Щербатый нож (1/1)

Смотри, как твой маленький Адольф каждый день сходит с ума все больше и больше. Как упивается своей властью над человеческими жизнями. Как ослепительно улыбается, в очередной раз - он уже и считать перестал - спуская курок. Он так радуется каждой новой победе над законом природы, создавая свой собственный закон. Он так любит это, твой маленький Наполеон. А ты так бешено любишь его.Сэмми Моллиган сидит в тупике на Вудленд-Уэй, девять. Рассвет совсем скоро, а у него больше нет сил. Конечно же, они есть, но он просит самого себя о передышке. Пожалуйста, хотя бы пару минут, хотя бы пару вздохов. Он будет искать и ждать, сколько нужно. Как собака. Часами, днями, неделями.Уходи в тень каждый раз, когда он улыбается. Прячься внутри своих поломанных фантазий, молчи, пока он говорит. Капитан Эван Оллфорд знает все твои секреты, все твои слабости. Все, кроме одной. - Дизель - Бладхаунду, прием. Дизель - Бладхаунду. Ответь, черт тебя дери. Дизель - Бладхаунду, ответь… Ну, пожалуйста…Тишина. Уже несколько часов в эфире гробовая тишина, и это его, Сэмми, надо вогнать в гроб, за то, что не уберег, не удержал. Среди мертвых тел и в луже крови сейчас теплее, чем в своей постели. Там, где он думает, думает, пока не устанет рука.-Дизель вызывает Бладхаунд-один. Прости, я опоздал. Я…-Сорок девятый - Дизелю. Прочесали квартал. Ничего.-Принято, сорок девятый.Грязный, мутный рассвет занимается над вышкой. Серое в пятнах небо смеется над бесполезным, тупым, никчемным Сэмми Дизелем. Кто ты теперь? Просто позывной.Дождь не кончается. Сэмми зажимает голову между колен, сидит так несколько минут, пока не затекают плечи. Надо вставать, говорит он себе, надо взять себя в руки и искать дальше. Кто угодно может сдаваться, только не он, не Сэмми. Хотя он давно уже сдался, перестал отрицать очевидное и подсовывать себе выгодную ложь. Справляться с собой стало труднее, чем с беспорядками на улицах. Как легко это было, убивать ради него. Просто потому, что он так хочет. И пусть он на это только снисходительно улыбается и говорит “умница”. Этого хватит. Пока хватит.-Грин - Дизелю. Эджхилл, сорок. Обнаружил.-Живой?-Да.-Храни тебя Гос… Понял тебя, Грин, иду.Он лежит посреди захламленной комнаты, один, в сознании, но дышит будто через раз. И тебе так больно, будто ты взял всю его боль на себя. Ты так привык, брать на себя все то, чего он брать не хочет. Это нормально, только бы дышал.Сэмми Моллиган поднимает его с грязного пола, как пушинку, и несет к выходу из этого проклятого дома..- Слышишь меня? Слышишь?Кивает и прикрывает глаза. -Дотянешь?-Дотяну, если пойдешь быстрее...И Сэмми бежит, что есть сил. В фургоне укладывает вдоль скамейки, приказывая всем новобранцам сесть на пол. -Кто это был? - Сэмми нависает, и черные его глаза распахнуты, будто смотрят в адские врата.Эван блуждает на границе реальности и забытья. Все, что он видит сейчас - это обезумевшие от гнева незнакомые глаза. Все, что слышит - это “я не такой, как ты”. -Опиши того, кто это сделал, - шепчет Дизель. - Я найду. Клянусь, я найду завтра же, еще до обеда! Просто скажи!Эван не может определиться, жив он или мертв. Кровавое месиво, вместо лица Майки Хэнсона. Живи, зная, что тебя пожалели. Эван уходит и возвращается.-Я не знаю…Дизель вытирает кровь с его лица, фургон въезжает в колею, и его начинает качать из стороны в сторону. - Возраст, цвет волос, что угодно, Эван! Я сегодня же перережу их всех, только скажи!