Последнее дитя (Энакин Скайуокер, Бен Соло) G (1/1)

Они сами позвали его, ждали его, молились на него, как чудо, как на единственную надежду.И все-таки, когда он вошел в хижину, они испугались. Все замерли, завороженно глядя на его широкоплечую фигуру, на темно-синий плащ, на тряпку, закрывающую нос и рот?— только живые синие глаза сверкали под капюшоном.Одна девочка бесстрашно шагнула к нему, и протянула руку, чтобы забрать плащ, но человек помотал головой?— его лицо без капюшона выглядело слишком страшно, и он не хотел пугать селян еще больше.Он прошел, следуя за старухой, за белый полог. Там лежала, в полузабытье, женщина с высоким животом. От нее волнами исходил жар, и простыни, на которых она лежала, пропитались ее потом. Почему-то их не сменили. Мужчина положил ей руку на лоб, не снимая перчатки. Старуха торопливо сказала:—?Она уже второй день рожает, господин, и никак. Что мы только ни делали…Мужчина мельком глянул на нее, но опять ничего не сказал. Он закрыл глаза, расправил свою руку на лбу роженицы и надолго замолчал.Через несколько часов он вышел из хижины, вокруг которой не было больше напряженной тишины, лишь радостное возбуждение. Какой-то мужчина с растерянным и счастливым лицом, кланяясь, бежал за отшельником, все пытаясь сунуть ему в руки что-то маленькое и блестящее. За ними из дома выбежала девочка, неся тяжелую плетёную корзину в руках. Отшельник отвёл руку от мужчины, но корзину от девочки принял, и, не прощаясь и не оглядываясь, пошёл в направлении чащи.—?Ну как?Призрачный Оби-Ван поравнялся с ним, и они оба медленно пошли в гору. Оби-Ван перебирал ногами, как живой, напрягал тело, чтобы взобраться по узкой, обрывистой тропе. Над ними в небе появился след, как будто где-то высоко пролетел маленький одноместный корабль.—?Близнецы. Долгие роды, и женщина очень устала. Я просто влил в нее Силу, и она сама справилась.—?Близнецы… —?медленно сказал Оби-Ван. Голубые тонкие травинки не приминались под его ногами.—?Скажи, Падме?—?Там был хорошо оснащённый корвет и медицинский дроид. И бакта. Никаких здешних ужасов.Человек в темно-синем плаще кивнул. Он привык к такой жизни, не находил ее отсталой или грубой. Просто жизнь, как в любом уголке этой галактике. Но Падме?— имя грело мёдом и солью, даже после этих тридцати пяти лет?— Падме была другой. Он вспомнил все ее наряды, украшения, сложные прически, что казалось таким тайным, сладким, неуловимо женственным, что зачаровывало его ?— он не хотел бы, чтобы его Падме рожала их детей в тесноте этих бедных хижин.—?С детьми и матерью все хорошо. Здоровые малыши, девочка крупнее и крепче. Женщины деревни позаботятся о матери.Призрачный Оби-Ван кивнул. Потом мужчина в темном плаще тихо сказал:—?Двадцать девять и тридцать.Оби-ван расстроенно вздохнул. Его ученик нашёл мир и долгожданный покой, и они даже коротали его старость вместе?— два мудрых старца, как положено джедаям. Мертвый и живой. Но одна вещь не давала его ученику покоя.—?Остался один. И могу умереть.Тридцать один. Столько было юнлингов в Храме.—?Будет лучше, если ты оставишь эту мысль, Энакин.—?Нет. Мы уже не раз вели этот разговор, учитель.Они оставили позади все?— и годы вейдеровского террора, его предательство, огненную землю Мустафара?— где у обоих сгорели души. Когда Люк в первый раз сказал ему ?Отец?, даже смерть Падме чуть побелела, как будто на рану наложили бинт, как будто обнаженную суть земли засыпало снегом.Но не это.Оби-Вана уже не было с ним, когда он подошел к своей хижине.Энакина врасплох застало ровное, упругое сияние Силы.Неужели кто-то из детей? Они знали, что он не хотел посетителей… И он никогда не давал им напрямую свое местоположение, хотя верный R2-D2 знал его и мог, при некоторых уговорах, открыть.