Часть 7 (1/1)

Они поели и отправились в дорогу. Постепенно тракты становились более нахоженными, и даже по ночам теперь встречались почтовые кареты и купеческие обозы. Деревеньки превратились в городки, людные и крупные. Их отряд приближался к крупному городу Анкри, стоящему на берегу разлившейся по весне реки, судоходному и торговому центру здешней области. Предстояло выбрать, двигаться дальше по реке или продолжить путь на лошадях. Хотя по реке они добрались бы до цели их путешествия гораздо быстрее, Хёбу плыть отказывался.— Во-первых, я не очень удобно чувствую себя на воде, — буркнул он, когда они запросили ранний завтрак в одной из лучших гостиниц Анкри. — Во-вторых, прежде чем въезжать в Ватикан и направо и налево трясти этими письмами, мне нужно будет заручиться поддержкой одной персоны, проживающей не так далеко отсюда. В-третьих, в ограниченном пространстве моя нелюбовь к солнечному свету будет более явной. — Он обвёл взглядом их всех, сидящих рядом за одним столом, особенно задержавшись на Хиномии и Сакаки. — Я благодарен вам за то, что вы приняли как должное наши ночные переезды и требование спать днём.Хиномия только махнул рукой, давая понять, что иначе и быть не могло, но Сакаки высказался вслух, внеся предложение:— Мы могли бы использовать гроб.— Нет, спасибо, — ответил Хёбу, улыбаясь одними губами. — Я уже недавно побывал в одной ловушке и больше подобных удовольствий испытывать не хочу.— Но это существенно приблизило бы нас к цели…На него зарычали сразу с двух сторон: Маги и Фудзиура не скрывали своего отношения к сказанному. Заслышав их рык, старая псина, греющаяся возле разожжёного камина в главном зале гостиницы, вздрогнула и подняла голову.— Я понял, извините, — поспешно сказал Сакаки, примирительно поднимая ладони рук. — Никаких гробов.— Не то чтобы я не доверял тебе, шарлатан-доктор, — понизив голос, произнёс Хёбу. Его улыбка стала более расслабленной. Сакаки ожидаемо взвился:— Я не шарлатан!На него с улыбкой посмотрели все, а Фудзиура, — Хиномия заметил, — несильно пихнул его ногой под столом. Маги решил кардинально сменить тему разговора.— Мы остановились именно в этой гостинице потому, что здесь есть парильни. До рассвета ещё полтора часа, поэтому вполне можно успеть как следует вымыться с дороги. Если хотите, я договорюсь с хозяином.Хёбу, — да и остальные, даже Момидзи, — посмотрели на Маги заинтересованно.— Обязательно, Широ, — кивнул Хёбу. — Сходи, спроси его сейчас.Похоже, пропарить с длинной дороги ноющие мышцы и погреться после сырых и холодных ночей хотели все. Хиномия — так очень хотел. Поэтому спустя уже двадцать минут он стоял в небольшой комнатке с разогревающейся печью, заодно греющей воду, и торопливо раздевался.— Вода от тебя никуда не убежит, — посмеиваясь, говорил Хёбу, уже раздевшись и замотавшись в белую простыню. — Не торопись.Хиномия только отфыркивался, уже чувствуя жар парной. Полежать на тёплых досках, в тепле, словно летом, расслабиться... Это было замечательно. Он с предвкушением поглядывал на бадью: низкая, с отдельным очагом снизу, она вместила бы в себя всех троих. Вода в ней пока была холодна, но быстро разогревалась.Хиномия разделся, завернулся в простыню и на следующие полчаса погрузился в тепло, жаркий пар и таинство омовения. Он абсолютно не смущался наготы своей или Маги, — хотя его развитой мускулатуре и можно было позавидовать, но в чём смысл завидовать оборотню? Краем глаза он замечал, что тело Хёбу уже полностью восстановилось после пленения. Никаких шрамов или ожогов. Пожалуй, только худоба ещё могла вызывать тревогу, но Хиномия раньше не обращал настолько пристального внимания на его телосложение, а потому не мог сравнивать. Впрочем, даже в худобе Хёбу что-то было. Что-то не присущее человеку, заставляющее думать о нём, как о плоском изображении на бумаге или белёсой тени, отражении обычных человеческих теней, противопоставлении простой и привычной людской природе.— Что смотришь? — спросил Хёбу, наклоняясь над ним.Сейчас его противная обычному миру натура казалась кричащей и вызывающей. Он скинул с себя белую ткань и, тряхнув выцветшими волосами, крутанулся вокруг своей оси. Хиномия, разомлевший от жары, лежащий на полке на животе, лишь покачал головой. Кажется, Хёбу совершенно не беспокоила жара, хотя было заметно, что теплом он тоже наслаждается.— Не молчи, церковник, — позвал его Хёбу, сверкая яркими глазами. Кажется, глаза у него загорались, когда он чувствовал голод.Хиномия медленно улыбнулся и прикрыл глаза. Ему было хорошо.— Ты похож на нарисованного ангела, — сказал он. — Сошедшего со старинной настенной фрески. Не хватает только нимба над головой и крыльев.Хёбу фыркнул, очевидно, давясь смехом.Когда его спины коснулась чужая рука, Хиномия вздрогнул и хотел было подняться — но Маги не дал.— Могу размять тебе спину, — пояснил он, нажимая ему между лопаток и, кажется, без труда проминая его напрягшиеся мышцы.