Глава XVI. Nel Mondo Dello Sconosciuto (1/1)

Итак, мы втроем?— царь Акменра, синьор Рузвельт и я?— отправились в музей Науки и Техники, о котором я уже был наслышан и в котором надеялся найти утоление своей жажды знаний. Оказалось, что светлейший фараон и достопочтенный синьор президент уже были здесь и имели весьма хорошее впечатление от всего увиденного.По пути синьор президент вкратце рассказали мне об Эйнштейне, о котором узнали лишь из журналов, принадлежащих старым сторожам. По словам синьора Рузвельта, это был гениальнейший из ученых нового времени, вдохнувший жизнь в заржавевшие шестерни старой науки. Одним из его открытий, поразивших меня, было то, что солнечный свет излучается, распространяется и поглощается не целиком, а мельчайшими порциями, носящими название ?фотонов?. Таким образом, я пришел к мысли о делимости неделимого…В темном холле нас уже ждал глубокоуважаемый синьор Дэйли-старший. Синьор президент отказались следовать туда за нами, объяснив это тем, что уже дважды были здесь. Но синьор бывший сторож своей пламенной речью убедил синьора бывшего президента сопровождать ?подрастающее поколение, дабы защитить от опасностей современной науки?. Синьор Рузвельт нехотя согласились.Первым залом, который предстояло нам посетить, был зал Механики, включающий в себя два зала?— Часов и Машин; последний был соединен с залами Тепла и Электричества. Вначале я был этим удивлен, но позже я узнал, почему так было задумано.Однако, синьоры Дэйли и Рузвельт сочли необходимым проверить все двери и окна, поэтому захватывающую экскурсию в мир часов и машин мы продолжили вдвоем. Перед входом в зал, представляющим собою механические движущиеся двери, подобные Симплегадам, светлейший фараон сообщили мне следующее:—?Я знал, что Тэдди и Ларри не составят нам компанию. Но совсем по другой причине.—?По какой же? —?спрашиваю я.—?Леонардо,?— отвечает царь Акменра. —?Леонардо да Винчи. Ты знаешь его?—?Как же не знать,?— с восторгом отзываюсь я. —?Это был универсальный человек, гордость Италии, никто из последующих творцов Возрождения не смог превзойти его в многогранности таланта. —?Это так, Фаринелли,?— отвечает светлейший фараон. —?Но, надо сказать, ни я, ни Тэдди, ни тем более Ларри не поняли ни слова из того, что говорил этот великий человек. Распознав, наконец, что говорит он на латыни, на следующий раз мы взяли с собой Октавия. Император соизволил перевести слова гения, от которых я и синьор Дэйли были не в восторге, а Тэдди и вовсе опешил. Вот как все было.Светлейший фараон начали свой рассказ, который, в свою очередь, он услышал со слов августейшего императора.?Как только я поприветствовал многомудрого служителя Аполлона, а тот поприветствовал меня, я сообщил, что являюсь посланником Юпитера в современный мир. Мой собеседник представился как Леонардус Винциус и вопросил меня о цели моего визита. Я с гордостью сообщил, что моя миссия?— пересказать его великие слова правителям Нового Времени?— Лоуренсу, хранителю Бруклина, Теодору Рузвельту, двадцать шестому императору Соединенных Штатов и Акменра, фараону четвертой династии, дабы те почерпнули знаний у жреца бога искусств и наук. Леонардус Винциус милостиво согласился, и вот какие слова он обратил к правителям:—?Из всех вас, достопочтенные правители Нового Времени, я обращаюсь с наставлением лишь к тебе, о августейший император Теодорус, поскольку ты совершенен. Я впервые в своей долгой жизни вижу живое воплощение Витрувианского человека, созданного Творцом по золотой пропорции. Гармония тела свидетельствует о гармонии духа правителя, что, в свою очередь, гарантирует гармонию страны, и, лишь пребывая в этом состоянии, человек может достичь совершенства. Вам же, несчастные, я не могу указать путь к совершенствованию, поскольку ваши тела несовершенны…Когда я пересказал эти слова своим доблестным друзьям, все они воспылали гневом на служителя Аполлона, и вот что отвечал ему император Соединенных Штатов:—?Уважаемый гений, да будет известно вам, что мое ?