Энакин некоторое время просто стоял на месте, тяжело дыша в свою полу-маску, скрытую за тряпкой. Мысли о детях были двойственными: радостно-печальными, разноцветными. Он очень хотел бы видеть Лею. Его упрямую, огненную, яростную и справедливую Лею. Такую же страстную, как и он сам, но чистую, при всей этой страстности. Но он знал, что она, наверно, все еще ненавидит его за то, что он совершил.Справедливо.Она вышла его проводить, когда он уходил от тяжести своих преступлений в никуда и в никогда, и только стиснула зубы, когда Люк обнял его на прощанье. Она ничего не сказала ему как отцу, она не обняла его как отца, она не помахала ему рукой. Но она все-таки вышла к кораблю. Он признала то, что он даровал ей жизнь. Она ушла почти сразу, в отличие от Люка, который долго смотрел в небеса.Но думать о Люке было еще больнее.Энакин знал, что все, что ему дорого, он сам окрасил в цвета боли. Джедаев. Его учителей. Его учеников. Его жену. Его детей, особенно его детей. Он не хотел, чтобы их нашло его чёрное наследие. И всё-таки его грехи настигли их.Он выдохнул и пошел, сгорбившись, к дому. Кто бы там ни был?— это его дом. Гостей надо поприветствовать. Хлебом или световым мечом?— это уже другой вопрос.Это был мальчик.Худой, бледный, высокий мальчик лет десяти.Он спал на пороге, свернувшись калачиком.Энакин оставил в сторону корзину с припасами, тяжело опустился рядом с мальчиком, пристально вглядываясь в узор, который затейливо плела Сила. Он был одаренный, яркий, светлый.Мальчик открыл глаза?— его тело напряглось, мгновенно готовое бежать или драться, и Энакин подумал, что жизнь у ребёнка была непростая.Они некоторое время смотрели друг на друга молча, оценивающе.Потом мальчик сказал медленно:—?Здравствуйте… Я заблудился…—?Где ты живешь?Мальчик махнул рукой в неопределенном направлении, в сторону океана.—?Ложь,?— вымолвил Энакин. Мальчик был не с этой планеты вообще.Мальчик нахмурился, но не стал ничего говорить. Странно. Он не упорствовал во лжи и при этом был довольно молчаливым для ребенка.—?Где твои родители?Лицо ребенка задрожало, но потом он сжал зубы. Однако, какой самоконтроль в таком юном возрасте.—?Мой отец умер.—?А твоя мама?Глаза у мальчика сделались стеклянными от слез, но он опять не заплакал.Энакин устало подумал, что сегодня был долгий день, и надо бы заняться барахлящим протезом левой ноги, что мальчик худой и, видимо, голодный, а ночь уже близка. Энакин открыл дверь, указал на ворох соломы в углу сеней и сказал:—?Ничего не трогай в моем доме и не вздумай воровать. Я тебя изобличу и поймаю, куда бы ты ни делся. Переночуешь здесь. Как тебя зовут?Мальчик тряхнул чёрными кудрями и ответил коротко:—?Бен.Мальчик, конечно же, остался дольше, чем на ночь. Ему действительно некуда было идти, он не лгал. При вопросе о матери он сразу темнел, отводил взгляд, захлопывался. Про других родных и близких он ответил ?больше никого не осталось?, чем навёл Энакина на невеселые размышления.Бен выполнял мелкие поручения, не жаловался, оказался стойким, крепким и внутренне сильным.Призрачный Оби-Ван сказал:—?Сама Сила привела к тебе Одаренного ребенка.—?Нет, с меня хватит. Возрождение ордена джедаев?— мечта всей твоей жизни, а не моей,?— ответил Энакин. Это был их старый спор. Оби-ван внимательно смотрел на то, с каким яростным, но тихим страданием Бен пытается полоть грядки с целебными травами, и сказал со смешком:—?Я готов биться об заклад, что ты будешь его учить.—?Ты что-то видишь, чего не вижу я?—?О, ты видишь! Просто не обращаешь внимания.И Оби-Ван растаял. Энакин закусил нижнюю губу?— он ненавидел, когда учитель так делал. Конечно же, Оби-ван об этом знал.Оби-ван. Бен.Неужели?Энакин заметил, что вечерами, когда он сидел, по очереди отстегивая протезы и погружая свои культи в таз с бактой, мальчик становился совершенно бесшумным. Он прислушался к Силе, и понял, что ребенок удалялся от хижины на одинаковое расстояние. В один из дней он просто пошел за ним. Мальчик не заметил его?