Глава 2. "Вещь" (1/2)
"Помни, что люди делятся на две категории: хищники и жертвы. Жертвы ходят, дышат и свято веруют в то, что свободны и счастливы, не подозревая, что в любой момент их жизнь оборвёт хищник. Хищник, реющий высоко в небе и властвующий. Нашему роду даны были крылья, острый клюв и когти: так не позволь же им сломаться и затупиться." Шёл первый месяц весны. Стыдливо кутавшиеся в белёсый утренний туман деревья сонно поскрипывали ветками, постепенно высвобождаясь от остатков сна. Колючий кустарник, покрытый холодно блестящими бусинками росы, едко щетинился на лениво восходящее рыжевато-розовое солнце. Беспутные лучи-озорники перескакивали медными бликами по воде узенькой лесной речушки, облизывали сухие серые ветки, заставляя их гореть от неожиданной ласки стыдливо-розовым цветом. Природа, недоверчиво щурясь, постепенно впускала в себя озорное солнце, позволяя омыть себя озорным оранжево-розовым светом от зимних холодов.
Но, как бы не старалось солнце, щедро поливавшее землю теплом и началом весны, долина, без остатка вбирая в себя живые, тёплые краски, оставалась мрачной, угрюмой и опасной.
Всему виной был один-единственный дом.
Угрюмый, словно бы вросший в край утёса мрачный особняк возвышался над землёй, отбрасывая длинную чёрную тень на примостившуюся под ним долину. Любой бы сказал, что в таком доме самое место для призраков... Однако в нём всё-таки жили люди.
На самом деле дом бурлил и гудел как улей с самого утра. Горничные носились между подвалом и чердаком, вытирая пыль, меняя бельё, до блеска начищая паркет и массивные перила лестницы, выгребая из очагов уголь и закладывая туда новые дрова, проверяя, не сплёл ли где паук своё пристанище, и так далее, и так далее… Повара и кухарки на кухне крутились в клубах ароматного пара, тут и там брызгал жир со сковород, а в больших кастрюлях уже варились кушанья. Бригада садовников прочёсывала двор на предмет сорняков, упавших веток, паразитов и прочих неприятностей. Между ними всеми носился немолодой уже, но крепкий и привычный к своему делу дворецкий. Маленькая, тоненькая служанка стремглав мчалась по коридору, неся на вытянутых руках большой серебряный поднос со стоящими на нём кофейником и чашкой. В глазах малютки застыли ужас и безумие, губки почти беззвучно бормотали: - Только бы не опоздать, только быне опоздать…
Резко остановившись у массивной двери тёмного дерева, девушка глубоко вдохнула, переводя дух, и осторожно постучалась. - Господин… - Да-да, войдите, - донеслось из-за двери. Вздохнув ещё раз и попытавшись натянуть на лицо некое подобие улыбки, служанка аккуратно прошмыгнула внутрь. Осторожно закрыв за собойдверь, ловкоудерживая поднос в одной руке, девушка поклонилась молодому человеку, сидящему в кресле за массивным письменным столом. Его Сиятельству графу Ричарду Найтмейру. - Г-господин, Ваш кофе… - пролепетала она, безуспешно стараясь скрыть дрожь в голосе.
Граф мрачно посмотрел на неё, заставив служаночку вздрогнуть. - Ну… В этот раз, по крайней мере, без опозданий, - молодой человек чуть кивнул на висящие над камином часы, - Ровно десять ноль пять. Хвалю, - однако, несмотря на последнее слово, взгляд графа, пронзительный, прожигающий насквозь, не потеплел ни на йоту, - Ставь. - Д-да, господин, - чуть заикнувшись, девушка торопливо подошла к столу, стараясь быть как можно аккуратнее, поставила перед графом на стол чашечку с блюдцем и осторожно налила в неё крепкий тёмный кофе из стоявшего у неё на подносе кофейника. Ричард Найтмейр аккуратно, двумя пальцами, взял чашечку в руки и чуть пригубил ароматный напиток. Служанка, отошедшая на шаг, опустила взгляд в пол. Граф сморщился. - Скажи мне, милая, по-твоему, что это? Девушка вздрогнула. - К-к-кофе, господин… - заикаясь, пробормотала она. Ричард вздохнул. - Кофе – это благородный напиток с характерным вкусом и ароматом. А это – дрянь несусветная, - граф брезгливо отставил чашечку, отодвинул её от себя подальше и поднял мрачный взгляд на девушку, - Поведай мне по секрету, - кто сегодня заваривал мне кофе? - Н-не знаю, господин, - пролепетала служаночка, всё так же глядя в пол. Ричард Найтмейр явно разозлился. -Да смотри ты на меня, когда я с тобой разговариваю! – прикрикнул он на девушку. Та вздрогнула и тотчас же встала ровно, выпрямившись, глядя прямо на графа. - Так лучше, - удовлетворённо протянул Найтмейр, - Ещё раз. Кто варил кофе? - Я-я правда не знаю, - дрожащим голосом пролепетала девушка, - Правда… Мне только отнести сказали… - Кто сказал? – Ричард чуть прищурился. - Я не помню… Правда… господин, - служанка дрожала, как осиновый лист. - Не знаешь? Ладно… Разберёмся, - граф откинулся на спинку кресла, - Иди отсюда. И дрянь эту забери.