-Я… не знаю. Я не видел. Эван чувствует, как Дизель до боли сжимает его руку. Бесится. С ним редко такое бывает, а если точнее, то никогда. Эван не так его воспитывал. Знай, что тебя просто пожалели. Я не такой как ты…-Какого хрена, Эван? Ты был в тупике, а потом оказался в этом доме. Кто тебя туда перетащил? Какого хрена ты молчишь?Эван делает вздох, глубокий, насколько позволяет проколотый бок.-Лейтенант Моллиган, вы… Вы позволяете себе подвергнуть сомнению слово вашего капитана?- Да срать я хотел на слово капитана, Эван! Я все равно его найду, ты меня понял?Эван смотрит на Дизеля холодно и испепеляюще одновременно. Он знает, что Сэмми не отступит, но теперь он знает и много другое.-Я запрещаю тебе искать. Запрещаю…***Стены ведомственной больницы до того белые, что больно глазам. Это уже третий раз, когда Эван приходит в себя среди этой навязчивой белизны. И каждый раз в углу сидит Сэмми Дизель. Зачастую и сам, прикрепленный к капельнице, но неизменно здесь. Так и сейчас - Эван тут же упирается взглядом в непроницаемое лицо без единой эмоции, с темными, как грозовое небо, глазами.-Долго?-Сутки.-И что там?-Печень не задета, селезенка - по касательной.-И всего-то.-Всего-то.Сэмми не улыбается. Впрочем, он никогда не улыбается. Сколько раз Эван таскал его по пабам, пытался напоить всем, что горит, и свести с первой доступной девицей, результат всегда был одним и тем же. Сэмми - трезвый, как стекло, мрачный наблюдатель. Эван надирается до полосатых страусов, разбивает пару графинов и пару чьи-то носов, без труда снимает очередную рыжую и слышит бесстрастный голос Дизеля: когда закончишь, позвони, я отвезу тебя домой. Укладывает его, почти бесчувственного, в кровать и мягко закрывает за собой дверь. Эван не понимает, от чего кайфует лейтенант, и вряд ли когда-нибудь поймет.-Я хочу кое-что тебе показать, - говорит Сэмми, черным пятном проступая на белой стене. В его руке, как по волшебству, возникает кривой щербатый нож, от одного вида которого Эвану хочется застонать.-Нашел.-Нашел. Эван прикрывает глаза. Он не сомневался ни на минуту. Глупо было бы думать иначе. Сэмми поднимет каждый камень, откроет любую дверь, но если обещал, то найдет. -Прикончил?-Ну что ты. Ты же пригрозил мне словом капитана. И пальцем не трону, пока ты не скажешь.Поднимается и уходит, не произнеся больше ни звука. Сэмми злится, будто перенес личное оскорбление, а когда он такой, ничего хорошего ожидать не приходится. Эван жмет кнопку вызова, и через минуту входит полная медсестра с губами алыми, будто кусок крашеной резины. -Обезболивающего?Эван мотает головой.-Когда меня выпишут?-Планируют завтра утром, сэр.-Ясно. Исчезни.До утра парню, скорее всего, не дожить. Эван бездумно глядит в белый потолок, стискивает зубы и глухо рычит. “А над дымом, пап… Там простираются белые облака и безграничное бирюзовое небо. Только я не вижу его. Слишком низко я летаю, слишком сильно меня тянет к земле. Но всякий раз, когда я думаю о чем-то большем, чем смерть, о доброте или любви, все в голове перемешивается, будто это чересчур сложно для меня. Как если бы я думал на чужом языке.С тех пор, как я вернулся в город, я ни единого дня не был спокоен и счастлив. Я научился быть другим, запретил себе скучать и бояться. Я сломал сам себя изнутри, но сломанные кости всегда крепче, правда? Я сломал себе душу, и у меня ее больше нет.”Через иллюминатор вертолета Эван бездумно оглядывает восемь крыльев Уандсворта, годы назад обиталища Оскара Уайльда и Чарльза Бронсона, а ныне - крупнейшей президентской тюрьмы Британии. Это место давно не внушает ему ни страха, ни трепета, только усталое безразличие. Такое же, впрочем, как и вся суета утреннего центрального Лондона. К западу от могучего строения Провиденс, на высоте птичьего полета Эван проносится над смрадными пробками, над монорельсовыми дорогами, над снующими по широким улицам людьми.