— Энакин, несмотря на свой вес и шум, который он производил, неплохо знал лес и привык к нему, в отличие от ребёнка.На лесной поляне стоял одноместный корабль, но когда Энакин увидел того, с кем говорил мальчик, то встал, как пораженный громом. Он пропустил половину их диалога, но даже то, что он услышал, хлестнуло его, как электрический разряд.-… она же обещала! Почему она не летит, R2? Она прежде никогда не оставляла меня так надолго. Я… мне страшно.—?[Мастер Бен…]Энакин шагнул вперед, прерывая их. Мальчик пошел на него, пригнувшись, закрывая собой дроида. Защищая.—?Бен. Возвращайся в хижину.Мальчик остановился, упрямо наклонив голову.—?Я не причиню ему вреда. Мы очень давние знакомые.Дроид, увидев его, запищал:—?[Утвердительно]Дождавшись, пока мальчик отойдет на значительное расстояние, Энакин присел перед дроидом, откинул капюшон плаща, и глядя в полыхающий диод, тепло сказал:—?Ну здравствуй, старый друг.—?[Мастер Энакин]—?Я, конечно рад тебя видеть, но ты расскажешь мне, что здесь происходит?—?[У меня есть для Вас сообщение]На маленькой голограмме появилась подсвеченная синим Лея. На ней был белый комбинезон, плотный, дешевый и потрепанный. У нее было лицо женщины, которая много перенесла, но все еще осталась очень красивой. Она смотрела нахмурившись, и говорила ему прямо в лицо, без приветствия:—?Если ты видишь это сообщение, то меня уже нет в живых. Мальчика зовут Бен. Бен Соло. Он мой сын. Нас преследует Император. Чем старше становится Бен, тем он ярче в Силе. Тем мне труднее его прятать. Рано или поздно, он найдет нас. Ты?— единственный, кто может укрыть Бена от недремлющего взора Императора. Ради моей матери, прошу тебя: сохрани и воспитай внука. Мне больше не на кого надеяться.Потом она на мгновение прикрыла глаза и сказала тяжело:—?Пожалуйста, отец.Запись оборвалась. Энакин стоял, закрыв глаза. Боль разлилась по всему телу, по отсутствующим рукам и ногам, залила собой лес, избушку, весь мир. Он не испытывал такой боли тридцать пять лет. Ему казалось, что земля под его ногами, вся планета, вся эта несчастная галактика летит прямиком в отверстую пасть ненасытной черной дыры. Его дочь, его справедливая, яростная, умная дочь. Его девочка, так похожая на Падме…R2 обеспокоенно запищал:—?[Мастер Энакин] [Проиграть еще раз?] [Мастер Энакин!]—?Нет! —?закричал Энакин,?— Нет!Мальчик сидел на крыльце, исподлобья глядя на него. Как он не понял этого сразу? Волосы у мальчика были как у матери, у Шми. Это от него самого?— худая и крепкая стать. Это от Леи и Падме?— мягкие карие глаза.Эта Сила?— упругая, могучая, опасная, как горный поток?— Сила их семьи.Кеноби понял, Кеноби увидел сразу.Почему он раз за разом так непростительно слеп, когда перед ним встает его кровь? Что это за проклятье?Энакин сел на корточки, протянул мальчику обе руки, и сказал:—?Бен. Бен Соло. Твоя мама послала тебя ко мне, потому что я?— ее отец. Я твой дед, Бен.И мальчик смотрел на него пытливо, горько. Энакина вздрогнул, вспоминая кровь сына, его крик и отчаянный прыжок в никуда?— лучше умереть, чем признать родство… Его руки, протянутые к ребёнку, дрожали.Бен смотрел на него взыскательно, как самый строгий из судей, а потом вдруг бросился деду в объятья. И смыкая дрожащие руки на худенькой мальчишеской спине, раб, Избранный, джедай, ситх, Дарт Вейдер, Энакин Скайоукер, почувствовал, что никогда в жизни не держал в руках ничего более драгоценного, и никогда еще судьба не давала ему столь щедрого дара.Лея целует его на ночь?— более отчаянно, чем другие матери целуют своих детей. Ночи иногда приносят страх, вспышки бластеров, отчаянные побеги. Так невозможно жить, но у Леи есть Бен, и она способна на все.—?Я бы хотела, мой милый,?— горько говорит она сонному сыну,?