VIII (1/1)
Ада стояла на крыльце и смотрела, как уезжает ее рояль. Старая безрессорная телега подпрыгивала на ухабах – и он пел ей заунывную прощальную песню. Руби тащила на веревке упирающуюся козу. Протяжное блеяние отдавалось в ушах, словно аккомпанемент. ?Что сказал бы папа…? Ада вздохнула и стала спускаться по ступенькам крыльца. Несколько мешков с мукой и солью у ворот. Ада потянула верхний – такой тяжелый. Нести пришлось, согнувшись пополам. Как назло, дверь в кладовую закрыта. Ада попыталась толкнуть ее плечом, потом – коленом. Дверь не поддавалась. ?Господи, ну почему я даже этого не могу!? Ада положила мешок на пол и отворила дверь. Пока она нагибалась, чтобы его поднять, раздался скрип – и перед ее носом опять выросла преграда из крашеного дерева. Краска местами облупилась. Ада уронила мешок себе под ноги. Шмыгая носом, прошла в кладовую и подперла дверь шваброй. - Ну вот, зиму мы теперь протянем! Я вчера у старика Оукли выторговала десять овец! Сказала ему, они такие маленькие, что это все равно что шесть полноценных овец! Еще бы борова раздобыть – будет совсем сказка! Руби казалась такой счастливой, что Аде сделалось совестно. Кое-как подхватив мешок, она затащила его в кладовую. Потихоньку вытерла глаза и повернулась, чтобы идти за другими мешками. Вдруг поймала на себе пристальный взгляд голубых глаз. - Я… э… Мне правда жаль, что ты осталась без рояля… Ада пожала плечами. - Это была моя идея. Руби пошла следом за ней на крыльцо. - Как-то я отрезала волосы и продала. Папаша выручил за них два доллара! Они пошли на парик какому-то богатею. Ада поджала губы. - Папаша мой… тоже… эм… на скрипке умел пиликать. Пару дурацких песенок. А воображал, что большой музыкант. Да все равно! Это его не уберегло от пули в бою. Ада повернулась к ней. - Он ушел добровольцем? - Угу! Решил, что будет дармовая кормежка. Вот и получил! - Мне очень жаль, Руби… - А-а! Сказать: упокой Господь его душу – значит пожелать ему того, чем он при жизни занимался. Отдыхал! Со мной обращался, как с какой-то скотиной на привязи. Мы с ним жили в горах. И как-то раз он бросил меня одну на три недели. Мне было восемь. - Как?.. Руби глядела на синие хребты на горизонте. - Да вот так! Он ради выпивки мог за сорок миль потащиться. Это ж не дело делать! - Но… как же… Руби взяла мешок и ловко закинула на плечо, пошла обратно к дому. - А твоя мама? - Ада с трудом догнала ее. - Умерла, когда я родилась. Я про нее не знаю ничего, папаша не рассказывал. Поди, не помнил уже, как ее звали. Пропил остатки мозгов, если они когда и были. Ставь сюда! Ада послушно затолкала мешок в угол. - О! Гляди-ка! А это у нас что? - Руби принюхалась. - Чтоб меня! Это ж кофе! - Кофе? Я и не знала… Должно быть, папа купил… еще до войны… - Тут не меньше ста фунтов! Ну, теперь точно получим борова! А может, и еще парочку овец… - Папа хотел завести овец… - Мясных? Или для шерсти? - Нет… Он… он говорил: для атмосферы… Руби странно покосилась на нее и крепко завязала мешок с кофе веревкой. Постояла немного в задумчивости, а потом сказала: - Знаешь что… Давай-ка поджарим немножко для себя. Заодно научишься кофе молоть!* * * Ада вдохнула густой, горячий запах. - Боже мой… Не помню, когда в последний раз пила настоящий кофе… - Да уж! Это тебе не какой-нибудь цикорий! - Руби смачно прихлебнула. - И для обмена лучше не придумаешь! Ада откинулась на спинку стула и вытянула ноги поближе к печке. - Нужно будет отнести немного миссис Суонджер. Я… я в долгу перед ней… Руби нахмурилась. Повисла тишина. Обе уткнулись в свои чашки. - Пустым кофе угощать не годится! - М? - Испечешь ей пирог! - Я?.. - Ну не я же! И нечего глазами хлопать! Чем ты своего Инмана будешь кормить… или как его там? - Я… - Веки щипало. - Руби, я… Я думаю иногда: а вдруг… вдруг он ко мне не вернется?.. - А-а! Вот только не надо нюни разводить! Никуда он от тебя не денется. Ну-ка вставай! Будешь тесто месить!