— А-а... Давай, — согласился Хиномия и лёг обратно, окончательно разомлевший на жаре и от предвкушения грядущего удовольствия. Он не ошибся с предвкушением: у Маги были сильные руки, и обращался он с ним бережно и внимательно. Словно изучил его досконально и знал, где нужно всего лишь надавить посильнее, а где — осторожно проработать ноющую мышцу. Спиной Маги не ограничился, самовольно перейдя на плечи и предплечья, а потом спустившись до поясницы. Когда его руки коснулись ягодиц, Хиномия вздрогнул и дёрнулся, и Маги заявил:— Неужели я там ещё чего-то не знаю?И Хиномия вынужден был улечься обратно, спрятав лицо в сгибе локтя. Щекам его сделалось жарко, но Маги был слишком хорош, чтобы это отрицать. К тому же сейчас Хиномия не был способен оказать должного сопротивления, даже если бы захотел этого. Жар от разогревшейся печи вытянул из него все силы.Внезапно его обдало жаром иного свойства: Хёбу присел рядом с ним и медленно, задумчиво провёл рукой по его шее. По коже, под которой пульсировали кровью вены. Хиномия тяжело задышал, иррационально чувствуя себя распятым между двух огней и не зная, куда податься. На него плеснуло неутолимым и глубоким голодом, чужой жаждой. Наконец-то Хёбу дал ему её ощутить. Хиномия потерянно застонал, потянувшись за его рукой.И тут всё кончилось, Хёбу отодвинулся.— Буду наверху, — сказал он и в следующее мгновение был уже у двери. Та хлопнула, впустив прохладный воздух и вновь закрывшись.— В чём дело? — спросил Хиномия, ничего не понимая.— Поглядим, — ответил Маги философски, не отнимая своих рук и продолжая большими сильными ладонями массировать уже его бёдра.— Откуда ты так умеешь? — пробормотал Хиномия, старательно прогоняя из головы образ Хёбу, терпеливо ждущего их в спальне.Маги хмыкнул, не отвечая. Очевидно, делиться своей биографией сейчас он не собирался.— Уже рассветает, — произнёс он, каким-то звериным чутьём совершенно точно определяя движение солнца. — Ты чувствуешь?Хиномия сосредоточился, но не смог ощутить ничего необычного. Он только вздохнул.Закончив с ним, Маги присел на соседнюю полку и вылил на себя бадью горячей воды. Брызги долетели и до Хиномии. Нагретая вода казалась обжигающей.— Он сейчас очень голоден, — продолжил Маги, и Хиномия встретил его взгляд, нечитаемо-тёмный. — Приходи поскорее.С этими словами Маги поднялся и вышел тоже, оставив его одного.Хиномия, разомлевший и расслабленный, заставил себя подняться и сесть. Ему никуда не хотелось идти, уснуть прямо тут и вечность нежиться в жаре, что может быть лучше? Однако образ Хёбу, опасного в своём хищном голоде, внезапно заставил ход его мыслей переменить своё течение. Сейчас уже рассвет, но Хёбу всё ещё не пил крови, он голоден, хоть и ослаблен просыпающимся солнцем. Судя по тому, что Маги вообще ещё жив, Хёбу привык отказывать себе в полном насыщении. Неудивительно, что он так худ и бледен.С сожалением поглядев на бадью с водой, над поверхностью которой уже поднимался парок, Хиномия пообещал себе, что обязательно окунётся в неё в следующий раз, и взялся за ведро с прохладной водой. Обливаться кипятком, как огромные здоровенные оборотни, он не умел.Отфыркиваясь от воды, Хиномия наскоро вытерся и оделся — сутану даже не стал застёгивать, оставив её свободно висеть на плечах. Всё равно скоро снимать, — посетила его предательская, но верная мысль. Машинально проведя рукой по воротничку и наткнувшись на вышитые кресты на углах, он внезапно застыл.Забыл ли он о своей вере? Нет. Поддался ли он своей второй сущности, стал ли зверем? Тоже нет. Его тянуло к двоим сразу, и это было необычно, но прямо церковь не запрещала подобного. Постулаты лишь твердили об умеренности и самопожертвенном воздержании, но никто не требовал он него добровольного принесения обета безбрачия. Так повелось в среде церковников — да, но…Хиномия тяжело вздохнул, смяв в руке ткань. Он ничего не нарушал. Оборотни и вампиры считались врагами рода человеческого, но Маги и Хёбу при нём никого не убивали, не уничтожали и даже наоборот хотели помочь.Его воспитали в страхе и ненависти, стараясь уничтожить его я, его подлинную сущность; боль и страдания, и испытания, и проверки — они выломали его естественный характер до того, что был у него сейчас, — и сейчас Хиномия испытывал иррациональный страх. Он мог потерять себя, он мог отдаться врагу рода людского, и что-то внутри его твердило, что это неприемлемо, опасно и запрещено. А что-то наоборот тянулось туда, в спальню, торопило его и требовало, чтобы он как можно скорее начал подниматься по лестнице. Какой он настоящий? Где его истинные чувства? Да, он хочет Хёбу и Маги тоже, но можно ли ему испытывать эти чувства? Разрешено ли? Не падёт ли на него некое наказание после? Ведь его учили, что грешников всегда ждёт наказание, а уж кто грешен, если не он?