Месса (1/1)

?Боже, прибежище наше в бедах, дающий силу, когда мы изнемогаем, и утешение, когда мы скорбим. Помилуй нас, и да обретем по милосердию Твоему успокоение и избавление от тягот. Через Христа, Господа нашего. Аминь?.

Час был поздний. Они по-прежнему сидели в гостиной. Ди все также монументально подпирал стену, в кресле восседал хозяин их маленького гостеприимного вечера, градоправитель Фернанд ти Гори. Напротив – Франциск Кристос занимал диван. Только вот теперь он занимал его уже не один, а вместе с прибывшим недавно, замотанным в одеяло мокрым господином Ляшерм Дениесом, числившимся на ткацкой фабрике главой красильного отделения. Сейчас на лице молодого, весьма мощного телосложением, человека блуждало смущенно, стыдливое выражение. Щеки попеременно то заливало жаром, то словно обесцвечивало до нездоровой белизны. В эти моменты особенно четко проступали россыпи бурых веснушек на его лице. Темные вихры, всклоченные полотенцем и торчащие во всевозможные стороны, добавляли человеку еще больше нелепости, если такое вообще было возможно.– Вы.. Извините, господин градоначальник, я вовсе не хотел портить Ваш табурет… – запинаясь, начал виновник.Его ярко-голубые глаза виновато смотрели в дальний угол, украшенный останками жесточайше умерщвленного предмета гарнитура. Мэр бросил утомленный взгляд туда же, но потом хмуро отмахнулся:– Ну, это-то ладно, мебель можно восстановить, хоть это и очень дорогой фамильный гарнитур моей тетушки… Хм. Но за что, милейший, ты ударил моего дворецкого? Или его ты тоже не хотел портить?Юноша стыдливо поджал губы и уставился в пол. Вернее, в дорогой густой ковер. Изгвазданный ковер.– Видите ли, господин гардона….градоначальник, после того, как Жизель увели, меня в казематы бросили за сопротивление городским властям… Я ж места себе не находил, а когда выпустили, ничего толком не объяснили, в-вот я и…– Решил совершить акт вандализма в доме своего градоправителя? – очень добрым голосом предположил ти Гори.Франциск Кристос с трудом подавил в кулаке вырвавшийся смешок.

– Да что Вы такое говорите…. – невероятно искренне возмутился пришелец и, нахмурившись, поплотнее замотался в полотенце.После учиненного собственноручно бардака, Дениесу было не просто неловко – так опозориться перед столькими уважаемыми людьми, а и ужасно стыдно и совестно. Теперь молодой человек мужественно ожидал расправы над собой, словно приговоренный к казни мученик. Как минимум – вылетит с работы. А вдобавок еще и причинение умышленного вреда постороннему, порча чужого имущества. Одному Богу известно, сколько лет уйдет на выплату компенсации… Если не вся жизнь.После лицезрения своей живой и почти здоровой сестры, прецедент изволил угомониться и рассмотреть свои поступки под более трезвым углом. Теперь он, правда, нервничал по другому поводу, что незлопамятному от природы Фернанду было безразлично. Теткиного стула ему было вовсе не жаль, дворецкий тоже был поправим и не злобен, а ковер и отчистить можно…– Хм... Ладно. Можешь остаться пока с сестрой. Хоть она жива – это не значит, что с неё сняты обвинения. Следствие пока не закончено, но если она будет под моим присмотром, она будет в безопасности. По крайней мере, если не всплывут какие-нибудь весомые доказательства её вины… Можешь не беспокоиться.Спешно выпроводив господина Ляшерм за дверь в сопровождении слуги, Фернанд ти Гори утомленно вздохнул. Весьма фривольно развалившись в кресле, он взболтнул жидкость в чашке и допил его в один присест, словно пил коньяк, а вовсе не чай.– Боже, вот так история.– Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно, – автоматически поправил Кристос.Ди бросил на него странный взгляд, впрочем, ничего не сказал.– Да ладно тебе, Кристос. Я же ничего такого… Я вот о чем тебе толкую: завтра в город должен прибыть епископ Грегорин. В сопровождении отряда ?