III (1/1)

Дождь лил как из ведра. В гостиной жарко трещал камин, звенели бокалы, шелестели платья, и преподобный Монро принимал поздравления. Строительство церкви удалось закончить в срок, и уже завтра он прочтет первую проповедь. Ада стояла рядом с отцом и улыбалась гостям. И тут увидела в окно. Стоит на крыльце. Просто стоит, повернувшись спиной, глядя туда, где за сплошной стеной дождя не различить горы. Даже шляпу не снял. И заходить, похоже, не собирается. Ада поджала губы. - Я сейчас вернусь, папа. У стола с закусками галдели соседские юноши. - Уже четыре штата вышли из Союза! А мы все думаем... Чего тут думать-то?! Надо воевать! - Правильно! Нечего всяким тупым янки во главе с Линкольном учить нас, что нам делать и как жить! - А по мне, глупо подставляться под пулю ради того, чтоб у богатеев были рабы. - А-а! Посмотрим, как ты запоешь, когда янки явятся на твою землю! - А я пойду воевать! - Куда тебе, Оукли! Еще молоко на губах не обсохло! - Это у меня-то?! Ада отвернулась от них. Стаканы на подносе угрожающе позвякивали. И она снова почувствовала себя неловкой и неуклюжей, протискиваясь в стеклянные двери. - Вы не зайдете в дом? Он сдернул с головы шляпу - даже брызги полетели. - Простите. Я мокрый, как рыба. - Там горит огонь. - Не стоит. Еще наслежу вам на ковре. Он поглядел на нее и вдруг улыбнулся. - А вы – всегда с подносом. - Я... Я собиралась напоить негров лимонадом... Сделала шаг. И остановилась. Дождь барабанил по перилам веранды. - Вы тоже ждете начала войны, как ваши бравые друзья? - Мы все готовы сражаться. Она поджала губы. - Я хочу сказать... Если враг придет сюда и будет угрожать нашим домам... нашим... Он вертел в руках шляпу. - Простите. Я не умею беседовать. Очень жаль, что нельзя стоять и просто молчать. - Согласна. Согласна... Он шагнул к ней. - Знаете, до нас эти земли принадлежали индейцам. Индейцам чероки. Никто не знает, как они называли эти места. Ада глядела на него. - Я знал одного. Мне тогда было шестнадцать. Меня послали перегнать коров на Пихтовую Гору. Чтоб попаслись на последней летней травке. Родители умерли, я зарабатывал на жизнь тем, что делал для соседей разную работу. Стадо перегнать, поле вспахать... Я думал, что буду там один, на пустоши Пихтовой Горы. А там уже пас стадо индеец. Его называли Пловец. То есть, по-нашему Пловец. Почему?.. Он, кажется, и сам не знал. Мы были с ним одних лет и подружились. Он мне рассказывал про животных: как они стали такими, какие они есть. Опоссум с круглым хвостом, белка – с пушистым. Гадюка с ядовитыми зубами... О том, как устроен мир, где его начало. А еще он рассказал, что над голубым сводом неба есть лес, населенный божественной расой. Люди не могут прийти тудa, чтобы остaться тaм жить, но в этой небесной стрaне мертвый дух может возродиться. - Мертвый дух... - Странно, верно? Нас всегда учили, что душа бессмертна. Но Пловец говорил, что можно убить душу, оставив жить тело. Ада поежилась. Сама не знала, почему. И, сама не зная, как, придвинулась чуть ближе к Инману. А он продолжал, глядя перед собой спокойными светлыми глазами: - Эта страна далекая и недоступная, но сaмые высокие горы поднимaют свои темные вершины к ее нижним пределaм... Я сказал, что взбирался по Холодной Горе до самой ее вершины и ничего оттуда не видел, никаких нижних пределов. А Пловец ответил: "Для того чтобы увидеть небесную стрaну, мaло просто подняться". Это было очень давно, но знаете... Мне до сих пор кажется, что Холодная Гора – это словно... нет, не другой мир. И не нижние пределы. Но это то место, куда я всегда буду стремиться, всю мою жизнь. Только там я могу быть собой, по-настоящему собой. И я всегда вижу Холодную Гору. Даже когда она скрыта от глаз. Ада проследила за его взглядом. Но она ничего не видела, кроме вечерней темноты и дождя. Есть ли на свете место, где она может быть собой? Инман стоял совсем близко, и ей вдруг почудилось, что – впервые за всю ее жизнь – такое место есть.