- Как прикажете, господин, - девушка торопливо собрала на поднос кофейник и чашечку с блюдцем и попятилась к двери. Случайно подняв взгляд на господина, служанка невольно вздрогнула и побелела ещё сильнее. Губы Ричарда изогнулись в странной издевательской полуулыбке,не предвещавшей ей ничего хорошего. От неожиданности девушка споткнулась и чуть не упала. Граф рассмеялся. - А не наведывалась ли ты, случаем, в мой винный погреб, милочка? Смотри-ка ноги не держат уже…А ведь узнаю – накажу… Служанка покраснела и залепетала что-то о том, что никогда не посмела бы, и вообще знает своё место. Ричард жестом остановил этот бессвязный монолог. - Достаточно. Я сам во всём разберусь. И виновные, - на этом слове молодой человек сделал акцент и усмехнулся, - Будут наказаны. Обязательно. Иди.
Её раз поклонившись, служаночка поспешила выйти из комнаты.
Когда дверь за девушкой захлопнулась, граф встал со своего места и повёл затёкшими немного плечами. Поправил тонкий чёрный галстук, пригладил волосы у большого зеркала в деревянной раме и, взяв в руки свой непременный атрибут, с которым не расставался никогда – чёрную трость с навершием в виде головы ястреба - пошёл на свой обычный утренний осмотр особняка. Там, где он проходил, становилось неожиданно тихо, а работа начинала идти ещё быстрее и тщательнее. Горничные при виде его бледнели, повара и кухарки торопливо вытирали с губ рукавами крошки и капли только что попробованных кушаний, садовники пытались отряхнуть покрытые пылью и грязью перчатки и штаны и, как умели, вставали по стойке ?смирно?. Ричард Найтмейр, чуть прищурив странного сиреневого цвета глаза и нехорошо улыбаясь, обводил всех и каждого ледяным, пронизывающим, казалось, насквозь взглядом. Подойдя к вытирающей пыль с полки горничной, граф остановил на нейсвой взгляд и подошёл, словно удав, собирающийся съесть кролика. Несчастная начала дрожать, как осиновый лист, понимая, что будет дальше. Подойдя к ней, Ричард протянул: -Учитывая проделанную тобой работу… Ты ведь не надеешься на жалование в этом месяце, верно? – и нехорошо улыбнулся. Девушка нервно сглотнула. - Как закончишь с этим, пойдёшь помогать конюхам выгребать навоз. Имей в виду – я сегодня же наведаюсь в конюшню и узнаю, работала ли ты там и как тщательно. Если результат меня не устроит – значит, будешь работать там постоянно. Заманчивые перспективы, не правда ли? – и, развернувшись на каблуках, Ричард пошёл проверять дальше. На кухне граф заметил, как из кармана пятнадцатилетнего поварёнка выпала выкраденная из буфета конфета. Быстрым шагом подойдя к нему, Ричард резко саданул по спине мальчуганатростью. От удара тот упал. - Крыса. Терпеть не могу мелких грызунов, - сморщившись, сообщил граф тут же застывшей кухне, - Возьмите этого крысёныша, отведите в конюшню и выдайте ему десять плетей. И смотрите, чтобы били как следует – я проверю, и каждый удар, который я посчитаю недостаточно… эффективным, появится и на ваших спинах, - граф развернулся и пошёл к выходу из кухни.
В образовавшейся тяжёлой тишине раздался тихий, приглушённый всхлип. Мать того поварёнка, пухлая, конопатая кухарка, зажала рот рукой, не в силах сдержать слёз.
- Ах да, и ещё, - обронил Ричард, даже не оборачиваясь, - Маме-крысе за то, что так и не научила своего отпрыска знать своё место, жалование в этом месяце не положено, - и вышел, захлопнув за собой дверь. Больше в ревизии примечательных случаев не было. Ричард только сослал недостаточно, как ему показалось, тщательно чистившую ковёр горничную в помощь предшественнице, да саданул по спине незадачливому садовнику за неровно подстриженный куст. Граф заметно заскучал и, решив, что на сегодня с проверкой покончено, направился к себе в кабинет. Вскоре туда к нему прибыл дворецкий. - Господин, напоминаю, что Вам пора собираться. Вы хотели сегодня посетить бал и… аукцион на нём. Если желаете успеть к началу, то Вам стоит поторопиться. Ричард отмахнулся: - Главный гость всегда приезжает последним… Не хочу тратить своё время на лишнее общение с этими идиотами и просмотр всякого ширпотреба. Лучший товар появляется в самом конце. Так что просто иди и подбери мне костюм на вечер. Дворецкий вышел было, но на полпути оглянулся. - Господин… Вы уверены, что стоит?.. Последняя купленная вами девушка так закончила… Ричард закатил глаза. - И что с того? Подумаешь, попалась психически неуравновешенная… И ещё какая чёрная неблагодарность – ей ведь повезло, что её купил я, а не какой-нибудь старый извращенец. Я даже работу ей дал и выплачивал жалование. А она – с крыш прыгать.