— Растить тебя в покое и любви. Чтобы ты не знал ничего этого. Чтобы ты смеялся, влюбился в девочку, переживал за свои отметки в школе. Но так не вышло. Ты должен быть очень, очень стойким, мой мальчик. Ты должен быть несокрушимым. Император захочет, чтобы ты встал от него по правую руку. Но это принесет тебе?— и всем людям в мире?— только боль и гнев. Не соблазняйся Темной стороной. Расти сильным, мой сын. У тебя просто нет выбора. Они начали жить втроем?— Энакин, Бен и R2.Энакин сначала боялся его касаться?— он слишком долго учился убивать, приносить боль, ломать тела. Он отвык быть бережным. Он брал птичьи яйца, птенцов, травинки?— все, самое нежное, что мог только добыть, и пробовал не причинять вреда.Мальчик смотрел на него все также пытливо, и однажды спросил, невыносимо глядя карими глазами своей бабушки:—?Ты мне правду сказал?И Энакин, никогда не умевший говорить с людьми, привыкший повелевать и наказывать, который разучился бы говорить в своей глуши, если бы не призрак Кеноби, проклиная своё неумение, просто сказал:—?Да, Бен. Ты мой внук.Но что-то в этом ответе?— отчаянность? Любовь? Надежда? —?успокоило мальчика.Ребёнок, голодный по материнской ласке, садился теперь рядом с ним, подлезал под руку, и Энакин неумело, но старательно трепал его по густым чёрным волосам.Бен был тридцать первым, последним ребенком, которого он спас. За тридцать одну отнятую жизнь?— тридцать одна подаренная. Энакин хотел уйти в Силу сразу после того, как сравняет счет: не перед Силой, не перед джедаями. Перед матерьми.Но оказалось, что сохранить жизнь, вырастить и сберечь?— труднее, чем просто ее даровать.Император искал их, но никогда не находил. Его огненный взгляд соскальзывал с планеты, и проходил дальше, прорывая всю галактику, снова и снова, неутомимо и целенаправленно. Энакин прятал их, скрывал туманом, отводил глаза?— он привык делать это непрерывно и автоматически, как дышать.Как одеялом, укрытый мягкой дедовой Силой, Бен спал спокойно, без кошмаров.—?Где мой папа?Лея держит его на руках, пока они едут в переполненном крейсере третьего класса. Бен хочет спать, клюет носом, почти падает на худое, но сильное материнское плечо, но почему-то именно в этот момент он понимает: у всех детей по два родителя. У него только мама.И по тому, как мама перестает дышать, по тому, как напрягается?— как перед дракой?— ее тело, он понимает, что задал очень страшный вопрос. Но Лея говорит ровно:—?Я расскажу тебе вечером.Он кивает. Но страх поселился в нем, а поскольку он еще мал, страх ищет выход, и он устраивает маме долгую истерику с битьем об пол, потому что она не дала ему сладкого. Мама выносит спокойно, стоически, хоть и смотрит напряженно по сторонам. В итоге в этом городе они проводят еще меньше времени, чем обычно, потому что маме мерещиться, что их запомнили.Но вечером она рассказывает все:—?Он умер, Бен. Он был высоким, смелым и веселым. Лучшим пилотом во всей галактике. У него было благородное сердце и люди шли за ним. Таким ты станешь однажды. Император убил его. Он хотел добраться до нас с тобой, но твой папа не дал ему. Защитил нас. И ничего не сказал. Он очень любил тебя, Бенни.Бен владел Силой лучше, чем можно было ожидать от ребёнка, не росшего в храме джедаев. Бен вообще многое умел: лазить, вязать узлы, задерживать дыхание, строить времянки, определять съедобные растения. На вопрос, где этому научился, отвечал: на Кашиике, где они с матерью почти год прятались в джунглях, вместе со старым другом отца Бена, верным вуки. Энакин помнил его по плену на Беспине и думал, что тот держался с бесстрашием, редким для экзота.—?Мама могла чувствовать Императора. Где он и что с ним. Но в обратную сторону это не работало, нам повезло. Мы все время переходили с места на место.