Встреча в Уандсворте назначена на одиннадцать утра. Шона Фелпс позвонила ему лично накануне вечером и спросила, сможет ли он приехать. Эван был знаком с Шоной еще до того, как ее назначили Генерал-Атторнеем, всегда проявлял к ней неоднозначный интерес и радовался лишней возможности встретиться, независимо от повода. Но сегодня ему совсем не хочется видеть ни ее, ни кого либо другого. И выспаться не получается, и бок болит, да и нервы сдали совсем. На предложение Сэмми Моллигана отвезти его в Уандсворт, Эван грубо посылает лейтенанта в зад и берет пилота и служебный вертолет.На посадочной площадке Эван поднимает воротник, кутаясь от порыва ветра с лопастей, достает удостоверение, электронный пропуск, звонит Шоне Фелпс и сообщает, что он на месте. Она говорит, что застряла в жуткой пробке из центра, очень извиняется и готова угостить его кофе, когда все закончится. Она тоже всегда охотно флиртует с симпатичным капитаном, но слишком близко к себе не подпускает.Здание из серого камня со спаренными арочными окнами встречает неласковой тишиной. Эван помнит, как новобранцем проходил здесь двухнедельную практику. В те годы народ буйствовал, пожалуй, сильнее, чем сейчас, или неопытному Эвану так казалось. Ежедневно здесь кто-то умирал или находился при смерти. Едва охрана успевала подавить бунт на одном этаже, он тут же вспыхивал на другом. В Уандсворте Эван укрепил свою ненависть к большинству людей и получил перелом ребра. Сейчас, в свои тридцать, о переломах он уже не вспоминает, а вот ненависть продолжает расти.У дверей входа для посетителей молодой охранник отдает честь и интересуется, куда проводить капитана. Эван не удостаивает парня ни ответом, ни взглядом, проходит внутрь центрального корпуса и отмечается на приемном посту, сунув удостоверение в окошко дежурного.-Допуск четвертого уровня, - коротко сообщает он и дважды шагает через рамку металлоискателя.-Без ограничений, - кивает дежурный и возвращает удостоверение.Заключенные под следствием содержатся в отдельном крыле и в особо изолированных условиях. Звуконепроницаемые камеры, система видеонаблюдения с большим расширением, полное отсутствие связи с внешним миром и другими заключенными. Сторонние посетители, даже с четвертым, высшим, уровнем допуска могут передвигаться здесь только в сопровождении уандсвортского конвоя. Эван подходит к потертой металлической двери с крошечным окошком наверху и нажимает кнопку звонка. Мерзкий треск разносится по всему пролету, рикошетом от старых желтоватых стен, дверь распахивается, и первое, что видит Эван, это широкая улыбка чеширского кота. Пол Престон, однокурсник из академии, только раздавшийся вдвое с курсантских времен. Так и застрял в охране, ну надо же.- А я думаю, кого ко мне сюда черт несет! - Престон впускает Эвана внутрь и запирает крыло на четыре электрических засова. Оглушающий звон стихает.-Говорили, Генеральная приехать должна. Я такой смотрю по мониторам: мать моя, Оллфорд шагает! Думаю, ну ни хрена себе дела! Вырвался-таки из силовых структур, подсидел ?железную Фелпс?! Красавчик.- Вот это вряд ли, - улыбается Эван в ответ. - Закопаться в бумажках по самое горло, это не мое. Лучше сдохнуть от пули, чем от тоски.-И не говори! Тут тоже веселья мало. Ты вон, в капитанах ходишь, а мне тут еще лет пять нужно, чтобы дослужиться. Хотел тоже в силовики податься, да жена против.