глава 14 (1/1)

С утра….С самого долбанного утра идет дождь…Сплошной стеной….Все куда-то торопятся. И я в числе них — этих озабоченных мирской суетой безликих людей, спешащих по делам, словно от этого зависит их жизнь…

Я был так поглощен работой, что ничего и никого вокруг не замечал. Ровно до тех пор, пока Ярослав не явился и не забрал свои оставшиеся вещи. Не было чувства потери. Все, что было мне дорого, я растерял уже очень давно, то ли по собственной глупости, то ли по причине сложившихся неудачно обстоятельств.Но даже факт моей черствости не мешал чувствовать что-то, отдаленно напоминающее сожаление от того, что этот милый, упрямый мальчик предпочел сдаться. Почему отдаленно? Потому что человек не может в одночасье растерять все дерьмо, которое в нем лежит и накапливается годами. Хорошее — пожалуйста. Оно утечет, как песок сквозь пальцы, столь же быстро и неуловимо. А вот дерьмо всегда остается в нас. ..Я размышлял о жизни, бродя по магазинчикам с антиквариатом, выбирая Жюли подарок. Она любила все необычное и забавное, и плевать ей было на то, что это необычное могло стоить три рубля с копейками, лишь бы было от души…Все-таки, сколько человеку нужно для счастья? Где-то пресловутое мерило, отсыпающее каждомупо ?способностям и потребностям?? Сколько для счастья нужно мне — человеку, который потерялся в собственных амбициях и лабиринтах стен, выстроенных вокруг сердца, всегда бывшего чересчур привязчивым?Чертов дождь не прекращался ни на секунду, и к тому моменту, как я нашел тот подарок, который, по моему скудному мнению, мог бы понравиться Жюли, по пиджаку и брюкам ручьями стекала дождевая вода. Вот еще один мой задвиг — я ненавижу зонтики. К чему лицемерно скрываться от благ природы, даже таких мной ненавистных, как дождь? Все равно суждено промокнуть.Продавец с сочувствием осмотрел меня с ног до головы и участливо поинтересовался, не нужен ли мне плащ-дождевик. Чудной маленький человечек с очками в тонкой оправе. Видно, что часто улыбается. И проблемы ему неведомы. Чудной. Зачем мне плащ, когда я уже промок до нитки?В мозгу промелькнула мысль: Ярослав такой же. Такой же забавный, интересный, добродушный, но такой же незнакомый. Я был, очевидно, слишком занят удовлетворением своих физических потребностей, чтобы его узнать.

Я усмехнулся собственным мыслям и отправился к Жюли, думая, что я настолько попал, что даже продавец антиквариата заставляет вспоминать Ярослава…***В квартире Жюли и Поля яблоку было негде упасть. Вначале мне даже показалось, что когда я говорил о тридцати-сорока людях, я ошибся сотни на три. Но здесь действительно были самые близкие наши друзья и знакомые. Моя подруга, словно бабочка, порхала между гостями с неподдельной лучезарной улыбкой, находя о чем поговорить с каждым. Ее верный спутник жизни, хохоча, хватался за голову, пока Поль с самодовольным видом перетасовывал в изящных руках колоду карт. Здесь были все, кроме…— Клементий!!! — Жюли всегда имела особенность появляться рядом неожиданно, и орать прямо на ухо. — Ты где, черт возьми, побывал?— Под дождем, милая. Громкость убавь, я еще молод, чтобы оглохнуть, — я, улыбаясь, поцеловал ее и вручил подарок, отчего на ее лице засияло донельзя довольное выражение.— Проходи в спальню. Там у Поля лежат чистые рубашки. Просыхай и возвращайся, дорогой, — она обняла меня, насколько позволяла липшая к телу сырая одежда, и шепнула: — Рада, что ты пришел.

Как бы Поль не ухищрялся, Сергей раскусил его карточное шулерство раза с двадцатого. Они были слишком увлечены игрой, а я не стал мешаться под ногами, и осматривал гостиную. И отчаянно не хотел самому себе признаваться, что занимаюсь этим с определенной целью. Жюли не могла отказать себе в удовольствии позвать Ярослава и посмотреть на мою реакцию. Что ж. Я заслужил.

