхристанными половинами плаща. Он тут же ляпает маску кровью, кашляя, но упорно затягиваясь, заваливаясь от головокружения и удерживая сам себя, впиваясь в край рабочего стола. Дэниэл и сам держит его, несмотря на едва заметные протесты, напряжение в теле и слабые скрипы зубов. Ему наплевать на все обещания, сказанные и невысказанные, пальцы стискивают плечи, унимая дрожь, перенимая вибрации хрипов и загнанное биение сердца.Он чувствует страх, первобытный и слишком живой, накатывающий единой цунами-волной, вскрывающий самые потаённые фобии, неоткрытые ни разу с момента зарождения.Он не может остаться один. Он не хочет остаться без него. И даже в другом уголке мира, он должен знать, что он жив!Роршах больше не сопротивляется, и Дэниэл пользуется этим безоговорочно, обнимая, прижимаясь лбом к гладкому боку маски, сдвигая шляпу к виску, нервно дыша в край проступающего уха, невесомо гладя пальцами руку, сжимающую кислородную маску. Дарующую жизнь.—?Пожалуйста.Шепчет глухо, снова оказываясь на той крыше, прижимаясь губами к взмокшему под маской виску.Не умирай. Раньше меня.Это всё, о чём он может просить.Кровь запекается быстро. Подсыхает на коже узорами, оплетая приоткрытые губы от уголка до вздёрнутых контуров, стекает по подбородку, оседая неровными линиями на кадыке, и пульсирует в такт тонкой вены, проступающей сквозь бледную кожу.Дэниэл ловит себя в полудрёме, в неудобной, скрюченной позе, давно взмокшего тела под пластинами футуристичной брони. Он слизывает каплю пота, что стекает со лба, и кое-как освобождает руку, щелкая креплениями и медленно сдёргивая с головы остроухий шлем.Роршах спит мирно, будто и не было газа, харканья кровью, затруднённого дыхания и бессонной ночи, наполненной хрипами и болью в натруженных лёгких. Дэниэл думает, что человек под маской спит именно так. Мирно, вопреки всей своей сущности, расслабленно вдыхая затхлый воздух запертой комнаты, вытянув ноги вдоль скрипящей пружинами койки. На нём обязательно будет футболка, или рубашка, застёгнутая на все пуговицы, и длинные, доходящие едва ли не до пяток штаны.Рука касается задранного края маски, ведёт полукруглую линию, ловя кожей тёплые выдохи. Он бы мог, всего на минутку, одно мгновение, только взглянуть и навсегда запечатлеть в памяти, невольно разыскивая на улицах в мельтешащих лицах прохожих. Его тело ослабло, его рассудок бродит в недрах бессознательного хаоса, и даже если что-то почувствует скорее спишет на сон, обернувшийся страшным кошмаром предательства.Лишь это осознание останавливает руку, смещая пальцы на колкую щеку, вырисовывая линии челюсти. Жесткой, как и всё в Роршахе, до самой последней мелочи.Дэн наклоняется медленно, опасливо, сначала просто ловя тёплые выдохи, не ломая границу дозволенного, лишь аккуратно продавливая. Он не может коснуться губ сразу, пускай желание невыносимо пульсирует в коже, выключая инстинкты и бросая в пучину сиюминутных порывов. Он прижимается к щеке, собирая терпкую кровь, впитывая в себя, запоминая подлинный вкус, о котором никогда не расскажет тело. Он оставляет россыпи мелких поцелуев на щеке, по скуле до виска, и вниз, до колкого подбородка, под тонкой линией нижней губы. Он плюёт на всё и прижимается поверх губ, только когда в голове окончательно затихает ехидный голос, а руки сжимают так, чтобы даже при всём желании, его не посмели прервать.Дэниэл не понимает откуда в нём это. Желание, что не искоренить, ни заглушить, въедливое и жадное, требующее и получающее алчущее любыми путями. Тело под пальцами слабо двигается, но Дэниэл лишь сильнее вжимается, двигая губами отчаянно, жмуря глаза и наслаждаясь будто в последний раз. Возможно. Роршах не стерпит подобного, но сейчас… сейчас он узнает какого это, присвоит, вберёт, а после пускай хоть кровавые реки.Голос предательски дрожит и по губам расходятся вибрации стонов, грязных, как и сам Дэниэл, воспользовавшийся и требующий плату за бескорыстную помощь. Если бы он только знал, выпрыгнул бы в пересохший канал, давясь кровавыми хрипами.Пожалуйста.Мир исходит потоками мерзости, пачкая руки по локоть от прикосновения к пальцам. Дэну плевать на его аморальность. Он с удовольствием шагает в бездну.