-Вот поэтому у меня и нет жены. Не люблю, когда кто-то против.Пол Престон не годится для службы на улицах. Он вообще мало на что годится. Слишком мягкий, слишком неуверенный в себе. Зато безотказный и умеет держать язык за зубами. Эван осматривает длинный коридор без окон, с металлическими дверями по обеим сторонам и говорит:-Я человечка одного ищу, не поможешь?-Помогу, почему нет? Как зовут?-Без понятия. Пол усмехается:-Интересное кино. И что делать будем? У меня тут шестьдесят восемь голов спецконтингента, ты шутишь, что ли?-Не шучу. Искать будем. Мониторы мне покажи, у тебя же каждая камера просматривается.Престон садится за свой стол, выдвигает для Эвана запасной табурет и поворачивает в его сторону каждый из трех экранов.-Ну, смотри, раз так надо.Эван придвигается поближе и долго, прищурившись, всматривается в разделенные на ровные сектора мониторы. -В двадцать четвертой у тебя потенциальный самоубийца, - походя сообщает он Престону. - Висит на решетке, испытывает на прочность, возьми на контроль.-Да пусть хоть все к чертям перевешаются. Чаю хочешь?Вдруг Эван отклоняется от экранов:-Чаю не хочу. Хочу в сорок шестую. Отключи “продол” от наблюдения, я на пару минут.-Ловкий ты. А протокол?-А давай на секунду забудем о протоколах, и вспомним, как твои родители оказались во Франции при закрытых границах.Не произнеся больше ни слова, Пол Престон, отключает камеры вдоль коридора и делает вид, будто его здесь нет. Он никогда не забывал того, что семья Оллфорд сделала для его семьи, ночами мучился, не зная, чем отплатить, и теперь Эван, наконец, назвал свою цену. Причем, совсем невысокую.Эван идет вдоль серо-желтого пролета, минуя десятки запертых дверей, останавливается напротив камеры номер сорок шесть и на мгновение замирает. Просто стоит и смотрит на закрытое окошко “кормушки”. Подняв крышку, заглядывает внутрь и отчаянно материт про себя Сэмми Дизеля. И сомневаться не приходится - его работа.Парень из тупика на Вудленд-Уэй сидит на узкой кровати, откинувшись спиной на выкрашенную в желтый стену и курит, выпуская в сводчатый потолок мелкие колечки дыма. Лицо в ссадинах и кровоподтеках, костяшки пальцев сбиты, взгляд устремлен в никуда. Там, в темноте было трудно разглядеть, но теперь Эван видит, что он совсем еще молодой. И есть в нем что-то странно притягательное, какая-то смесь разума и бесшабашности.Некоторое время Эван не движется, просто смотрит, а затем тихонько стучит в железную дверь. Парень поворачивает голову, и Эван встречается с его усталым тяжелым взглядом. Эван умеет бесконечно долго играть в гляделки, но в этот раз что-то заставляет его отвернуться первым. Он роется в кармане форменной куртки и достает блокнот и ручку. Пишет: “Я не заявлял на тебя”. Вырывает листок, складывает бумажку вчетверо и просовывает в щель для почты. Парень наблюдает за полетом записки, сплевывает на пол, тушит папиросу о стену и укладывается на кровать спиной к двери. ***Генерал-Атторней Шона Фелпс, как всегда, по-деловому ослепительная, ураганом врывается в комнату следственных мероприятий, где ее уже ждет капитан Оллфорд. Каштановые кудри слегка растрепались, но это только придает ей очарования. На вид ей ни за что не дашь больше тридцати пяти, хотя не так давно Шона отметила свой сорок первый день рождения. Тонкая и гибкая, как тетива, она изящно усаживается за стол рядом с Эваном, и он с удовольствием вдыхает аромат дорогих духов. При всей своей хрупкости, Шона Фелпс - настоящая акула с железной хваткой, умеет играть грязно и на грани фола. Дела, касающиеся стражей правопорядка, она всегда ведет сама в качестве обвинителя, и за годы, что Эван ее знает, проиграла только одно - когда подсудимый умер от сердечного приступа во время заседания. Эван восхищается ею и даже слегка опасается - настолько, насколько бешеный пес может опасаться дикой кошки.