XIV (1/1)
Снег сверкал на солнце так, что было больно глазам. Ада зажмурилась. А взглянув снова, вдруг увидела вдали темную фигуру. Словно тень на снегу. Ада шепнула имя. Но не услышала себя. Ада попыталась броситься навстречу. Но не могла пошевелиться. Тень пропала. Белый, пустый снег равнодушно сверкал на солнце.* * * Ада поморщилась. Подняла руку и махнула возле лица, отгоняя надоедливое мушиное жужжание. Перевернулась на другой бок, услышала, как что-то тяжело шлепнулось на пол. Надоедливый писк все настойчивее. Ада снова махнула рукой. И только тут вспомнила. На дворе ноябрь. Какие мухи? Хлопнула дверь. - Нет, ну каково! Ты это слышишь? Совсем рехнулись! Босые ноги прошлепали по деревянным доскам пола. Заскрипела рама. Ада протерла глаза. В комнате еще темно. Руби, в одной рубашке, свесилась из окна по пояс. Писк постепенно и не очень уверенно приобретал музыкальное звучание. - Ада! Полюбуйся-ка на них! Она потянула на себя плед – еще одна книга со знакомым стуком упала на пол. - И у Руби глаза сияют! – из открытого окна. Ада узнала голос. Что-то вроде баритона, но без той бархатной мягкости, как бывает у оперных певцов. Неровный и резкий – каким поют обычно простенькие народные мелодии. Писк выровнялся. Ада пробежала холодные доски и ухватилась за подоконник, поднялась на цыпочки, чтобы не так зябко было стоять. В предрассветном сумраке в черном пасторском сюртуке пугало. А рядом – две фигуры. Обе высокие, плотные, одна даже, пожалуй, толстая. Неловко держит здоровенными ручищами банджо. Вторая, в знакомых обносках, бережно прижимает небритым подбородком скрипку. - Дармоеды… - Руби перевесилась еще ниже через оконную раму. – Что вы тут устроили! А ну пошли вон! - И у Руби глаза сияют! - Убирайтесь! - Руби! – Ада испуганно ухватила ее за ворот рубашки. - Хотите, чтоб вас ополченцы накрыли?! Пошли вон, я сказала! Музыка оборвалась. Фигуры отвесили дружный поклон. Одна подхватила с земли плетеную корзинку, вторая помахала в воздухе смычком. - Спасибо за еду! - Кыш отсюда!!! Ада не удержалась, хихикнула и помахала в ответ. - Я сейчас сама спущусь! С дробовиком! Скрипнула калитка. - И у Руби глаза сияю-у-у-ут! - В жизни не видала таких оборванцев! Руби с грохотом опустила оконную раму. - И где он, скажи на милость, откопал этого толстяка с банджо? По роже видать – дурак дураком! Ада засеменила назад к кровати. - Но, может быть, он хороший… - А-а! Знаю я, какие они хорошие! Папаша вечно якшался со всякой швалью! Хотя… у этого морда-то вроде не испитая. Да все равно! Ада спрятала окоченевшие пальцы под плед. - И зачем только ты ему пообещала оставлять во дворе еду! - Но, Руби, они ведь там умирают с голоду… - Умирают они! Брюхо оба отъели! - Ру… - И знаешь, что я тебе скажу? Коли жрать захочешь – добудешь! Два здоровенных мужика! Еще и третий с ними кто-то, коли верить папаше! - Они ведь скрываются. Если Тиг их поймает… - Нам с тобой тоже не поздоровится! Это ж надо было додуматься – горланить под окном! - Мне кажется, мистер Тьюз просто хотел тебя порадовать… - ?Мистер?! И ты его еще мистером зовешь! - Но, Руби, это ведь твой отец… - Поздновато спохватился! Она откинула за спину спутанную темно-русую косу. - Порадовал, нечего сказать! ?У Руби глаза сияют?! Ты слыхала когда-нибудь такой вздор? - А по-моему, это даже мило… - Мило! Лупил он меня – вот что было мило! А потом бросил! И даже голодом морил! А потом – опять бросил! Только, знаешь, что я скажу… Все это – лучше, чем его ?У Руби глаза сияют?! Ада поджала губы. - Прости. Я не хочу его защищать. Я понимаю, он ужасно обращался с тобой. Но, может быть, теперь… - А-а! – Руби махнула рукой. - Мне кажется, он мог измениться. Ты ведь не спрашивала, что он видел на войне… Руби хмыкнула. Нагнулась, подняла с пола увесистый том. - Бог ты мой, ты что, всю ночь читала? - Ну… я… заснуть не могла… - Мало, значит, работаешь! Кровать скрипнула. Руби плюхнулась рядом. Раскрыла на середине. - Что это? - ?Одиссея?. - Оди… что? - Это поэма. Очень древняя. О том, как один герой возвращался домой с войны. И… он долго не мог вернуться. А его жена все это время ждала его… - Долго? Сколько долго? - Десять лет. - Ничего ж себе! И что? Дождалась? Ада вдруг почувствовала, что у нее щиплет веки, и отвернулась. - Да… - Надо же! - Хочешь, почитаем вечером? - Как с работой управимся – отчего ж не почитать? Интересно, что это за жена такая – десять лет прождать. - Вообще-то двадцать. Война длилась десять лет. Руби присвистнула. - Руби… А скажи… ты веришь… веришь в вещие сны? - Чего? - Ну… веришь, что сны могут сбываться? Мне сегодня приснилось… Мне показалось… Я видела Инмана, он шел ко мне… Но… было так странно… Он как будто не мог… не мог дойти… На секунду повисла тишина. Потом кровать снова скрипнула – Руби поднялась и закосолапила к двери. - Знаешь что… Вздор все это! Одевайся давай, пора корову доить!