Моя цель не заставила себя долго ждать, и счастливо улыбаясь, оказалась задушенной в объятиях именинницы. Все-таки хорошо, что я оставил свой бокал мартини на столике, потому что следом за Ярославом в комнату зашел смущенный и опасливо озирающийся по сторонам ?видимо, Михаил?, и руки мои стали непроизвольно сжиматься в кулаки. Моя подруга порхала над ними, как суетливая мамаша над детьми неразумными, и вручила каждому по бокалу шампанского.

Что-то было в них обоих, что зародило в моем сердце, если оно еще не зачерствело в конец, неприятное жжение. Не ревность, нет, но явное недовольство. Они слишком подходили друг другу. Оба такие спокойные, улыбающиеся, сразу скрылись из моего вида, неосознанно, но все же очень удачно. Мне кажется, или это слишком сахарно и меня затошнит сейчас?И самой главной причиной моего недовольства был Макс, который позвонил и сказал, что задержится на работе. Зачем спрашивается, работать в субботу? Евреи, а это подавляющее большинство населения, что бы не гласила статистика, вообще в субботу не работают!Мне оставалось только натянуто улыбаться и вернуться к столу с картами, за которым расстроенным уже выглядел Поль…***Я выпил много мартини. Сбился со счета.И третья рюмка коньяка мне вряд ли добавляла привлекательности. Но зато появился Макс, притакаривший Жюли подарок размером с солидного дога или сенбернара, и уселся рядом со мной, заинтересованно поглядывая по сторонам.

— Они на балконе, — хмуро пробурчал я.— Кто?— Ярослав и тот мальчик-зайчик, которых ты высматриваешь.— Клим, от тебя не скроешься. Как от КГБ, — хохотнул Макс, и добавил:— На тебе лица нет. Я в растерянности, мягко говоря.

— Я сам в шоке, — Ярослав показался у стойки с напитками и задумчиво принялся изучать бутыли, а я рассматривал его. И чуть вздрогнул, когда услышал у самого уха чуть насмешливое:— А принеси-ка ты нам выпить….***— Привет, Яр, — сохраняя на лице непроницаемое выражение, я подошел к напиткам, и не задумываясь, выбрал виски.— Привет, Клим, — в его голосе просквозило удивление, но от меня ведь не так-то просто избавиться.— И почему ты избегаешь меня?— У меня в планах нет такого пункта, — хмыкнув, ответил Яр, наполняя бокалы. — Просто Мишка задался определенной целью, и теперь охраняет меня.— Боже, неужели от домогательств старого извращенца-писаки? — его слова настолько позабавили меня, что без иронии обойтись я не мог.— Мда. Но я благодарен ему за это. Кто знает, что у нас с этим писакой — извращенцем на уме. Извини, мне пора.

Я вернулся к Максу, осознавая, что впервые в жизни, улыбаюсь, как идиот….*** Такой Ярослав вызывал во мне противоречивые чувства: от первобытного желания хищника догнать свою жертву, до почти материнского — обнять и никому не отдавать. Первый вариант был очевиден и привычен мне, поэтому отточен до малейшей детали. Второй — настолько нов и маразматичен, что зарождал противоречивые эмоции. А я ненавидел неопределенность. И хотел убить этого сопляка за то, что он посеял ее во мне. И думаю, если бы мой взгляд мог убивать, то я бы исполнил свое желание. А Ярослав стоял у двери на балкон вместе с Михаилом и увлеченно общался с Бариновым.— Клиииим! — Жюли, в который раз, словно выросла из-под земли, провозгласив: — Это лучший мой день рождения! Ты страдаешь!— Я тоже люблю тебя, милая, — улыбаться не хотелось совершенно.

— Нет, серьезно, ты изменился. Нет, не так. Ты меняешься, и я в замешательстве. В счастливом замешательстве, и хочу зацеловать Яра, моего лапочку, за то, что он с тобой, идиотом, сделал, — я не вслушивался в ее словесный поток, потомучто следил за Ярославом, покинувшим гостиную.— И я думаю, вы прелестны!— Светк, ты пьяная, да? — повернувшись и заметив нездоровый блеск в глазах подруги, спросил я.