-Спасибо, что приехал, дорогой, - воркует Шона, извлекая из блестящего кожаного чемодана бумаги и раскладывая их на столе.- Понимаю, что ты привыкший, но все равно неприятно в очередной раз получать травмы. Такую очаровательную мордашку подпортили.Шона сладко улыбается, а Эван опускает глаза. Его всегда раздражало, что она обращается с ним, как с пластмассовым пупсом, но раньше он находил ответные милые колкости, а сейчас даже рта не раскрыть не хочет. -За пару дней его скрутим, - буднично произносит Шона. - Нужны еще его показания относительно предполагаемой группировки и ее членов. Понятно, что вы с лейтенантом нейтрализовали большинство на месте, но могут остаться выжившие. Если дать им спуску сейчас, дальше мы рискуем терять по капитану в неделю. -Как его зовут? - вдруг как бы не к месту спрашивает Эван.-Что, прости?-Как его зовут?Шона перебирает бумаги, хмурится, ищет.-Джек. Джек Гилл. А что?Эван мотает головой и снова опускает взгляд.Когда приезжает Лоренс Торндайк, Эвану все становится ясно. “Пьяный Ларри”, так называют эту пародию на адвоката в полицейских кругах. Этому грузному, вечно потному и пропившему остатки мозгов государственному защитнику тягаться с Шоной Фелпс, равносильно самоубийству. Как слепому трехногому зайцу в клетке с пантерой. Но, надо отдать должное, для бесплатного адвоката, Ларри всегда держится молодцом, и любой свой проигрыш называет профанацией и партийным лобби. Одним словом, посмешище. -Почему он? - шепотом спрашивает Эван у Шоны.-Потому что других разобрали. Кражи в супермаркетах и подделка подписей. Остался только никому не нужный Ларри. Ты разве против?Эван не против, он просто не знает. Не понимает, кого больше всех хочет ударить, циничную Шону, воняющего перегаром Ларри или себя самого. Поэтому молчит.-Странно, что вы взялись что-то расследовать, - произносит адвокат, неловко плюхаясь на стул напротив атторнея и капитана полиции. - Обычно вы все решаете, не отходя от кассы. А тут, велика честь, дали парнишке шанс. С чего бы такая щедрость?С того, что так решил Сэмми, думает Эван. Мог бы запросто пристрелить парня без суда и следствия, но вздумал что-то доказать. Эвану тошно от того, что приходится быть центральной фигурой этого спектакля. Центровым он умеет быть только в своем отряде. -Не распыляйся, Ларри, - с улыбкой отвечает Шона. - Показательные казни нужны не меньше тех, о которых никто не знают. Ларри вздыхает и обдает всех запахом недавно употребленного виски. Щелкает замок, открывается дверь, и в сопровождении двоих конвоиров, закованный в наручники, в комнату входит Джек Гилл. Первое, что бросается Эвану в глаза - это улыбка, будто расколовшая лицо Джека надвое. Несмотря на побои, парень скалится так, будто его вот-вот оправдают и отпустят обратно в мусорный район. Зеленые глаза-камушки и хмурая морщина между бровей, будто знает он слишком многое, но поведать не хочет. Эван глядит исподлобья, будто хочет спрятаться подальше, но некуда. Шона упирается локтями в железный стол, и все мужчины, включая конвойных на секунду переводят взгляд на ее декольте.- Джек...