Два желания (Лея/Люк pwp! nc-17) (1/1)

СветлыйХотОни идут коридорами базы и говорят обо всем на свете: о планах грядущей атаки на завод Империи, об альдераанских песнях, о возможности всю жизнь любить одного человека, о кораблях, и даже о татуинском песке.Они приходят к дверям ее комнаты.—?Спокойной ночи,?— мягко говорит он, и, поддавшись влиянию мгновения, наклоняется к ней и легко касается губами ее высокого белого лба. Лея тепло отвечает:—?И тебе, Люк.Когда он уходит, Лея ходит кругами по комнате. Странное дело, ещё час назад она чувствовала себя утомленной, но теперь, оставшись одна, она ощущает странную смесь усталости и возбуждения, как будто третий день живет на энергетиках.Она думает о Люке: об его словах, об удивительном понимании между ними, о том, что он проводил ее до двери?— но у него и в мыслях не было зайти. Татуин опасное место, и девушку нужно провожать. А не заходить к ней в гости, чтобы… Он очевидно и глубоко влюблён в неё, но никогда об этом не попросит, он не попробует ошеломить ее наскоком и наглостью, как пытается иногда Хан, он никогда не намекнёт ей... Эта мысль одновременно льстит Лее и оскорбляет ее.Он любит ее с расстояния, любуется, как маленькой статуэткой... Нет, не так. Любуется, как в храме вглядываются на лицо божества, или смотрят на звёзды. Ее это злит - он словно отказывает ей в возможности быть самой собой. Лея расстегивает сложноскроенное церемониальное платье, надевает мягкое ночное. Белое, конечно же белое. Белый, голубой, синий?— королевские цвета Альдераана. Сейчас она оглядывает себя с некоторым недовольством: ей почему-то хочется, чтобы ее платье было фиолетовым, красным, бежевым. Живым, земным. Лея ложится, смиренно закрывает глаза, но сон не идёт. Она вытягивает ноги, перебирает руками, думает о своём теле: ее вдруг восхищает, что она может дышать, бегать, петь. Целоваться. Она сжимает и разжимает ладонь, заворожённая тонкостью и грацией движения. Она думает о руках Люка. О косточках, о тонких фалангах, о вытянутых ногтях. Ей интересно, как двигаются его ладони. Она гадает, насколько они сильны и насколько?— умелы.Лея садится на кровати. Потом решительно встаёт, поверх ночной рубашки набрасывая сверху плащ, и восхитительно-бесстрашно выходит из комнаты.Она пробирается по пустынным коридорам базы быстрым шагом, который захлебывается у его двери. Она стучит, рука ее дрожит, и она, сама испуганная стуком, подавляет первое желание - убежать.—?Лея…Он говорит нежно, с придыханием. Он всегда смотрел на нее влюбленно, ослепленно, но сейчас его взгляд особенно светел. Он открывает ей, протирая заспанные глаза, босой, в одних только штанах и рубахе. Он застывает, глядя на нее, боясь спугнуть. Как будто она?— желанный, нежный сон. Как будто она райская птица, что нечаянно прилетела на его окно.Но Лея шагает прямо на него, закрывает дверь изнутри. Она смотрит на него, бесконечно смотрит, а потом зовуще и зыбко улыбается ему. Он не может удержаться от ответной счастливой улыбки, и ямочки на его щеках вспыхивают, как новорожденные звезды. Но потом он говорит ей:—?Я не могу. Ты принцесса. Между нами пропасть.—?Люк,?— нежно говорит она,?— Я этого хочу.—?Я не хочу, чтобы ты пожалела потом.Она сама пришла к нему ночью, сама постучалась в его дверь. Что она ещё может ему сказать? Что он герой, а не деревенский мальчик? Что он спас мир от чудовищной опасности? Что он спас ее саму от смерти, ворвавшись дыханием ветра, жизни и свободы в оглохшие от ее криков и слез стены пыточной камеры? Но она пришла к нему не для того, чтобы быть наградой за доблесть. Не из благодарности. Не для того, чтобы предложить себя ему или взять его себе. Просто потому что он?— Люк, а она?