4.1837 год (1/1)

Мама однажды сказала:—?Ты превратился в настоящего лондонца.Это было совсем недавно, этим летом. Но сейчас, когда он снова вдали от дома, ему кажется, что это было очень давно.Джебедайя уверен, что мама просто польстила ему. В зеркале он видит бледного, долговязого, скромно, но чисто одетого юношу. В его внешности нет ни следа лондонского франтизма. Впрочем, он никогда и не стремился быть денди. Он приехал в университетский колледж Лондона, чтобы учиться, а не шататься по модным салонам.В принципе, заглядывая внутрь себя, он понимает, что не совсем искренен. Очень часто, к его огромному сожалению, дает о себе знать возраст. И, сколько бы он ни запирался в комнате, сколько бы ни загораживался от внешнего мира многотомными медицинскими книгами, молодость бродила в нем, молодая кровь говорила в нем. И порой шумный, громкий голос юности заглушал жажду знаний. Пробуждались темные инстинкты, и он закрывал книгу, выходил из комнаты, и часами бродил по сумрачным лондонским улицам. Он отчаянно искал что-то, или кого-то, и злился на себя, потому что никак не мог понять, что именно ему нужно.Как-то, ведомый смутным, мрачным желанием, он свернул к парку Уитстоун, прошел к Линкольнз-Инн. На него тут же обратили внимание, и предложения, одно непристойнее другого, посыпались градом. И он в ужасе сбежал оттуда, каждый раз съеживаясь, когда до его слуха долетала та или иная колкая насмешка.И все-же, его каждый раз тянуло посещать такие места. Чем мрачнее была репутация улицы, по которой он гулял, тем сильнее казалось испытываемое им при этом удовольствие.Однажды его мучения заметил сосед по комнате, Том Уотсон. На все расспросы приятеля Джебедайя ответил таким мрачным взглядом, что Том вдруг съежился и сник. А на следующий день, после занятий в колледже, он привел в комнату двух хорошеньких, скромно одетых девушек. Одна из них показалась Джебедайе чем-то похожей на Кэтрин.Сначала он, очарованный ее мягкими манерами и лучистым взглядом, отнесся к ней так, словно она была его сестрой. И даже когда, разогретый принесенным Томом вином, он держал ее у себя на коленях, то не думал ни о каких вольностях.И только когда Кейт (удивительное, едва ли не мистическое созвучие имен этих, похожих друг на друга девушек, заставило его вздрогнуть и расплескать вино) обняла его за шею и принялась покрывать поцелуями его лицо, он все понял.Первым желанием было вскочить, отшвырнуть от себя проститутку, и хорошенько врезать Уотсону. Но каждый поцелуй Кейт, каждое ее нежное слово, каждая страстная ласка заглушали и юношеский максимализм, и привезенную из дома душевную чистоту, и впитанные с детства религиозно-нравственные установки.Сначала сходство проститутки с Кэтрин мешало ему, но потом он вдруг понял, что-то, что он так страстно искал в злачных местах Лондона, было всего-навсего фантомом, который прикрывал бесстыдную наготу того, чего ему хотелось на самом деле.Злиться на себя, корить себя за то, что, сжимая в объятьях уличную девку, несколько раз назвал ее именем той, которую любил, как сестру, не было сил. Он опрокинул Кейт на кровать, грубо сорвал с нее одежду, и жадно проник в ее естество.***—?Послушай, старик, у тебя деньги есть? —?Спрашивает Том Уотсон.—?Немного,?— машинально отзывается Джебедайя, и продолжает читать учебник по анатомии.—?А вот я на мели,?— сокрушенно говорит Уотсон.Джебедайя ждет, что приятель попросит у него в долг, и невольно сдвигает брови. Том уже несколько раз занимал у него, но вернуть долг так и не соизволил. Более того, иногда он, поддаваясь уговорам легкомысленного Уотсона, ходил вместе с ним в дом терпимости, но, вопреки обещанию приятеля, темное желание, которое при посещении проституток вырывалось наружу, не исчезло, а только немного утихло. Ему не стало легче. Наоборот, ему стало гораздо хуже. Новый опыт не принес ему никакой пользы. Более того, он вдруг понял, что после той памятной ночи утратил что-то очень важное.В частности, именно по этой причине Джебедайя стал реже писать домой. А когда писал, то старался не спрашивать о Кэтрин?— слишком сильно было воспоминание о ночи, проведенной с Кейт. Порой к мыслям о Кэтрин примешивалось что-то порочное и грязное, и он, ужасаясь, запрещал себе думать о ней. Так и пришел к мысли, что лучше ему вообще о ней не вспоминать.Уотсон резко поднимается с кровати, и начинает мерить шагами комнату. Это раздражает Джебедайю, и одновременно он чувствует, что волнение приятеля передается и ему. Перестав сражаться с учебником анатомии, он откладывает его в сторону и вопросительно смотрит на Тома.Уотсон ерошит свои светлые волосы, трет переносицу некогда сломанного носа, и смущенно поглядывает на Джебедайю. Потеряв терпение, тот спрашивает:—?Что?—?Я… —?Том запинается, закусывает губу, оттягивает мочку уха, и, наконец, выдыхает,?— я тут познакомился с одним человеком. Он предлагает неплохую работу, обещает щедро платить. Ему нужны два помощника… Ты как?—?Что за работа? Это не помешает занятиям?—?Нет, что ты! Даже поможет,?— Уотсон как-то подозрительно взволнован, и в его преувеличенно бодром тоне чувствуется фальшь. —?Работать мы будем ночью.—?Ночью? Это что, что-то противозаконное?—?