Справившись с участившимся дыханием и разгладив ткань сутаны, Хиномия выпрямился, распахнул дверь и шагнул через порог. Он всё равно уже ничего не сможет поделать: ни избегнуть заслуженного наказания, тщетно вымаливая себе прощение, ни избавиться от снедающих его чувств. Потому что желание быть подле Маги и Хёбу было в нём сильнее обещания страха и боли. Больнее и страшнее ему было бы без них: он знал, потому что он жил так без них почти год, и в его душе было так пусто и так безжизненно всё, словно он и сам сделался мёртвым. Хорошо, что Церковь не запрещала любить, ведь иначе бы он... Иначе бы он нарушил прямой запрет. И что было бы тогда?Хиномия вздохнул, прогоняя лишние мысли из головы. Он ничего не сможет решить сейчас. А потому не будет.Он прошёл по лестнице вверх мимо полутёмных коридоров, и в одном из них ему почудилось чьё-то движение. Фудзиура? Заметив, что мальчишка пытается спрятаться в тени, он прошёл мимо и отвернулся, сделав вид, будто ничего не заметил. Он не хотел докучать или быть навязчивым. Если Фудзиура захочет, то сам поговорит с ним. И не факт, что Хиномия сможет ему помочь. Наверное, ему лучше попросить совета у Маги. Или у Хёбу. Если, конечно, Фудзиуре он нужен, этот совет.Дойдя до комнаты, которую им троим отвели для постоя, Хиномия толкнул дверь, уже зная, что увидит. Сдвинутые постели, разворошенные покрывала и одеяла, полураздетый Маги и рядом с ним, приникший к его шее, — Хёбу уже с румянцем на щеках и с алыми от крови губами. Жажда толкнулась в Хиномию, как таран врывается и пробивает замковые ворота. Он схватился за грудь, ему стало больно от того, как зачастило сердце. На мгновение показалось, что у него выросли клыки — так сковало челюсти судорогой. Он сглотнул и потянул с себя рукава сутаны прочь, а следом за ней — и остальную одежду. С влажной кожи она снималась с трудом.Кто-то разжёг в комнате камин, и Хиномия кинул свою одежду на стул возле него, чуть не отправив её в огонь. Рукава рубашки повисли на каминной решётке. Последняя здравая мысль, которая посетила рассудок, заставила его шагнуть обратно к двери и запереть её на внутреннюю щеколду. Дальше мысли кончились.Шаг к кровати, другой. Маги смотрел на него из-под прикрытых глаз, и взгляд его был такой кроткий, почти покорный, что Хиномии ужасно хотелось лечь рядом и тоже отведать его крови. Он уже это делал. Но выпить его досуха — какое бы это было блаженство... Тяжело дыша, он опустился на колени и лёг к ним вплотную, огладив Маги по руке, а Хёбу — по спине. Желание опустошить — это не его мысли. Желание чувствовать прикосновения и лежать кожа к коже — его. Или, быть может, исходящее от Маги тоже, ведь его звериной ипостаси порой тоже хочется объятий и ласк.Хиномия приобнял Хёбу за плечи, не отрывая от Маги, но тревожа, отвлекая, накрывая собой. Хёбу вздохнул. Рука Маги вплелась в его волосы, такая тёмная на их фоне, выцветших и поседевших. Хёбу негромко заворчал и вжался лицом в шею Маги ещё сильнее, впиваясь клыками. Маги охнул и прикрыл глаза. Хиномия огладил плечи Хёбу, его спину, позволил рукам сползти на бока, перевёл их под живот и прижал Хёбу к себе, разгорячённого после парильни и свежей крови. Хёбу был сейчас по-человечески тёплым, жарким. Случайно Хиномия нащупал твёрдую плоть, прижавшуюся к животу, и вновь засомневался в том, правильно ли истолковал слова Маги, сказанные ему ранее о природе вампиров. Хёбу был возбуждён, явно был! Проведя по его плоти рукой, Хиномия отметил и вполне пропорциональный размер, и пульсацию, и чувствительность... Так почему ему говорили, что Хёбу нравится пить кровь больше, чем испытывать плотское наслаждение, когда сейчас он возбуждён? Хёбу подался вперёд, в очередной раз кусая шею Маги, и его член, случайно или намеренно, лёг Хиномии в ладонь. Может ли быть так, что Хёбу испытывает оргазм, лишь окончательно иссушая свою жертву? Но их сейчас двое, сможет ли он кончить сегодня, никого не убивая? Хёбу застонал и поднял лицо от шеи Маги. Хиномия различил запах крови. Знакомой крови. Его снова посетило желание жажды, и не осознавая, что делает, он схватил Хёбу за волосы и потянул к себе, разворачивая. Окровавленные губы сейчас казались ему самыми желанными на свете, он коснулся их своими губами, прижался ртом, вылизывая. Хёбу жадно и часто дышал, сверкая глазами. Потом нашёл в себе силы отодвинуться и прошептать:— Наглый церковник.Хиномия улыбнулся, облизывая губы. Кровь была вкусна, и её было мало. Он глянул на шею Маги, откуда она ещё сочилась по каплям уже из затягивающейся раны. И приник к ней, слизывая остатки. Когда Хиномия вновь обернулся, глаза Хёбу смотрели узко и злобно.— Иногда я гадаю, — протянул он, — зачем держу тебя подле себя? Зачем терплю все твои наглые выходки, кресты, святую воду и прочее... Я ведь не любитель боли, да и к самоистязаниям меня не тянет. И тут ты снова приходишь и всё портишь.Хиномия лёг на спину, вытягивая шею, подставляясь, и предложил:— Тогда накажи меня?