- Но, господин… - Никаких но. Готовь мне костюм и экипаж.
- Как скажете, господин. Выйдя из кабинета, дворецкий пробурчал себе под нос: - Чёрт бы побрал эти аукционы невольников…* * * Аукцион невольников. Место, где продаются людские души, жизни и судьбы. Дорого, дёшево? Кто его знает, сколько же на самом деле стоит человек… Есть покупатели, желающие получить этот товар, есть продавцы, безжалостной рукой отнимающие чужую свободу, и есть те, кто всем этим заправляет, не забывая подставлять и без того уже тугие кошельки под безостановочно текущий золотой ручеёк. Аукцион обычно проводился в поместье некого барона, настолько старого, что мало кто вспомнит, когда тот в последний раз выходил в свет. По неизвестным причинам он одалживал один из своих домов для торгов. Или просто не знал, что творится в старом особняке.
Одно из первых правил аукциона – полная конфиденциальность. Люди, проводящие аукцион, пользовались чаще всего прикрытием бала-маскарада. Внизу, в большом зале, аристократы танцевали и пили, спрятанные друг от друга за вычурными костюмами и масками.
В просторной гостиной на втором этаже у стены было установлено небольшое возвышение, на которое по одному выводили товар, а громкоголосый аукционист с пышными, как-то неестественно густыми напомаженными усами стоял рядом за трибуной, объявляя начальную цену. Разодетые господа, прячущие лица за изящными, изукрашенными драгоценными камнями и позолотой масками, устраивались на небольших диванчиках. За спиной каждого истуканом застывал закутанный в чёрный плащ со скрывающим лицо капюшоном слуга. Торг уже подходил к концу. Осталось всего лишь три непроданных жизни: веснушчатый мальчишка лет тринадцати, рослый мужчина с густой чёрной бородой и, как сказал, раззадоривая, аукционист,жемчужина сегодняшнего торга, юная девственная дева, чьё лицо пока скрывали под холщовым мешком.Ричард Найтмейр прибыл в тот самый момент, когда одурманенного мальчишку уже приобнимал за плечи, странно улыбаясь, дородный мужчина в бордовом камзоле. Бросив взгляд в их сторону, юноша сморщился и, подав сопровождающему его слуге знак встать за его спиной, опустился на стоящий с самого края диванчик. - Дамы и господа! Наш следующий лот! - на возвышение выпихнули еле держащегося на ногах довольно молодого бородатого мужчину.
Женщины, присутствовавшие на аукционе, представленные по большей части вдовами лет так пятидесяти, уже потерявшими привлекательность, но ещё желающими страсти, заметно оживились – всё-таки красивые и сильные мужчины ввиду тяжёлой их поимки и последующего содержания попадались на аукционах не так уж и часто. Широко улыбаясь, аукционист подал знак выводившим его людям в ливреях, и те сдёрнули с товара прикрывавшую его тряпку, обнажая сильное, мускулистое тело. Дюжина партщательно подведённых глаз тут же загорелась алчной похотью. Затянутые в яркие перчатки руки сжали веера.
- Мужчина, возраст - двадцать пять лет. Молод, силён, вынослив,прекрасно сложён, и дефектов, как вы можете убедиться, нет. Кстати, абсолютно нем и, похоже, с рождения совершенно не соображает, посему может не только стать прекрасной цепной собачкой, но и согреет Ваши постели в холодные ночи… Аукционист назвал начальную цену, и тут же в воздухе зашуршали те самые пёстрые веера. Поначалу цена росла настолько быстро, что разрекламировавший его продавец не успевал даже выговорить своё бодрое и раззадоривающее ?Кто больше??. Но в какой-то момент ажиотаж начал постепенно затихать, пока, наконец, не осталось лишь две возможные претендентки на владение мужчиной. Пышная, неестественно-рыжая дама в кричащем бордовом платье с безвкусно расшитым лифом и ярко-алой маске мрачно уставилась на последнюю свою соперницу - сухую, худощавую женщину в золоте, чьи тощие шея и запястья были густо увешаны драгоценностями. Худая искривила ярко накрашенные тонкие губы в презрительной усмешке, ещё больше раззадорившей её соперницу. Один за другим взлетали веера – украшенный перьями красный и резной золотой.