красных псов?, естественно, – как бы между прочим заговорил градоправитель.Священник подавился чаем. Впрочем, он тут же взял себя в руки и ехидно сказал:– Чего этот старый пень зашевелился? Вспомнил молодые годы?– Он решил провести завтрашнюю воскресную мессу, а заодно помочь здешнему люду избавиться от пяты Дьявола, отметившего наши земли, – не скрывая ядовитого сарказма, ответил ти Гори.– Так вот зачем ты так яро зазывал меня к себе в гости? Чертов плут.– Прости. Но без тебя мне с его напором не справиться. Да он мне тут полгорода под пытки отдаст.– И тебя, Фернанд, в первую очередь.– Вот видишь. Я не мог поступить иначе, но ты, как мой друг, можешь оказать мне поддержку, я ведь немногого прошу…Франциск фыркнул, поражаясь откровенной наглости своего старого знакомого, что не стесняясь пользовал все доступные ему ресурсы. Душа торгаша, чтоб его.– Завтра я хотел бы увидеть жертв вампира, – вдруг ни с того, ни с сего подал голос Ди.Лицо Франциска вытянулось, и он обернулся к возвышавшемуся за его спиной молодому охотнику. Тот, не выказав никаких видимых эмоций, спокойно разглядывал огонь в камине.– Кгм… во-первых, мы отправимся туда вместе. Если ты желаешь вести расследование, то будешь делать это под моим началом. Тебя здесь никто не знает, и если ты во что-то вляпаешься, то проблем потом не оберешься. А во-вторых – тебе не стоит более упоминать это слово – ?вампиры?. Они называют так сами себя, мы же, слуги Господа, именуем их нежитью или ?розами Дьявола?.Возможно, священнику и градоправителю просто показалось, но… одно мгновение они будто слышали чей-то каверзный смешок, кого-то четвертого… Впрочем, длилось это всего лишь мгновение.– Разве это имеет значение? Но… как тебе будет угодно… Я бы предпочел отправиться на рассвете, – сжав в кулак левую руку, тихо ответил Ди.– Завтра с утра будет месса. Никак не получится.Ти Гори оживленно покачал головой.– Да, верно. Мессу мы пропустить никак не можем. Зато после неё можно будет проведать жертв. Правда, я не уверен, что то же самое не захочет сделать и епископ, – проговорил Кристос, барабаня пальцами по тонкой фарфоровой стенке чашки.– Да брось. Он тебе не указ. Ты герой войны, прославленный воин Кровавого Креста. Он обломает себе зубы, – уверенно улыбаясь, успокоил всех Фернанд.А вот Франциск уверенным не выглядел. Только задумчивым и странно хмурым.– Ты так думаешь… Ти Гори?***Люди толпились у центрального собора на площади. Такие же живые, как и вчера. Гомон стоял неимоверный, здесь вовсю смаковали вчерашнее происшествие. Слухи ходили самые невероятные, но правды в них было с гулькин нос. Предстоящая месса была в самом разгаре, но только избранные допускались внутрь. Среди таких избранных был и Франциск Кристос. По случаю знаменательной мессы он облачился в мышино-серую рясу до пят, поверх которой красовался парадный нагрудник с изображением на нем алого витиеватого креста. Волосы его были гладко расчесаны и поблескивали сединой в утреннем солнце. С ним рядом шествовал градоправитель Фернанд ти Гори, разодетый в изумрудную парчу. Несмотря на все уверения Кристоса, он все же считал свой облик достаточно скромным для того, чтобы посещать церковь. А за воином креста, ни на шаг не отставая, словно тень следовал молодой, прекрасный, как сегодняшнее утро, юноша. Он был наглухо укутан в черный плащ, но шляпу, к его вящему разочарованию, пришлось все же снять. В эбеновых волосах играл ветер, бесстыдно трогая их обладателя за лицо и безжалостно терзая его черную накидку.