— Лея, и в любом из миров не может быть иначе. Они не могут быть разделены, это против всех законов: людских и небесных.Лея хочет донести до него это чувство сопричастности, не-одиночества, рассказать всю свою душу, но застывает, неожиданно безгласная. Она, как речная ива, может только безмолвно тянуть к нему руки-ветви, но не говорить, не кричать, не умолять.Она отчаянно качает головой, где-то в уголках глаз вскипают слезы обиды и оскорбленной гордости.И Люк понимает все?— даже то, что она пришла к нему со своей недостижимой высоты, чтобы стереть все их внешние различия, потому что внутри они неразличимы. Он протягивает к ней руки, и она прячется в его руках, прижимается к нему щекой.Она ласково касается его щеки тыльной стороной ладони.Люк ловит ее руку, переплетает пальцы со своими, закрыв глаза, утыкается лицом в сложные косы, и дышит, дышит, все никак не может надышаться. Она пахнет неуловимо и маняще, как лёд, как первоцвет, как листья, спящие под снегом. Люк пахнет не так: сухим мужским потом, пылью, что остается от растертого между пальцами песка. Радостью и жизнью.Он обнимает ее долго, трепетно, как будто хочет удержать навечно, остановить время. Его ладони греют ее через тонкую ткань платья, как тепло домашнего очага, как солнечный луч. Его дыхание успокаивает ее, и ей кажется, что она плывет в воде, больше похожей на парное молоко.Лее хочется впиться в губами в его шершавые губы, оставить засосы на шее?— свидетельство страсти, что останется с ним как доказательство реальности нынешней ночи. Ей хочется обжечь его, преодолеть его робость, заявить о себе как о живой женщине. Ей хочется не сойти?— но рухнуть вниз, прямо к его ногам?— с того пьедестала девственной лунной богини, который он для нее воздвиг.Но Лея понимает, что не слабость или нерешительность держат его, но что-то высшее и непостижимое. Ощущение, что этот момент никогда больше не повторится, что это самый пик его жизни, и что завтра грядёт чудовищная расплата за сегодняшнее счастье.И она послушно стоит, слушая удары их сердец, которые бьют в унисон: стоит только замолкнуть сердцу Леи, тотчас отвечает сердце Люка. Тук-тук, ты тут? Тук-тук, я тут.Люк, наконец, отрывается от ее волос, улыбается ей самой светлой, самой яркой улыбкой на свете, которой просто не может быть больше ни у одного юноши или мужчины, которая возможна только у тех детей, которые ещё верят в чудеса. Лее кажется, что она - река, скованная льдом, над тихим лоном которой стоит страшное, смертельное, зимнее безмолвие. Рыбы спят в ней, и подводные растения не шевелятся. Но ее касается солнце, и лёд тает, обугливается, становится гладким, покатым, покорным?— шариком мороженого, а не отродьем вечной мерзлоты. Все оживает и расцветает, течет и плодоносит, и сама река поет, навеки избавленная от стылых оков.Люк опускается перед ней на колени. Непослушными от волнения пальцами расстегивает застежки ее туфель, снимает их, целует белые маленькие ноги. Его руки скользят выше, под завесу платья, обнимают колени. Он закрывает глаза, прижимается тяжелой головой к ее животу, так, как будто она беременна, а он хочет почувствовать ещё слабые толчки своего ребёнка. Лея опускает ладонь на его склоненную голову, и ее рука тонет в его волосах, в этом белом золоте, так похожем на ощупь на сочные прибрежные травы. Он поднимается, и Лея осторожно касается своей голой ступней его ступни. Она перебирает пальцами, чуть придавливает его шершавую ногу, и Люк вдруг задорно ухмыляется ей. Своими шершавыми губами он касается ее губ — и ритм мелодии их ночи, мучительно медлительный в самом начале, нарастает, как стакатто.Его рубашка, брошенная в углу, любовно тянет рукава к ее платью, лежащему в нескольких шагах от нее, но им никогда не встретиться. Там же, в углу, тлеют отброшенная стыдливость Леи и нерешительность Люка.