Нет…Том опять умолкает, затем садится рядом с Джебедайей, и, не глядя на него, спрашивает:—?Ты когда-нибудь слышал о докторе Квинте?Джебедайю передергивает. Доктор Квинт был личностью одиозной, личностью полулегендарной. О нем ходило немало странных слухов. Профессора в колледже говорили о нем с презрением, студенты?— с порочным любопытством.Правда была в глазах лондонцев, которые шептались о нем в темных, мрачных подворотнях. Правда была на улицах Лондона, бездомные обитатели которых боялись его больше, чем самого дьявола. Правда была на лондонском кладбище, и молчание разрытых могил было куда страшнее всех произнесенных слов.—?Кто же о нем не слышал? —?Джебедайя старается говорить развязно, но его напускное равнодушие настолько же фальшиво, насколько правдив и естественен связанный с именем доктора Квинта испуг. —?Уотсон, не тяни, выкладывай. При чем тут он?Том косится на него, и опять заходит издалека:—?Помнишь, ты говорил, что хочешь начать практиковаться?—?Ну.—?У тебя будет такая возможность. Если ты согласишься работать на Квинта.Джебедайя задумывается. То, что предлагает Уотсон, противозаконно. С другой стороны, ему уже скучно на лекциях, а погрязшие в консерватизме и схоластике профессора и не заговаривают о практике. Ходят слухи, что студенты старших курсов, ни у кого не спрашивая разрешения, давно практикуются на трупах. Но одно дело слышать об этом, размышлять об этом. Совсем другое?— пробовать самому.Причем, пробовать не как все?— договариваясь с полицейскими, посещая с их дозволения морги. Здесь главное?— зловещая фигура доктора Квинта, за которой стоят оскверненные гробницы, похищенные из моргов и больниц тела. И периодически исчезающие с лондонских улиц бродяги.***Городское кладбище встречает их приглушенным стоном, который особенно жуток в такую темную и угрюмую ночь накануне Самайна.Джебедайя знает, что в этом звуке нет ничего сверхъестественного?— это, скорее всего, какая-нибудь птица. И все-таки, ему не по себе. Когда стон повторяется, все рациональные доводы разбиваются вдребезги о вечный, древний, инстинктивный страх перед темнотой. Джебедайя невольно тянется рукой к груди в поисках распятия. Но его тонкие, нервные пальцы хватают пустоту?— он давно уже не носит нательный крестик, потому что несколько лет назад пламенная в детстве вера в Бога уступила место фанатичному преклонению перед наукой.Рядом с ним идет Уотсон, и Джебедайя чувствует, что товарищ боится?— боится гораздо сильнее, нежели он сам. Мистический ужас Уотсона перед кладбищем дополняется вполне рациональным страхом перед Квинтом. Эта мрачная фигура произвела должное впечатление и на Джебедайю.Худой и прямой, на первый взгляд он казался представительным старым джентльменом. Но стоило только заглянуть ему в глаза, как становилось понятно, что Квинт был соткан из тьмы. В нем не было той скрытой порочности, которая обычно присутствует во многих пожилых мужчинах. Строгий, молчаливый, он был жрецом науки, начисто лишенным страстей. Одновременно от него веяло тайными знаниями. Исходящая от него странная мощь подавляла и побуждала к беспрекословному подчинению.При одном взгляде на него, в сознании всплывали странные образы, не связанные ни с религией, ни с древними языческими обрядами. Невольно приходили на ум мысли о реальности существования настоящего, дохристианского зла?— зла хтонического, рожденного вместе с этим миром.Работать на Квинта значило обчищать кладбища. Доктор пообещал щедрую плату, но гораздо больше Джебедайю волновала мысль о предстоящей практике.—?Знаешь, в детстве я боялся мертвецов,?— шепчет Уотсон. В тусклом свете кладбищенских фонарей бледное лицо товарища кажется голубоватым.Джебедайе невольно вспоминается уже почти совсем забывшийся эпизод из детства, когда он, поддавшись на провокацию Нильса Хагена, пошел на могилу старого индейца. Видя, что Тома буквально трясет от ужаса, он, посмеиваясь, рассказывает ему о том, как он обливался холодным потом, пока шел, как подумывал малодушно удрать домой, как у него чуть не остановилось сердце, когда он, взявшись за могильный крест, вдруг услышал идущий из-под земли стон.—?Но я был сторицей вознагражден,?— с усмешкой говорит он, погружая лопату в землю,?— когда на следующий день увидел до смерти перепуганное лицо Нильса Хагена. Вот это было зрелище!Том смеется:—?Попало тебе?—?Ну да,?— небрежно отвечает Джебедайя.Наконец их лопаты стукаются о крышку гроба.—?Прыгать будешь ты,?— Уотсон опять цепенеет и говорит каким-то неестественным, деревянным голосом.Джебедайя начинает спорить, но вскоре убеждается, что перепуганный почти до невменяемости Уотсон, чего доброго, еще грохнется в могиле в обморок.—?Ладно,?— со вздохом говорит он,?— но в этом случае даже не приближайся к трупу. Практиковаться буду только я.Он легко соскакивает в могилу, и, стараясь заглушить страх перед мертвым телом, которое ему сейчас предстоит увидеть, открывает крышку гроба.Его взгляд падает на лицо недавно умершей молодой девушки. Оно еще красиво, это юное лицо. Но уже совсем скоро начнется естественный процесс, его коснется уродливая печать смерти, и оно станет отталкивающим, омерзительным, ужасным.То же самое произойдет со всеми людьми на свете.Со всеми, кого он знает.И с ним самим тоже.