Он видел в глубине глаз Хёбу тёмные огоньки опасного веселья, — словно тот сам удивлялся и забавлялся над всей ситуацией и собою в том числе.— О, не волнуйся, накажу.Острым когтем Хёбу прочертил кожу над его ключицами и наклонился слизать выступившие капли крови. Хиномия задрал подбородок, не справляясь с собственным участившимся дыханием. Он хотел Хёбу. Очень хотел. В любом виде, как угодно. Даже если его выпьют досуха.Маги перевернулся и наклонился над ним, будто ещё один вампир, губами прижимаясь к его губам и выпивая его дыхание. Хиномия жадно ответил на поцелуй и даже не вскрикнул, когда острые зубы прикусили его нижнюю губу. Маги целовался опасно и жёстко, по-звериному напористо.Хиномия даже не почувствовал, как его кожу пронзили клыки. Только вновь по нему ударила жажда, такая сильная, что он застонал. Как Хёбу выдерживал такое? Как мог соображать и говорить, нося в себе столь голодного монстра? Он вытянул руку, прижимая Хёбу к себе за плечи. Монстра требовалось напоить досыта. Но Хёбу тут же отодвинулся, зализав укус на его шее — прикосновение языка взбудоражило, словно особенно изысканная ласка, и Хиномия содрогнулся. Прохладные ладони прошлись по его плечам и груди, пальцы тронули соски. Ощутив щекотку, Хиномия зажмурился. Маги отодвинулся и потянул его за запястье. Приподняв руку, Хиномия протянул её Хёбу, предлагая, придвигая её к его губам. Хёбу оскалил зубы в кривой усмешке, кажется, слегка удивлённой.— Вот таким ты мне нравишься больше, — сообщил он, прежде чем вонзить в его запястье зубы. Он пил недолго, сделав всего несколько глотков. Хиномия, чувствуя укус и боль от него, чувствуя, как вытягивают из него кровь, ускоряя кровоток, подумал, что в шею ему нравится больше.— Но ты же знаешь, что мне этого мало, — прошептал Хёбу, роняя его руку. — Ты же знаешь, чего именно мне от тебя хочется?— Ты не убил меня тогда, в пещере, — сказал Хиномия. — Сохранил мне жизнь. Поэтому я больше не боюсь тебя.Хёбу помолчал, а потом веско произнёс:— Зря. — Он склонился к животу Хиномии и посмотрел на его налившуюся кровью плоть. — Ты просто пульсируешь жизнью.Хиномия ахнул, почувствовав прикосновение его руки. Кажется, Хёбу ещё никогда не касался его так.— Как думаешь, долго продержишься, если я буду брать кровь отсюда?Хиномия подумал об острой пронзающей боли, которая наверняка убьёт всё его возбуждение, но потом представил язык, который обязательно дотронется до него после, и задрожал в предвкушении.— Что? Разрешаешь мне? — спросил Хёбу, явственно потешаясь над ним. Или притворяясь, будто потешается.— Возьми меня, — шепнул Хиномия, решившись. Должно быть, он сошёл с ума, желая подобного, но он действительно желал.Когда Хёбу наклонился над ним и взял его в руку, Хиномия заранее приготовился к боли и закусил нижнюю губу. Но пальцы Маги очертили контур его рта, нажали на губы, заставляя впустить. Хиномия послушно разжал челюсти, раскрыл рот, запрокинул голову, зажмурился. Острая и тонкая боль, явственная царапина, а после почти сразу — желанное прикосновение языка. Хиномия протяжно простонал, и пальцы Маги не давали ему сомкнуть рот и сдержать звуки. Кажется, Хёбу довольно усмехнулся там, внизу. Он приник к нему ртом, не столько кусая или царапая, сколько действительно даря ему ласки. Хиномия потрясённо дышал, жалобно думая о том, сколь слаба его плоть и сколь искусны его любовники. Если это продлится ещё немного, то он наверняка испытает оргазм слишком рано.У него не было сил сдерживаться. Он подался бёдрами вверх, тем самым упрашивая Хёбу усилить прикосновения и нажим. Пальцы тонко пробежались по вершине его плоти, дразня и щекотно поглаживая. Хёбу держал его чутко и бережно и — ещё одно прикосновение языка, вылизывающего его от корня до самой макушки, — и Хиномия сомкнул зубы на пальцах Маги, до сих пор ритмично погружающихся в его рот, дразнящих и не дающих закусывать губы. Хёбу жадно заглотил его целиком, слегка царапая клыками. Пьёт ли он кровь или делает ему минет? Хиномия не чувствовал боли. Возможно, то было вампирское колдовство. Как можно было ощущать прикосновение и влажный жар, но не боль?Когда Хёбу выпустил его изо рта, напоследок снова облизав целиком, Хиномия взглядом нашёл лицо Маги и посмотрел на него с мольбой, надеясь на что-то... Он сам не знал, на что именно. Маги высвободил пальцы и провёл ими, влажными, по контуру губ Хиномии. Даже столь невинная ласка не позволяла восстановить контроль над собой. Хиномия тяжело дышал и сходил с ума.