Люк влечет ее за собой, к своей узкой и одинокой постели, откидывает смятое одеяло прежде, чем уложить на чистую простыню. Он смотрит на нее и сглатывает?— ее нагая красота слепит его. Такие, как Лея, никогда не должны быть обнажены полностью?— это почти святотатственно и точно противозаконно. Люк проводит правой рукой по ее щедро раскинутому телу, следуя изгибам, и говорит:—?Ты такая красивая.Лея выгибается под его легкими прикосновениями и отвечает искренне:—?Ты тоже очень красивый.Его тело еще полно гибкости, как у очень молодого человека, но Лея уже чувствует силу, которой обладают эти руки и пальцы, залог грядущей мощи и красоты. Люк ласкает ее смелее, чем Лея ожидала - но его трепет остается с ними.Извивы ее волос, тела, груди почти сводят его с ума, бело-красно-черными кругами плавают перед глазами, складываются в бесконечный звездный лабиринт. Лея закрывает глаза, чтобы только чувствовать его руки, чтобы ни единая мысль или чувство не мешали ей.Лея протягивает к нему руки, раскрывает объятия ему навстречу, как беременная супруга, как невеста, как вчера нареченная молодая жена.Он накрывает ее своим телом, и Лея читает его жизнь как летопись: его синяки, его шрамы?— от бластеров, падений, укусов пустынных тварей, сухость и холод его кожи, привыкшей к жаре. Белые, почти прозрачные волосы на руках и ногах, выгоревшие в лучах татуинских солнц. Его неуловимая щетина, которая щекочет и колет ее шею.Он проникает в ее белое, как храм, тело, которое беззащитно раскрывается ему навстречу, как бутон розы, которое обнимает его со всех сторон, как большие лебединые крылья. Она задерживает дыхание, и ее маленькие полукруглые ногти, как обломки месяца, утопают в его широких плечах.Он выдыхает:—?Лея.И мелодия взвивается вверх, в самые небеса, как птица, переходит в крещендо, звенит и гремит, обрываясь на самой высокой, самой чистой ноте наслаждения.Он раскрывает руки, обнимает ее, укрывает их обоих одеялом (но, как всегда, отдает ей больше, чем себе), и, прежде чем упасть в дрему, сонно целует ее в лоб, и говорит:—?Я люблю тебя.Это так очевидно, что не требует ответа, и через несколько минут они спят спокойным и глубоким сном.ТемныйТатуин—?Принцесса.Он говорит с придыханием, медленно, так, как будто катает на языке что-то обжигающе-горячее. Ей становится ненадолго обидно, что это не ее имя, лишь титул, который иногда ранит напоминанием о потерянном доме.—?Люк,?— говорит она: пытается понять, кто этот человек. Когда он улыбается, это ее лучший друг, ее любимый, ее спаситель. Но когда он смотрит своими потемневшими глазами, ей остаётся только надеяться, что там, под маской, все ещё ее Люк, который никогда не причинит ей вреда. Верить в чудо, что он останется неизменно верен ей, нежен с ней, добр к ней. И чудо каждый раз происходит. Он улыбается ей?— ей одной, ну, может быть, иногда еще Хану или Чуи?— и светлеет так, что хочется греться возле его тепла, сердечности и света.Но Лея с трепетом ждёт тех мгновений, когда она ещё не знает, каким он будет к ней. По ней?— каждый раз, когда она видит его темное лицо, и он ещё не успел ей улыбнуться?— проходит волна ужаса и желания. Ей кажется, что однажды он не узнает ее, что однажды вся его доброта к ней закончится. И тогда… Лея замирает от сладкого ужаса.Она стойкая, она очень сильная. Она не терпит неповиновения, она ведет людей за собой. Она способна вынести пытки Вейдера, она способна пережить гибель всего своего мира.Но иногда ей хочется, чтобы он сделал с ней все, что хочет, не спросив ее согласия. Чтобы она могла не отвечать ни за что, подчиниться его силе, довериться его воле, и ждать чуда?— его милосердия.