совершенное тело“ создано не Творцом, а скульптором по стандартному чертежу на фабрике в Поукипзи. Ваше заявление о несовершенстве тел моих друзей не только унижает их великий дух граждан Америки, но и является неслыханной дерзостью в адрес Создателя, который действует не по вашим математическим закорючкам, а по Своей непостижимой для нас воле.Мои доблестные друзья были восхищены речью императора Рузвельта и аплодировали ему. А портрет гения повесили лицом к стене. И поделом!?Так говорил светлейший царь Акменра, пока мы шли по направлению к Залу Механики. Я был в ужасе от варварского поступка своих друзей перед великим гением, но в какой-то мере находил его справедливым.***В Зале Механики были выставлены лучшие образцы транспорта различных времен, начиная колесом и заканчивая воздушными колесницами, приводящимися в движение живой силой огня. Я едва мог поверить в то, что подобное возможно, но сейчас я видел эти чудеса техники собственными глазами. Там были и потускневшие от старости кареты моего времени, их сменяли самодвижущиеся механические тележки с пружинным приводом, подобные тем, что использовались у нас в театре для движущихся декораций, далее размещались громоздкие паровые машины, среди которых я с удивлением обнаружил ?огненную телегу? Николы Кюньё. Остановившись напротив экспоната, я стал внимательно изучать табличку с его детальным описанием, из которого я узнал, что именно эта незамысловатая модель явилась предшественницей всего современного транспорта.—?Это поразительно! —?восхитился я. —?Мсье Кюньё и не догадывался об этом. Еще при жизни я слышал о нем, это был человек необычайного ума.—?Смотри, Карло,?— обращается ко мне светлейший фараон. —?Я уже видел эту штуку?— это механическая машина Леонардо, на пружинном приводе. Я не знаю, что это, но выглядит потрясающе!В дальнем углу располагалась громоздкая конструкция, а за ней?— портрет ученого с длинной седой бородой.—?А это сам Леонардо,?— шепотом поясняет светлейший фараон.Подойдя поближе, я со вниманием начал изучать машину, которая оказалась, к величайшему нашему счастью современной реконструкцией, которой можно управлять, как вдруг услышал голос с портрета:—?Приветствую вас, мои юные ученики,?— восклицает великий Художник на латыни. —?Весьма рад, что вы пришли за знаниями сюда, в лабораторию, ведь в чисто мысленных рассуждениях не участвует опыт, без которого нет никакой достоверности.С поклоном я обращаюсь к синьору Леонардо на нашем родном языке:—?Я невыразимо счастлив предстать пред вашим светлым взором, маэстро.Услышав мой ответ, синьор да Винчи улыбнулся и продолжил свою речь:—?Как твое имя, юноша? Ты певец из капеллы?—?Вы почти угадали, синьор,?— отвечаю я. —?Я Карло Броски, прозванный Фаринелли, певец из Неаполя. Разрешите вам также представить моего друга, светлейшего Акменра, царя Древнего Египта.Синьор да Винчи нахмурился и произнес:—?Не лгал сторож. Я в музее. Тому есть явное эмпирическое доказательство.Великий маэстро ничего более не сказал, и мы сочли своим долгом покинуть помещение, дабы не мешать синьору Леонардо размышлять о свойствах изменившегося мира. Тем более, светлейший фараон был все еще зол на великого ученого. В отличие от меня, светлейший царь ни слова не произнес перед портретом синьора Леонардо.***Следующий зал, в который мы отправились уже вчетвером, был посвящен тепловым явлениям; я увидел в нем вживую знаменитый двигатель синьора Ватта, о котором имел счастье слышать при жизни, и последующие его видоизменения.Светлейший царь Акменра молча созерцал невероятный мир паровых машин, окружавших нас. Я же позволил себе дерзость задать синьорам Дэйли и Рузвельту интересующие меня вопросы.—?Двигатель внутреннего сгорания,?— объясняет мне синьор Дэйли-старший, когда мы остановились около поразительного механизма, приходящего в движение посредством нагревания газа, заполняющего прозрачный сосуд. —?На нем основана большая часть современного транспорта. Но далеко не вся.—?Как же остальное? —?спрашиваю я.—?Все в свое время, друг мой,?— отвечает синьор президент. —?Мы еще не дошли до зала электричества, о котором так хотели узнать вы. Но это странно, что лекцию по основам физики проводит для вас Лоуренс, а не этот пройдоха Альберт! А вот и он сам.