Хёбу заставил его согнуть ногу в колене и отставить её в сторону, прижался губами к бедру и — внезапно прокусил его остро и больно. Хиномия взвыл и дёрнулся, но его тут же сдержали. Ладонь Маги легла ему на рот, придавливая все звуки, а Хёбу стиснул его свободную лодыжку, не давая себя отпихнуть. На глаза Хиномии навернулись слёзы. Он нелепо взмахнул руками, но Хёбу только отодвинул его пальцы. Боль длилась недолго, сменившись странным ощущением опустошённости. Хиномия схватился за запястье Маги, пытаясь отодрать его ладонь от своего лица. Вместо этого Маги сдвинул руку, и под губами Хиномии оказалось его запястье. Не думая долго, он прокусил тонкую кожу зубами, сильно и резко — как будто это могло помочь ему предотвратить боль. У него не было вампирских клыков, никогда не было, самые дотошные проверки церковников не смогли их выявить. Но всё же сейчас после укуса ему на губы пролилась кровь. Маги глухо заворчал, наверняка тоже ощущая боль. В тот раз он делился своей кровью добровольно, сам растворив рану, сейчас же Хиномия брал её сам, по-варварски неумело сделав укус.Ногу свело судорогой, но Хиномия не обратил на неё внимания; он пил торопливо, зная, что неглубокая рана вскоре зарастёт, закроется. В считанные минуты всё было кончено. Он напоследок прижался к запястью Маги губами.Ноющая боль в бедре никуда не делась, но теперь ощущалась как будто издалека; Хёбу глянул на Хиномию посветлевшими до яркой бирюзы глазами, потом прикрыл веки и жадно прижался губами к его коже, сделав ещё глоток. Когда его рука медленно огладила плоть Хиномии, упруго наполненную кровью и прижавшуюся к животу, Хиномия вновь ощутил трепет. Хёбу слишком буквально держал в своих ладонях его жизнь, во всех её проявлениях. Ласкал пальцами и одновременно пил глубокими глотками. В голове мутилось. Хиномия закрыл глаза, а очнулся, когда Маги облизал его рот широкими движениями языка, так по-животному щедро, что это тоже послало ещё одну волну дрожи по телу. Хиномия втянул язык Маги в рот и стал сосать, иногда прикусывая его зубами. Рука Хёбу вновь и вновь гладила его член, а губы... Почувствовав очередную царапину, на внутреннем взоре его вспыхнувшую ярко-алым, Хиномия застонал. Хёбу потянул из него кровь, высасывая, выпивая и давая взамен дикое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Хиномия толкнулся вверх, чтобы сделаться ближе, чтобы Хёбу вонзил свои опасные зубы ещё глубже, взял его плотнее, глубже. Ощущение пустоты сделалось напряжённым и выматывающим. Хиномия вскрикнул, Маги тут же запустил язык ему в рот, зажал его губы своими губами, но на сей раз крик было не заглушить. Хёбу сжал его плоть и провёл сильными пальцами от основания до самой вершины, а потом снова наделся на неё своим алчным голодным ртом, и Хиномия, чуть ли не рыдая, пролился в эту жадную глубину, не сумев сдержаться.Негромкий смешок Хёбу, но такой явственный, показал ему, что Хёбу всем доволен. Хиномия тоже был доволен, но всё же... Ему было мало. Неужели сейчас всё закончится вот так?Маги оставил его и отодвинулся. Хиномия лишь успел ухватить прядь волос, но та упруго выскользнула из его пальцев, будто была живой. Хиномия вспомнил, каким Маги был с ним, жёстким, неуступчивым, подчиняющим, и дыхание его сбилось. Ещё не в силах испытать возбуждение, он уже ощущал его предвестие.Но сперва он смотрел, как Маги и Хёбу целуются, сидя у него в ногах, — Хёбу пришлось для этого откинуться назад, изогнувшись. Пальцы Маги ласкали его бледную кожу, пробегая по груди и животу. Хиномия вновь смотрел на напряжённый член Хёбу и удивлялся тому, что истинное удовольствие тот испытывает лишь от вкуса крови. Однако сейчас это не казалось неправильным или странным, он полностью принимал эту особенность, как данность.Достаточно насмотревшись, Хиномия несильно пихнул Маги ногой в бедро, прерывая их ласки. Маги взглянул на него хмуро и жёстко, словно зарычал диким зверем, хотя в их спальне и было тихо. Хиномия криво усмехнулся, чувствуя, что ведётся на эту грубость, что его волнует то наказание и та боль, которые он может заслужить в ответ на своё небрежное поведение. Маги разрешал ему вольности, но всё же ненавидел, когда его прерывали или отвлекали. Хиномия повёл кончиками пальцев по его колену, несильно нажимая, подталкивая. Маги зарычал уже в голос, откровенно предупреждая.— Наш Энди напрашивается, — со смехом проговорил Хёбу. Погладил Маги по шее, закинув руку вверх. — Не сдерживайся…У Хиномии всё сладко сжалось, когда Маги резко склонился к нему. На мгновение показалось, что его облик меняется, что под внешностью человека проглядывает волк. Хиномию затрясло от предощущения жёсткости и силы, животной страсти, которая безоговорочно его покорит.Маги сжал челюсти на его плече, в том месте, где был когда-то оставлен им самим укус, отметина, знак их связи и принадлежности. Хиномия выгнулся, давая ему больший доступ. Кажется, лицо Маги больше не было человеческим, оно странно заострилось, но — всё равно оставалось породисто-красивым. Хиномия ахнул, чувствуя, как по прокушенной коже каплями стекает кровь. Маги в своей ярости сделался небрежен. Поверх его спины Хиномия взглянул на Хёбу: у того раздулись ноздри от запаха крови. Маги грубо повернул его, заставляя лечь на живот. Хиномия не сдержал громкого вздоха. Сейчас его возьмут уже вторично за эту ночь, без жалости и сострадания — и ни одной лишней мысли не останется в его голове, ни одного угрызения совести и сомнения. Мотнув головой, он выгнул спину, привставая на коленях. Ему нужна была эта сегодняшняя дикость и этот напор. Он не просто так напрашивался на всё, что ему могли дать его сверхъестественные любовники.