Он взглянул на неё так один-единственный раз, когда пришёл спасать их с Ханом из лап Джаббы. На его лице не было праведного гнева. Сочувствия. Только холодная, собственническая ярость. Ревность. Только злость на то, что все видят ее, Лею, а право видеть ее тело принадлежит ему одному. Он вырос на Татуине, когда-то она об этом не помнила, но после того взгляда больше не забывала. Он вырос на Татуине, он знал, что такое жестокость, собственность и рабство. Какую цену имеет красота, особенно ее, Леи, красота.Он находит ее однажды после совещания. Она сидит, запрокинув голову, ей кажется, что у нее больше вообще нет никаких сил. Что она упадет замертво, если на нее свалится еще хоть одна капля ответственности, хоть еще один вопрос, даже о том, сколько сейчас времени. Она слышит шаги и встревоженный голос голос Люка.—?Лея?Она молчит. Он, кажется, приглядывается к сплетению ее чувств, желаний и боли.—?Ты же на грани.Ей приятно слушать его голос. Он продолжает с какой-то напряженной решительностью:—?Тебе на какое-то время нужно отдать контроль. Полностью.Лея дышит мелко-мелко, внезапно понимая, что именно он предлагает. В груди разливается тепло, и потом отвечает:—?Да.—?Я могу тебе помочь, если ты доверишься мне.Она кивает. Он берет ее за руку, и ведет властно через всю базу, игнорируя удивленный шепот, одним взглядом останавливая всех, кто хочет к ним подойти. Он приводит Лею к ее же покоям, заводит внутрь, тщательно закрывает дверь, проводит ее в середину комнаты. На его лице много сложных чувств, но он определяется и спокойно говорит:—?Если ты захочешь, чтобы я остановился, просто скажи.Лея кивает. Она готова. Настолько, насколько может быть к этому готова. Он не прикасался к ней с тех пор, как вернулся с Беспина, кроме тех беспомощных объятий, когда его рука… Он не целовал ее, он не приходил к ней ночами. С тех пор, как с ним что-то случилось, и в уголках его глаз появилась эта непреходящая тьма…—?Закрой глаза, принцесса.Лея мелко выдыхает и закрывает глаза.Она ждёт его прикосновения?— гадает, каким оно будет, нежным или жестоким, к чему он прикоснется. Сожмет? Погладит? Ущипнет? Поцелует? Ударит? Но прикосновения все нет, и ресницы Леи начинают трепетать, ей сложно выносить пытку ожиданием.—?Я же сказал?— закрой глаза.Голос его звучит бережно, но твёрдо. Лея послушно зажмуривается, но напряжение внутри только нарастает. Ещё немного?— и она перегорит, лопнет, как воздушный шарик, взорвется и останется пустой, развороченной, с изъятой сутью и целью.Но Люк (когда, где он так научился?) говорит хрипло и властно:—?Раздевайся. Медленно.Лея видит себя его глазами: она похожа на статуэтку из слоновой кости. Она снимает жилет, отводит руку, и жилет падает. Поколебавшись, она резким движением снимает через голову белую водолазку сразу вместе с бельём. Она отбрасывает их тоже. Она слушает его дыхание?— оно все также размеренно, только теперь глубже, чем было. И Лея вдруг чувствует, что ему одновременно мучительно и сладко приказывать ей и наблюдать за ней, также, как и ей?- повиноваться. Она стоит так некоторое время, чувствуя, как к ее груди приливает кровь, догадываясь, что к ней прикован его взгляд. Она хочет прикрыться и поднимает руку, но он говорит отрывисто и глухо:—?Дальше.Ее знобит и лихорадит. Она вышагивает из сапогов, расстегивает ширинку?— и слушает, все слушает дыхание Люка, удивляясь его потрясающему самоконтролю. Лея снимает последние остатки одежды, и остается перед ним полностью обнаженной. Но ему мало этого, и Люк говорит:—?Волосы.Лея вздрагивает. Ее волосы?— ее гордость, ее броня, ее корона.Лея поднимает руки, вытаскивая шпильки, и две косы падают на ее грудь, как вожделеющие змеи. Лее страшно, ей кажется, что он велит ей сейчас расплести косы, а этого она?