Простите… - Шона снова роется в своих бумагах. - Джек Эдвард Гилл, двадцать пять лет, Норберт-Лейн, Южный Рубеж. Подозревается в организации вооруженного нападения на офицеров Новой полиции, находящихся при исполнении служебного долга. Курсант Джойс Гарольд Паркер девятнадцати лет найден мертвым на Вудленд-Уэй. Установленная причина смерти: удар по голове тупым предметом, предположительно, монтировкой. Капитан Эван Уильям Оллфорд тридцати лет, обнаружен внутри заброшенного дома на переулке Эджхилл с проникающим ножевым ранением в брюшную полость и касательным в область лица. В присутствии государственного защитника мистера Лоренса Торндайка, Генерал-Атторнея мисс Шоны Фелпс и потерпевшего капитана полиции мистера Эвана Оллфорда, объявляю очную ставку открытой.-Брррр, как ты до фига наговорила! - восклицает Джек Гилл и трясет головой, как лошадь. - Я что-то аж запутался совсем. Повторишь?-Мистер Гилл, - спокойно реагирует Шона. - Вы обращаетесь к Генеральному атторнею Великобритании!-Да хоть к папе Римскому! Все равно ничего не понял.Эван силится сдержать улыбку и прикусывает обе щеки. Таких бойцов, да ему бы в отряд. Джек откидывается на стуле на стуле и прищуривается, уставившись Шоне точно в разрез блузки.-Капитан Оллфорд, - произносит Генерал-Атторней. - Вы узнаете в этом человеке нападавшего?-А че, у вас тут не курят, что ли? - вдруг снова оживает Гилл. - Какое-то неправильное заседание вы мне устроили. Браток, есть сиграретка?Джек резко пихает своего бесплатного адвоката локтем в бок, и Ларри едва удерживается на стуле.-Чуваки, я понял, он бухой! - Джек делает огромные глаза, подается вперед и смотрит Эвану прямо в глаза. - Братан, ну займи мне сотню на трезвого адвоката!-Капитан Оллфорд, - настойчиво повторяет Шона Фелпс. - Вы узнаете…-А ты ничего такая, - снова вклинивается Гилл и кивает Эвану. - Пялишь ее? Как она любит, пожестче?Один из конвоиров хватает его за волосы на затылке и оттягивает голову назад.-Заткнись. Или я сам тебя заткну.-Ладно, ладно, - шипит Джек. - Уговорил.-Вы узнаете нападавшего в этом человеке?Эван все так же исподлобья пристально смотрит на развязного Джека. Больше улыбаться не хочет. Вспоминает запах гари в пустом доме. Он не выветрится никогда, даже если не станет самого дома. Вспоминает руку, схватившую его за горло - лежать, куда собрался? Вспоминает три выстрела в лицо мальчишки у стены башни Провиденс. Я не буду убивать тебя. Я не такой, как ты.-Я никогда не видел его, - говорит он настолько твердо, насколько может.-Что? - Шона вздергивает идеальные брови. - Вы… Ты… что?-Я никогда прежде не видел этого человека. Я уверен.Нахальная улыбка медленно сползает с лица Джека Гилла, и теперь его глаза-камушки округляются, будто он сам не верит услышанному.-Капитан Оллфорд. Могу я поговорить с вами наедине?Эван кидает беглый взгляд на удивленного Гилла, уголком губ улыбается ему и со всей серьезностью отвечает Шоне:-Конечно же, госпожа атторней. Сколько вам будет угодно.Она зажимает его в коридоре, вдавливает в серо-желтую стену, насколько позволяет ее хрупкое тело.-Ты что творишь, капитан? У парня из-под ногтей вычистили твою кровь. В его куртке нашли твой именной нож и табельное оружие. А ты говоришь, что впервые его видишь? Он тебе еще и голову в придачу отбил? Что ты несешь?Эван взирает на Шону сверху вниз, без улыбки, без насмешки.-Говорю то, что есть. Не знаком, не видел, не знаю. Нет. Это как “да”, только наоборот. Понимаешь?-Тебя запугали?-Боже упаси.-Тогда что, Эван? Что с тобой не так? То, что ты сейчас делаешь - это, как минимум, непрофессионально!Эван наклоняет голову и долго целует Генерал-Атторнея в полураскрытые губы.-И то, что я сделал сейчас, - выдыхает он. - Тоже непрофессионально. Но безумно приятно.