— Ровно настолько, чтобы заговорить минут на сорок душку-Михаила. А Ярослав пошел в гостевую отдыхать, между прочим…..*** В комнате было темно, но лунный свет милостиво освещал половину софы и дивана, на котором вытянувшись, и запрокинув руки за голову, дремал Ярослав. Я в который раз за вечер почувствовал себя идиотом. Из-за всей этой ситуации. Из-за этого мальчишки. Из-за того, что не хочу отпускать….— Клим, ты по-дурацки выглядишь,— пробормотал парень, не меняя позы. — Что ты хочешь?— Ты будешь смеяться, если я скажу, что не знаю….— Что? — он привстал с дивана, и уставился на меня. Как всегда, пытаясь что-то увидеть в моих глазах. Глупый.— Я не знаю, что хочу от тебя. Но я хочу тебя, Яр. Это я признать могу.— Этого и не требовалось признавать. Не хотел — не спал бы. Подумай еще, Клим, — устало отчеканил он.

— Подумать о чем?— О том, что ты можешь мне предложить, — он встал и решительно направился к выходу, — хотя, я думаю, ответ очевиден.Я не успел согласовать свои действия со своими мыслями, поэтому просто перехватил Ярослава под локоть, и сказал, удивляясь своему холодному тону:— По крайней мере, я поцелую тебя, потому что хочу этого… У Ярослава на удивление сухие, но мягкие губы. А еще он настолько ошарашен, что не закрывает удивленных глаз и не отвечает на поцелуй, разомкнув губы. Когда я вообще в последний раз целовал его?Его первое оцепенение проходит, и он начинает вырываться,вперившись руками в мою грудь, и дергаясь всем телом. Я перехватил его и прижал крепче к себе, подчиняя и разжигая. Уж что-что, а управляться с добычей я умел. И в голове возникла мысль, что Ярослав больше не похож на добычу. В полном смысле этого слова. Скорее, на сильное животное, обреченное, но способное до последней капли крови сопротивляться.

Проходят минуты, прежде чем он обмякает в моих руках и начинает отвечать на поцелуи, подставляя шею, и сбиваясь с ритма. А я радуюсь, что додумался закрыть дверь на замок….…Я не знаю, почему он поддался. Я не знаю, почему расслабился и обреченно подчинился, оказавшись вжатым мной в диван. Но я мог, словно с пластилином, творить с ним все, что угодно. Странно ведь играть и не быть в состоянии наиграться. Пресыщенность сопровождает меня по жизни, но сходит на нет, когда я вижу, как вздрагивает его тело под моими губами. Как он постанывает и извивается, когда я обхватываю губами его член и начинаю неспешные движения вверх-вниз, одновременно подготавливая его к дальнейшему. Как его яркие глаза темнеют от желания, а руки беспорядочно блуждают по моей спине, царапая и сминая кожу. Как он вскрикивает, когда я вхожу в него, потому что, каким бы ненасытным ебарем я не был, презервативы и смазку не ношу каждый раз с собой. Как он прижимается ко мне сильнее, когда, найдя нужный угол, я убыстряю темп, покусывая мочку его уха. И как он последний раз, с особой силой царапает мою спину,кончая, и доводя меня до оргазма одним своим шепотом: ?Я люблю тебя, Клим?…— Ты не можешь мне сопротивляться, ведь так? — мой довольный тон, словно отрезвляет и его и меня. Ярослав встает, и спокойно начинает одеваться.— Могу, но не хочу, — не смотря на меня, отвечает он. — Мы задержались ужасно. Надо идти.— Но ведь это того стоило? — спрашиваю я, ухмыляясь. И почему-то думаю о Михаиле, которого мне очень жалко.— Да. Это было отличное прощание, — стыдно признаться, но от его слов холод побегает по позвоночнику. — Я люблю тебя, Клим.

— Но?— Но безответная любовь со временем проходит. Особенно, когда рядом есть кто-то теплый, — Ярослав ухмыляется последний раз, и выскальзывает за дверь.Мне требуется какое-то время, чтобы прийти в себя, и подойти к окну, щелкнув зажигалкой. Я смотрю на небо, и хочу думать о том, сколько мне осталось до конца романа и начала его редактуры. Но вместо этого, я смотрю на небо, и думаю, что звезды тоже очень одиноки….