Хёбу оказался рядом, нежно и ласково целуя прокушенное плечо, собирая кровь до последней капли. Прокусывая кожу и приникая к ней губами в уже более глубоком, вампирском поцелуе. У Хиномии подломились руки, когда Маги вздёрнул его выше, подхватив за пояс и притискивая к себе. Хёбу недовольно заворчал, вгрызаясь сильнее, от силы его укуса у Хиномии закружилась голова. Ягодицами он чувствовал жёсткую и горячую плоть Маги, наставленную на него. Ещё мгновение и он ощутит её внутри... Но сперва это были пальцы, небрежно раскрывшие его, раздвигающие. Хиномия подался на их движения, стараясь не сопротивляться вторжению. Ещё недавно, когда Маги разминал ему спину, пальцы были чуткими и внимательными, сейчас же они жёстко пронзали насквозь. Хиномия застонал, ощущая, как они входят глубже, продавливая себе путь. Это было самое дикое, самое острое переживание, которому он когда-либо подвергался, и так ярко, так сильно вспыхнуло в нём наслаждение, что он сжался, стиснул мышцы, с трудом до этого расслабленные. Но Маги вовсе не посчитал это нарушением правил своей же собственной игры. Когда судорога тела прошла, его пальцы шевельнулись вновь, опять нажимая на то же самое, горячее — играя с ним. Хиномия жадно задышал, заставляя себя выгнуться и принять желанное движение. Хёбу зализал свой укус и отодвинулся, осторожным, почти бережным жестом смахнув с его лба непослушную прядь волос. Хиномия кинул на него быстрый взгляд и встретился с внимательным любопытством. Похоже, Хёбу было интересно всё. Не вынимая до конца пальцев, Маги качнулся вперёд, начиная вставлять: его плоть была гораздо толще пальцев и гораздо горячее. Хиномия зажмурился, стараясь не видеть, как Хёбу наблюдает за ним. За ними обоими.Сильный толчок опрокинул его на подушки. Хиномия не успел выпрямиться, как руки Маги подхватили его за бёдра и притянули обратно, надевая на член. Хиномия выдал согласный стон, признавая, что ему нравится подобное. Вновь толчок, и на сей раз он уже сам подался назад, стараясь продлить и догнать ускользающее удовольствие. Очередное движение, и Маги сместился, плотнее прижимаясь к нему бёдрами, охватывая его ими. Хиномия изо всех сил упёрся руками в постель, стараясь сохранить ритмичность. Толчки Маги были торопливыми, но глубокими, с каждым разом он будто пронзал его насквозь. Когда рука Хёбу, словно исследуя, обхватила его член, Хиномия сбился и зажался от ещё одного неожиданного прилива удовольствия. Застонали оба, и он, и Маги, тесно стиснутый в глубине. Хёбу довольно усмехнулся, не отнимая руки. Преодолевая сопротивление, Маги качнул бёдрами вперёд, и Хиномия вынужденно раскрылся под его напором. Движения Маги ускорились, сделавшись хаотичными и торопливыми. Хёбу уловил эту перемену и сжал пальцы сильнее, заставляя Хиномию жалобно вскинуться. На мгновение боль ослепила его, перекрывая всё. Он схватил Хёбу за запястье, но тщетно. Тогда он сжался изо всех сил, и Маги взвыл, рукой с выпущенными когтями хватая его за бедро. Очередные толчки швырнули Хиномию лицом в смятые подушки, а потом Маги с низким горловым стоном кончил.Разглядывая забавляющегося Хёбу, довольного и сияющего, Хиномия неловко перевернулся на бок. Он не испытал настоящего оргазма сейчас и теперь мучился своим возбуждением. Проклятый Хёбу!Маги, обессиленный, лёг сверху, тяжело дыша. Хиномия чувствовал влагу его семени между своих ягодиц. И — пальцы, неожиданно проникшие в его нутро. Он вздрогнул. Хёбу был более аккуратным, исследуя его изнутри медленно и внимательно. Сперва он щекотал его кожу, собирая скользкую влагу, а после вставил пальцы глубже, словно ища ту самую точку, прикосновение к которой заставляло всё тело Хиномии вспыхивать сладким огнём. Не замечая, когда он это сделал, Хиномия согнул ногу в колене, отводя её дальше и раскрываясь. Завтра он об этом пожалеет, пожалеет обо всём... Его раздвинуло шире, пальцы проникли глубже, и их стало больше. Хиномия, прикрывший было глаза, глянул вниз и встретился взглядом с Маги. Рука втолкнулась в него именно так, как было нужно, правильно, сразу достав до нужной точки. Тело Хиномии выгнулось само, встречая это движение. Чей-то рот обхватил головку его члена, сжимая и высасывая. Хиномия вздрогнул, вторично за сегодняшнюю ночь исходя горячим семенем. Так быстро и так яростно нахлынуло на него это удовольствие, что кровь запульсировала в висках от напряжения, а в голове помутилось.Хиномия вскинул руку, чтобы утереть пот со лба и... наткнулся на Хёбу. Когда тот очутился здесь? Он пил кровь из его шеи или просто лежал, положив голову ему на плечо?