Навстречу нам бежал с воплем восторга пожилой человек с растрепанными белыми, как у меня, волосами и седыми усами, одетый в мантию профессора.—?Ба! Друзья пожаловали! —?крикнул профессор Эйнштейн (а это, несомненно, был он) и тотчас бросился к нам со странным приветствием?— толканием в плечо. —?Старина Ларри, сколько лет, сколько зим! Я уже думал, больше не придете!Синьор президент приветствовали синьора Эйнштейна рукопожатием и любезно просили рассказать нам об относительности вещей.—?Прекрасно, прекрасно,?— отвечал синьор Эйнштейн. —?И так называемый фараон здесь. А вот этого молодого человека я вижу впервые. Твой сын, Ларри? Хотя, нет, не похож. Итальянец? Восемнадцатый век? Дайте подумать… Джузеппе Лагранж?—?Нет, синьор,?— отвечаю я. —?Я не Лагранж, я?— Фаринелли, певец.—?Что же ты раньше не сказал, Ларри! —?восхищенно воскликнул синьор Эйнштейн. —?Что ты приведешь музыкантов! Как надоела вся эта техника, выбросил бы или сжег! Вместе с Ньютоном из зала Механики или Ампером с третьего этажа! Устарели!—?Как ты можешь такое говорить? —?в ужасе вопросил светлейший фараон. (Надо заметить, что царь Акменра обращался ко всем на ?ты?, на старом английском, который он еще пару веков назад изучил в Кембридже,?— прим. переводчика).—?Не перебивайте меня, юноша,?— перебил его ученый. —?Я уже семьдесят лет, как не музицировал. Давайте так: я вам?— лекцию, вы мне?— скрипку.—?Откуда мы вам достанем эту скрипку? —?обреченно вздохнул синьор Ларри. Казалось, сторож уже был не рад тому, что мы принесли пластину.—?Нет скрипки?— нет лекции,?— многозначительно произнес ученый и показал нам язык. —?К тому же?— я в вас не верю, ребята. Вы?— плод моего воображения и не более того.—?Идем отсюда,?— синьор Ларри попытался увести нас из зала. Но внезапно я вспомнил кое-что важное.—?Синьор, если вы хотите играть на скрипке, то я в течение нескольких минут доставлю вам этот инструмент из музея Естественной истории.—?Фаринелли, откуда у нас скрипка? —?в изумлении спрашивает светлейший фараон.—?Я скажу вам об этом позже, ваше величество,?— ответил я и отправился в ставший уже родным музей за желанным инструментом.К счастью, оба музея находились недалеко друг от друга, поэтому я не потерял много времени. Через какие-то полчаса я уже был в царстве Науки и Техники, сжимая в руках скрипку.Синьор Эйнштейн был в неописуемом восторге и буквально выхватил инструмент из моих рук.Когда мы вновь напомнили ученому о его обещании, он задумчиво ответил нам:—?Почему именно я создал теорию относительности? Когда я задаю себе такой вопрос, мне кажется, что причина в следующем. Нормальный взрослый человек вообще не задумывается над проблемой пространства и времени. По его мнению, он уже думал об этой проблеме в детстве. Я же развивался интеллектуально так медленно, что пространство и время занимали мои мысли, когда я стал уже взрослым. Естественно, я мог глубже проникать в проблему, чем ребенок с нормальными наклонностями.—?Но что же такое относительность? —?спрашивает светлейший фараон. Синьор Эйнштейн нас уже не слушал. Казалось, ученый забыл обо всем и страстно желал играть на скрипке.Увы, то ли скрипка была расстроена, то ли великий ученый давно не играл, но вместо прекрасной музыки мы услышали ужасающий скрип.—?Альберт! Немедленно прекратите это безобразие! —?воскликнул синьор Рузвельт.Но ученый не слушал: он был увлечен игрой и никого кругом не замечал. Между тем, мне удалось распознать произведение, которое играл ученый: это была соната ре-минор моего учителя Порпоры.—?Вот теперь идем отсюда, слышать не могу этот скрип! —?синьор Рузвельт схватил нас за руки, и мы вышли в другой зал, в котором сверкали молнии и трещали зеленые искры. Это был Зал Электричества.—?Тот еще шарлатан,?— вздохнул синьор Дэйли-старший. Затем он перешел на шепот. —?Говорят, украл все свои ?достижения? у Теслы и не признается. Где-то на третьем этаже я видел Ньютона и Ампера, возможно, они окажутся более компетентны. А этот, скрипач… —?синьор Дэйли поморщился, но не на слове ?