Кристос обернулся и на долю секунды встретил взгляд своего мрачного спутника. Неодобрительно вздохнул. Все же снять шляпу было плохой идеей. Но в храме иначе нельзя. Первым под высокий резной свод вошел ти Гори. Сразу за ним – Франциск Кристос. Обмакнув руку в святую воду, Кристос перекрестился и преклонил колено, а потом сразу ввинтился в один из забитых местной знатью деревянных рядов. Шедший следом Ди проделал ровно ту же операцию и встал рядом со своим спутником. Находившейся по левую руку от охотника даме стоило больших усилий сосредоточиться на предстоящем служении, вместо того, чтобы вовсю разглядывать столь откровенную красоту своего соседа.Тихий полумрак, пропитавшийся запахом пыли и благовоний, словно бы давил на всех присутствующих. Высокие потолки, массивные стены и маленькие окна – все это действовало удручающе. В алтарной же части, словно облитой золотом – столько ей доставалось солнечного света, – возвышалось огромное, удивительно тонко сработанное резное распятье. Неожиданно общую тишь и легкий шорох прервал звонкий, чистый голос хора, скрытого от глаз мирян. Пение, столь мелодичное и прекрасное, проникало в душу и привносило легкость и спокойствие, что создавало ощутимый контраст с предшествующей гнетущей атмосферой. Когда ангельские голоса замолкли, перед публикой, словно опытный артист, появился сам епископ. Его преосвященство оказался щуплым, костлявым мужчиной лет шестидесяти. Его светлые одежды искрились золотом, словно в противовес его глазам: серо-голубым, невыразительным, с поволокой. Крупный нос с горбинкой выступал из усеянных старческими складками щек. А губы были тонкими и сухими, как у мумии.Когда же он начал вещать, почти все присутствующие вздрогнули, настолько громким и грубым голосом обладал епископ. Он читал четко, выразительно. Словно не молитву, а поэму перед аудиторией театра. Франциск Кристос стоял неподвижно, как статуя одного из святых, во множестве представленных в различных закутках храма. Заметно было, что он привык к длительному времяпровождению такого рода. Господин градоправитель же наоборот, смотрелся совсем неуместно. Он то ерзал, то клевал носом, то тихо вздыхал. Казалось, еще чуть-чуть – и он не выдержит, сбежит из церкви сломя голову.Ди стоял спокойно, не шевелясь, словно самая настоящая тень. Только темные глаза его изредка искрились интересом. Да, он давно живет на свете, Очень давно. Но никогда прежде ему не приходилось переживать подобный опыт. В мире, где он жил, не было и не могло существовать подобной веры. Силы, мощной настолько, что вампиры бросили все свои способности на искоренение её из умов человечества. И добились своего. Здесь же все развивалось совсем по-другому. Но, тем не менее, законы выживания остались прежними…В одном из особо ярких своих изречений епископ Грегорин окинул проникновенным взглядом слушателей. Он уже давно не вдумывался в смысл речи, которую говорил. Он был словно машина, извергающая из недр своих записанные звуки. Он никогда не запинался, настолько глубоко все изречения впились в его память. Для своих шестидесяти трех епископ обладал феноменальной памятью и расчетливым, холодным разумом, в котором места не было для веры. Да, он никогда не запинался, пока не…Видение, представшее его утомленным дальнозоркостью глазам, оказалось неземным. Глубокий темный взгляд, такой потусторонний, что не мог принадлежать никому из простых смертных, сейчас пронзал Его преосвященство словно раскаленными иглами. Белое, фарфоровое лицо, принадлежавшее, несомненно, мужчине, однако столь совершенное чертами, что вызывало странную, необъяснимую жажду, что стирала любые понятия и предрассудки. Черные, как тьма, локоны, неудержимо спускавшиеся с плеч до талии, что дразнила своим ловким изгибом. Что-то сладкое и, наверняка, греховное затрепетало у Грегорина в груди, воспаляя все у него внутри. Тягучим жаром окатило его тело, и не сразу он заметил, что запнулся…Усилием воли он заставил себя отстраниться от этого неземного виденья и продолжить свою проповедь… Но странный жар так и не покинул его на протяжении всей мессы.