Тонкие пальцы Хёбу нащупали его ладонь и осторожно сжали. Он потерял сознание после своего второго оргазма? Или ему всё это привиделось? Маги лежал по другую сторону кровати вполоборота и смотрел на них. Брови его были нахмурены, но разгладились, когда Хиномия попытался улыбнуться.— Голова закружилась, — шепнул он.Маги хмыкнул. Хёбу глубоко вздохнул и прижался губами к его плечу. Хиномии показалось, что его била мелкая дрожь, какая бывает, когда дрожит еле сдерживаемая пружина, тронь — сорвётся. Хёбу всё ещё хотел его, но старался сдержать себя — ради него. Хиномия криво улыбнулся и поднял руку, одновременно такую лёгкую и такую тяжёлую, неподъёмную просто... Он положил её Хёбу на затылок, вжимая в себя.— Лучше не надо, — сказал Хёбу, стараясь отодвинуться и предупреждая.— Я смогу, — шепнул Хиномия упрямо.Хёбу вздохнул опять, потом прижался к нему лбом, потом — щекой, потом — раскрытым ртом, осторожно царапая его клыками, ещё не кусая полноценно, но уже начиная слизывать кровь из поверхностных царапин. Маги осторожно взял Хиномию за руку. За запястье, где бился пульс. В груди от этого что-то сжалось: Маги тоже волновался, но старался этого не показывать.Хёбу вонзил в него клыки, и мир переменился, сделавшись тускло-серым, ярко-алым, багровым и оранжевым. Жажда пульсировала в них троих лаково-красным, вытягивала жилы и дразнила нервы. Хёбу пил, стараясь заполнить этот бездонный колодец, с каждой секундой теряя контроль и переставая сдерживаться. Хиномия привлёк его к себе, заставив прижаться, провёл свободной рукой вдоль спины и бёдер. Он вновь ощущал твёрдую плоть Хёбу, вжимавшуюся в его тело. Ощущал, как медленно она становится всё более горячей, наполняясь его собственной кровью. Возбуждение Хёбу расходилось по его телу, согревая и даря ему жизнь. Хиномия осторожно сжал пальцы и почувствовал ответный отклик плоти, напряжение мышц. Хёбу жадно впился в его шею, сильнее стискивая клыки. Хиномия провёл рукой от головки к основанию, задевая пульсирующие горячие вены, подразнил навершие лёгким и быстрым движением пальца. Хёбу дрогнул и впился внезапно отросшими когтями ему в плечо. Хиномия ахнул от внезапной боли, но не остановился. Его рука вновь и вновь наглаживала и ласкала чужой орган, и тот просыпался от его прикосновений, оживал, откликался. Вот Хёбу потёрся о его бёдра, добиваясь более тесного соприкосновения и трения. Вот Хёбу в очередной раз прокусил его шею и сглотнул раз, другой. Хиномия почувствовал голод — не вампирскую жажду, а обычный человеческий голод, и следом за ним — головокружение и лёгкую тошноту. Хёбу пил, и пил, и теперь — медленно, словно делал это впервые, — прижимался своими обнажёнными бёдрами к его боку. Хиномия из последних сил сжал пальцы, стараясь дать ему возможность удовлетворить свою страсть. Последний укус и яростный толчок бёдрами, стон над ухом — всё это он уже заметил, находясь в полузабытьи. Но он почувствовал, что счастлив, когда понял, что Хёбу дрожит из-за того, что ощутил высвобождение. Что тяжело дышит он не от жажды и неудовлетворённой похоти, а оттого, что избавился от них.***И опять его будили ото сна похлопыванием по щекам и громким голосом окликая по имени. Чужие руки были не очень-то и бережными. Хиномия недовольно открыл глаза и уставился на Маги.— Отлично, — буркнул тот как ни в чём ни бывало.— Я уже думал идти за этим шарлатаном доктором, — в голосе Хёбу слышалось облегчение.— Зачем вам Сакаки? — хрипло спросил Хиномия.— Ты не просыпался, — объяснил Хёбу.— Ушёл во сне слишком далеко, я почти потерял тебя, — добавил Маги.Хиномия хмыкнул, не найдя, что ответить.Во всем теле сквозила необъяснимая лёгкость. Казалось, подними руку — и воспаришь. Ну, быть может, он и правда чуть не воспарил, в буквальном смысле, потеряв столько крови-то. Но даже если бы Хёбу убил его, смерть от его руки была бы приятна — Хиномия по-прежнему думал именно так. Приглядевшись к расстроенным лицам Маги и Хёбу, хмурым и задумчивым, — он решил, что сообщать им о своих мыслях не стоит: расстроятся ещё больше неизвестно почему.Хиномия потянулся, медленно выгибаясь и напрягая мышцы, наслаждаясь собственной неожиданной лёгкостью. Попытался встать и чуть не свалился с кровати из-за того, что закружилась голова. Его вовремя поймал Маги, не дав упасть на пол.— Возьми моей крови, она придаст сил, — предложил он, уже готовый прокусить себе руку.Хиномия оттолкнул его и заявил:— Лучше нормальной еды. Я просто устал, только и всего.— Раз он говорит так, то ладно, — поддержал его Хёбу, нервно прохаживаясь возле двери и поглядывая на них со стороны.Получать подобное внимание от них обоих было странно, и Хиномии было не по себе. И в то же время приятно. Он запретил себе развивать эту мысль дальше.***— Вы очень бледны, — заявил Сакаки, бесцеремонно ухватив его за подбородок и заставив посмотреть себе в лицо.