скрипач?, а на слове ?этот?. —?Я в свое время лучше играл…Последующие залы были один великолепнее другого?— зал Электричества сменился залом Электроники, в самом сердце которого я увидел знакомые крошечные схемы, но большие по размеру, чем те, что я видел, разобрав ?вычислитель?. Синьор Дэйли-старший вкратце рассказал нам о первых ?вычислителях?, по размерам занимавшим целые залы. В конце зала находилась модель ?квантового вычислителя?, созданная великими механиками?— синьором Маниным и синьором Фейнманом.***Когда мы возвращались в зал Механики и проходили по Центральному коридору, из которого были видны все окружающие его залы, мой взор остановился на портрете молодого синьора, имевшего весьма бледное лицо и одетого в костюм моего времени. Как же я был счастлив видеть, наконец, своего современника! Я приблизился к портрету ученого, имя которого, к сожалению, забыл.—?Разрешите представиться,?— приветствует нас ученый на чистом английском. —?Исаак Ньютон, профессор естественной философии.—?Теодор Рузвельт, двадцать шестой президент Соединенных Штатов,?— отвечает синьор президент. Его слова сразу же интерпретирует синьор Ларри:—?Правитель Нового Света,?— поясняет синьор Дэйли.Затем его превосходительство представил нас.—?Разрешите представить вам, Акменра?— египетский фараон четвертой династии, и Карло Броски?— певец из Неаполя.—?Броски… —?задумчиво произнес синьор Ньютон. —?Кажется, я о вас слышал. Вы пели в Ковент-Гардене.(Пояснение: Ньютон слышал о Карло уже в музее, от Ларри; при жизни великий учёный уже не застал великого певца в Лондоне,?— прим.переводчика)—?Прошу простить меня, синьор,?— отвечаю я. —?Но я никогда не пел в Ковент-Гардене, в театре Генделя.Синьор Ньютон будто бы вспомнил о чем-то.—?Гендель! Как же, помню его. Этот безумный пафосный толстяк, который пишет скучную музыку. Знаю его. Был на его концерте?— уснул.Мне стало невыносимо горько и обидно. Неужели я единственный безумец, которому музыка маэстро не кажется скучной и тоскливой?—?Синьор Ньютон,?— отвечаю я. —?Хоть я никогда не пел музыки Генделя, я осмелюсь утверждать, что его музыка гениальна. Ведь ее слушают спустя века.—?Спустя века? —?переспрашивает синьор Ньютон. —?Что вы хотите этим сказать, господа?—?Сейчас двадцать первый век, две тысячи двадцать пятый год,?— отвечает синьор Дэйли. —?А вы?— портрет из музея Науки и Техники.Эти слова, казалось, повергли молодого ученого в ужас, и он стал разглядывать все вокруг. Паровые двигатели, металлические проводники, электрические лампы и даже модель атомной станции?— все это произвело на него, как и на всех нас, грандиозное впечатление.—?Скажите,?— наконец произнес ученый. —?Мои труды… Не забыты?И синьор Дэйли-старший уверял его в том, что открытия Ньютона, особенно три его закона, до сих пор царствуют в учебниках для юношей Нового Света (Карло не написал ?для юношей и девушек?, поскольку пока не знал о том, что представительницы прекрасного пола теперь имеют возможность обучаться в школах и университетах,?— прим. переводчика).—?Эйнштейн с этим не согласен,?— с усмешкой сообщает нам синьор президент. —?Он предлагал выбросить вас на помойку вместе с классической теорией движения.—?В каком смысле? Кто он таков? —?с удивлением спрашивает синьор Ньютон.—?Сумасшедший скрипач с первого этажа,?— с присущим ему грубоватым смехом отвечает синьор Рузвельт, и все дружно смеются. Но я не смеялся: несмотря на странное поведение ученого и на слова синьора Дэйли, этот человек навсегда останется для меня символом научной свободы и величайшим гением современности.***Мы вернулись в музей Естественной истории в четвертом часу ночи и разбрелись по своим местам. Но перед этим я все-таки разыскал Никколаса и предложил ему провести урок. У нас оставался час до того, как взойдет Солнце.После урока синьор Дэйли-младший сообщил мне о невозможности нашего визита в ближайшее время в Лондон, поскольку на это не хватало средств, и я, смирившись с обстоятельствами, а также с последующим месяцем пребывания в этом музее, отправился к себе в подвал.Искренне твой,Карло Броски Фаринелли,Нью-Йорк, 2025 год