Потом Императору надоело и он велел поджечь лес. Энакин знал это по слухам, передающимися со сдавленным ужасом, которые доходили даже до этой глуши.Еще Бен умел драться. Чистить, собирать и разбирать бластеры. Обращаться с посохом, палками, ножами. Ему пока не хватало силы, чтобы нанести противнику какой-то серьезный урон, но он все это умел и оттачивал, когда у него было время. У него было много учителей, потому что Лея всех, кому доверяла, просила учить его.У Энакина каждый раз сжималось сердце, когда он видел ребенка, который тренировался убивать. Юнлинги в академии тоже учились обращению с оружием, но в их движениях была просто физическая отточенность, а не отчаянная решимость, как у Бена. Они росли в покое, в тиши храма, а Бен рос в постоянном напряжении, часто наблюдая страдания и гибель людей, которые были добры к нему и матери…Энакин долго и мучительно думал о том, как ему защитить Бена. Он не спас Падме, Люка, Лею, и он готов был сделать невозможное, лишь бы Бена не коснулась страшная судьба их рода. Любая угроза его внуку должна была быть уничтожена.О, если бы он мог полететь на Коруксант и просто убить Императора! Он погиб бы, но ребёнку его ребёнка больше ничего бы не угрожало. Но он не мог, он знал, что не сможет. Даже если снова падет в кромешную, непроглядную Тьму. Он не сможет убить Императора?— даже принести ему вред. Он не сможет обратить его обратно к Свету. Энакин днями раздумывал над этим, мысли щёлкали кругами, как заведённые. Кеноби чувствовал их, как акулы кровь, прилетал, сначала пытался убеждать, а потом просто начал переключать на простые физические дела. ?Бену нужны тёплые перчатки и сапоги, это ты, дубина, холода не чувствуешь, а у него руки и ноги живые. Иди сейчас же в деревню?. Или: ?Расчисти от корней поле на южном склоне, посадите целебные травы. И деревенским пригодится, и Бену, если заболеет. Нельзя же полагаться только на Силу?. Энакин отнекивался по привычке, а потом шёл и все делал, как будто до сих пор был падаваном Оби-Вана.Однажды Бен сказал:—?Научи меня сражаться на световых мечах, дедушка.Энакин ждал этой просьбы и все-таки не был к ней готов. Мальчик продолжил:—?Оби-Ван говорит, что ты был одним из лучших.Призрак приглядывал за ними, навещал, выступал голосом разума для Энакина и утешения?— для Бена. Энакин спросил медленно, давая себе время для того, чтобы определиться с ответом:—?Зачем ты хочешь уметь сражаться на световых мечах?—?Чтобы защитить себя.—?Бен, ты же знаешь, что я чувствую ложь.—?Это не ложь.—?Да, это полуправда, которая ещё хуже.Бен ответил так, как будто прыгнул в ледяную воду:—?Я хочу убить Императора.Энакин попросил себе день на раздумье, большую часть которого провёл в медитации. К закату он вышел к своему внуку, и сказал ему:—?Я научу тебя пути джедая.День разлуки, которого Бен ожидал, настает быстрее, чем он боялся.Все происходит обыденно и просто.В один момент Лея вскидывается, с отчаянием и гневом глядя в небеса, еще до того, как там показываются носы первым разрушителей. Бросается к нему, целует в лоб и говорит:—?Беги в ангар к R2 и срочно улетайте. Я вас догоню.Бен бежит, потому что когда у нее такие черно-алые глаза, ей нужно только повиноваться. Он бежит, но все-таки не выдерживает и оглядывается: ему десять лет, и она его мама. Лея цепляет на пояс световой меч и берет в руки бластер. Он чувствует взгляд Бена, и говорит одними губами, и Сила, а не ветер, приносят мальчику ее прощальное ?Люблю?.И пока R2 поднимает его над полем, чтобы вывести в гиперпространство, Бен видит, как исступленно сражается его мать, похожая на богиню древности, как она предугадывает невозможные удары, как она отражает бластерные заряды. Он видит ее в Силе?— в первый раз так ярко и так яростно, потому что прежде он видел ее как живительный ручей утешения для себя и кривое зеркало обмана для других.Она?