Маги глухо зарычал, но Хёбу, — Хиномия успел заметить, — вовремя схватил его за руку, заставив умолкнуть: приближались подавальщицы с едой.Хиномия терпеливо выдержал чужие прикосновения.— Я всё ещё человек, — ответил он. — А большее волновать вас не должно, доктор.— Платите мне моей же монетой? — Сакаки хмыкнул. — Простите. Я не хотел быть груб с вами тогда, раньше. Увы, мы не друзья, а потому давать друг другу советы мы действительно не вправе, — он даже немного отодвинулся от него на лавке, словно лишняя пядь расстояния сыграла бы какую-то важную роль в их отношениях, позволила бы им по-прежнему сохранять подчёркнуто официальный стиль общения. Но не с теми вопросами, которые тревожили их обоих!— Я был бы рад, если бы вы назвали меня своим другом, — поспешил Хиномия, ухватив Сакаки за предплечье.Тот вскинул на него удивлённое лицо, заломил бровь.— И вас не смущает, что я... — он перевёл взгляд на Маги и Хёбу, усевшихся по другую сторону стола. Маги всё ещё был хмур, как грозовая туча. Кажется, даже его волосы время от времени раздражённо шевелились за спиной сами собой. — Ах, нет. О чём это я. Конечно, вас не должны смущать подобные вещи.Хиномия изобразил кривую усмешку.— Если я и сам наполовину... То не мне делить остальных людей на разные лагеря.— Вы считаете нас людьми? Всех? — Сакаки сперва взялся за ложку, — острый суп с бараниной пах изумительно дразняще, — но так и не зачерпнул из тарелки. — На каком интересно основании? Церковь считает созданий, подобных нам, монстрами.Хиномия вздохнул.— Я сужу по делам. И пока что вижу, что люди могут быть не меньшими монстрами, чем кровопийцы и лесные чудовища. Одного такого монстра мы надеемся призвать к ответу, потому и отправились в эту поездку.Сакаки поболтал в супе ложкой с отсутствующим видом.— С этой точки зрения, вы правы, конечно... Но официальная Церковная нота…— Согласно официальной ноте, нас с вами вообще не существует, — перебил его Хиномия. — Церкви проще закрывать на нас глаза. И на тех, кто благодаря их опытам теряет человеческий разум или страдает от непреодолимых изменений. Я говорю о сестре Мэри и послушнице Хацуне…— Энди, ешь, — потребовал Хёбу, перебив его гневную речь.Хиномия моргнул и понял, что ещё не съел ни крошки. На стол тем временем поставили блюда с отварным картофелем, тушёную с луком тыкву, и жареную говядину. В животе у него предательски забурчало. Хиномия кашлянул и взялся за суп. Сакаки замолчал и больше не разговаривал с ним, похоже, считая одновременно с Хёбу, что лучшим лечением его самочувствия и бледности действительно будет усиленное питание.В середине ужина к столу спустились Момидзи и Фудзиура. Момидзи как всегда имела вид слегка отстранённый и витающий в облаках. Подойдя к Хёбу, она с тихим ?милорд, доброе утро? поцеловала его в щёку, а Фудзиура не сказал и того, просто присев за стол сбоку на отдельную табуретку. Хиномия почувствовал на себе его резкий взгляд и задумался, чем мог насолить мальчишке сегодня? Они в последнее время вообще не разговаривали. Последний раз был в той конюшне. Вспомнив об ожогах, Хиномия уточнил у Сакаки:— У Йо всё хорошо? Он пользуется вашей мазью?Сакаки пожал плечами.— Судя по всему, да. Похоже на то.— Вы что же, больше не общаетесь? — он бросил есть и посмотрел на Сакаки искоса.— Вот уже пару дней он ночует со своей названной сестрой. Не вижу причин, почему я должен запрещать ему это или звать его к себе.— Не видите?Сакаки понурился и снова пожал плечами.— Отношения слишком сложны для меня, я одиночка. Слишком много нужно решать, слишком много обсуждать и идти на уступки... А партнёр всё равно недоволен, и в итоге ни вам, ни ему не достанется того, о чём мечтается обоим. Я не могу так. Не привык.— То есть, вы считаете, лучше всё прекратить сразу? — Хиномия даже чуть повысил голос, негодуя. Ему достался резкий взгляд недовольного Фудзиуры и непонимающий — от какого-то купеческого охранника, что сидел за соседним столом. Хёбу и Маги и виду не подали, будто слышали хоть что-то.— Мы посмотрим, как пойдёт дело, — примирительно произнёс Сакаки, понижая голос вновь до еле слышного. — Нам обоим нужно время, чтобы подумать.Хиномия вновь принялся за еду, внутренне удивляясь своему столь яростному возмущению. Что в нём говорило на этот раз? Желание помочь всем и каждому достичь того же счастья в отношениях, что было сейчас у них с Хёбу и Маги? Он хмыкнул и качнул головой. Поистине, он ставил перед собой нереальные цели. Фудзиура и Сакаки должны сами разобраться в своих чувствах, вмешательство третьей стороны тут не поможет.Хёбу потянулся через стол и положил ему на тарелку со своей вилки кусок говядины, прожаренный с кровью. Хиномия тут же ощутил сильнейший голод, будто до этого у него и маковой росинки во рту не было. И накинулся на мясо с таким энтузиазмом, что все мысли попросту вылетели из его головы.