— наследная принцесса, последняя дочь Альдераана?— точно не выдержит.Она открывает глаза и видит его лицо, раздираемое страстями. Он смотрит не мигая, как акула, в нем мало нежности, лишь хорошо контролируемая, но дикая страсть.Люк видит, что она открыла глаза, и хмурится?— стремительно шагает к ней, прижимая ее спиной к стене. Пряжка его ремня, пуговицы мундира холодят и цепляют кожу. Ткань его черных одежд плотная, на ее нежной коже останутся следы. Железная рука в перчатке требовательно ласкает ее грудь, но Лея даже не смеет поднять руки, чтобы просто обнять его. Его лицо все такое же темное, как в те мгновения, в которые он не узнает ее, и он?— в первый раз за всю жизнь?— не улыбается ей. Он наматывает ее правую косу на кулак, и тянет на себя?— не больно, но не оставляя никакой возможности неповиновения или бунта. Лея, послушная его воле, запрокидывает голову, и смотрит на яркий свет лампы.Лее становится страшно. Ей кажется, что она своим абсурдным желанием, своей покорностью, разбудила дракона, который сожрал сердце ее Люка и который теперь холодно глядит из его глаз.Лампа слепит. Глаза Леи заполняются слезами. Она дрожит?— холод, возбуждение, страх?— она сама не может понять, чего именно, но она больше не может этого выносить. Еще немного?— и она закричит или просто упадет в обморок. Люк вовремя чувствует это, тиски его рук высвобождают косы, и мягко, утешающе обнимают ее.—?Тише, тише, милая. Все хорошо.И Лея смотрит на него, и видит своего Люка, который никогда не причинит ей зла. Он по-прежнему суров и тень лежит на его лице, но это ее Люк. Наконец-то, в первый раз после Беспина, оба Люка для нее сливаются воедино, и она задыхается от счастья, что он снова с ней.—?Люблю, люблю, люблю тебя,?— шепчет она отчаянно, обнимает его ладонями, расстегивает пуговицы формы, прижимается к его телу, чувствуя горячий твердый холм ниже его пояса. Он приникает к ее тонким губам терпким, головокружительным поцелуем.Сейчас, когда он дал ей волю, освободил ее, она чувствует, что ей не хватило, она хочет еще, чтобы ее бодрило, било током, в очищающей боли повиновения сгорало все лишнее, и она чувствовала себя обновленной и живой. Секунду она смотрит на него, и хочет попросить его продолжить. Но она видит его потяжелевшие глаза, его чуть расслабившееся лицо, и понимает, что думать, дышать, решать за двоих ему сложнее, чем кажется.Люк срывает с себя одежду, подхватывает ее под бедра сильными руками, входит в нее. Она обхватывает его ногами. Лея хочет закрыть глаза, как делала с ним прежде, но не может отвести взгляд от его темного взгляда. Он смотрит не мигая, слегка исподлобья, но теперь Лея видит свет за его одержимостью, за мрачной решительностью. Она видит, как в его голове запретно и страшно пульсирует ее имя, выстукиваемое каждым ударом сердца.Рваный ритм его движений подкидывает ее ближе к потолку, к этим пыточным лампам, и Лее кажется, что это их первый раз, что это ее первая близость с мужчиной вообще, что это?— первые и последние мужские объятия. Ей кажется, что завтра утром она встанет с разбитым телом и двойственной гордостью недавней девственницы.Лея обвивает его шею, и видит, как его лицо расширяется в улыбке: сначала неловко, одним левым уголком рта, но шов его губ расходится, как рана. Когда они в последний раз взлетают к потолку, чтобы обрушиться, он улыбается ей так, как всегда улыбался ей одной.Она касается холодного пола ногами, он отступает на шаг, давая ей свободу. Ее тело затекло, она пошатывается. Люк ее обнимает ее, поддерживает и говорит, улыбаясь:—?Ты же знаешь, конечно, каким бы я ни был, кем бы я ни стал, я люблю тебя. Всегда люблю тебя.Она знает. Конечно.