— неотвратимо, невозможно, предсказуемо падает?— и белые штурмовики окружают ее, склоняются над нею, смыкаются над нею, как своды мавзолея.Бен видит черную невысокую фигуру, стоящую у корабля. От нее веет холодом и одновременно адским огнем, и мальчик видит глаза сурового мужчины, которые ищут его, пронзая насквозь все время и пространство. Он слышит зов, которому невозможно сопротивляться, но верный R2 продолжает свой курс, не обращая внимания на крики и стуки Бена.—?Приди ко мне, мой мальчик. Будь моим учеником.И Бен, полуоглохший от зова, приходит себя только в гиперпространстве, когда милосердный космос надежно скрывает его от зова его Императора.Его дяди.—?Дедушка?Бен затащил вязанку дров в предбанник их хижины. Им владело смутное чувство вины?— он встретился с одной сельской девушкой на опушке, и они заговорились. Бен вернулся намного позже, чем обещал, и дед, вероятно, ждал его.Бен прошёл в дальнюю комнату, откуда доносился неприятный, скрежещущий, металлический звук. Энакин сидел у стола, пытаясь левой рукой починить заевший протез правой руки.—?Позволь мне,?— сказал Бен, и дед передал ему инструменты. Когда он был маленьким, его зачаровывали механические конечности, ему казалось, что именно таким и должен быть рыцарь?— наполовину состоять из металла. Он спросил, железное ли сердце у деда и почему его не надо подкручивать, на что Энакин ответил, что сердце долго было стальным, но его родные?— дети и внук?— починили его, и больше в починке оно не нуждается.Юноша ловко и привычно начал смазывать сочленения, подкручивать винты, и сказал:—?Эту электронику давно пора менять. Она последние три года живет исключительно на моем техническом гении.Энакин хмыкнул, но ничего не сказал.—?Давай я отправлюсь в город на следующей неделе? Куплю все что нужно. Если выйти затемно, смогу вернуться к закату.Энакин утвердительно вздохнул, потом тяжело сказал:—?Тебе пора улететь с этой планеты. Я научил тебя всему, что знаю сам, ты готов становиться на крыло. Мир огромный и прекрасный, он не заканчивается на этой хижине.Бен ответил ему со сдерживаемой злостью:—?Я тебя не оставлю, ты же знаешь.И Энакин, седобровый Энакин, страшный, как оживший кошмар, от этих слов вдруг стал намного светлее. Он не стал спорить, хотя действительно подразумевал то, что говорил.Была одна причина, по которой он боялся отпускать внука?— их старый нерешённый спор. В сердце Бена было много сострадания и спокойной любви к миру, но одна мысль, одна страсть?— чёрная, нутряная, никогда не покидала его.—?Я должен взять виру за отца и мать. Отомстить Императору за их смерти.—?Месть?— не путь джедая, Бенни.—?Я знаю. И все-таки, я должен.Они смотрели друг на друга, потом Бен сказал тихо:—?Она же была твоей дочерью…—?Да. А Император?— мой сын,?— также тихо ответил Энакин,?— Но я прошу тебя отступиться не ради него. А ради тебя. Когда я уйду в Силу, как я встану перед твоей матерью? Как я буду держать перед ней ответ, если упущу тебя во Тьму? Ты знаешь, как погиб Оби-Ван. Он ушёл в Силу, чтобы я?— и без того залитый кровью по самое горло?— не убивал его. Не добавлял крови и тьмы к своей душе. Это путь джедаев, мой мальчик. Правильный путь.Бен ничего не ответил.Однажды, Бен, встав с постели, нигде не нашел своего деда, великого Энакина Скайуокера. Среди живых не было его. Завеса Силы, пятнадцать лет скрывавшая Бена от Императора, пропала.Юноша постоял некоторое время среди хижины, что долгие годы была ему домом. Он думал о человеке, который был велик?— который стал велик?— и добр.Бен смахнул непрошенные слезы, и, выйдя наружу, положил руку на дроида:—?Идем, R2. Больше здесь нечего делать.Он запрокинул голову, глядя на голубо-розовые рассветные небеса, в которых еще светились тусклые звезды, и весь этот огромный мир расстилался перед ним бесконечной и страшной свободой.