Глава 1: Заблудшие дети (1/1)

Повторение, повторение и, возможно, еще несколько таких же утомительных повторений, и Веня наконец удовлетворительно похлопает Гришу по плечу (по крайней мере так казалось Грише), закончит на этом их ?уроки? и отпустит бедолагу с миром. Не то чтобы Грише не терпелось уйти, но и оставаться ради трехчасовых заучивании молитв, унижений от Вени, которые сам он называл лекциями, и последующих речей покаяния (причем непременно достаточно убедительных, чтобы Веня был доволен), не хотелось.Веня говорил, что он должен опуститься на землю, обязательно на колени и как можно ниже склонив голову, таким образом выказывая свое смиренное повиновение Его воле.Бывали и такие случаи, когда Гриша засыпал в том же положении: стоя на коленях в темной комнате Вени, сложив руки и устало бормоча. А так как настроение учителя стало еще более непредсказуемым, чем раньше (когда он еще не избегал их случайных прикосновений), то если он ловил его спящим, Южин приподнимался с матраса, осторожно прислушивался, и резко, без предупреждения бил его в бок.Все же Гриша находился от него на расстоянии протянутой руки. Зайцев тут же вздрагивал и падал, испуганно оглядываясь в темноте: его глаза никак не могли привыкнуть к ней, отчего подросток не всегда мог приготовиться к последующим ударам, в отличии от Вени, который всегда видел куда бьет.Но больше всего, даже больше, чем прилечь и отдохнуть, Гриша хотел добиться, нет, даже заслужить, прощение своего учителя. Отношение Вени к нему в корне изменилось, будто весь его мир вздрогнул, и крест, который он носит в душе, перевернулся, а вместе с ним и все остальное, и блуждать в этом перевернутом мире оказалось для Гриши тяжело и чуточку одиноко.Трудно было переворачивать каждую вещь своими, буквально выплаканными мольбами и истощенными (но убедительными) воплями, обратно; и проделывать все самому?— одиноко.Гриша знает, что на него сердятся, почему-то всегда, еще с самого детства, ему удавалось отлично понимать, когда на него злятся. Если исправить ситуацию не получается, он просто ждет когда его простят. Так долго на Гришу еще никто не сердился, но подросток не унывал, не отчаивался в его милости.Эта обида даже чуточку радовала своей природой, ведь его всегда прощали, и в этот раз, как он считал, эта ошибка имеет шанс на исправление, в отличии от одной большой и не проходящей, а если быть точнее, не отрастающей обиды, хоть Гриша и ждет прощения с момента своего рождения. В доме у Южина тихо, но не спокойно, даже шум с улицы слышно как-то глухо, свет едва проникает в комнату сквозь щели заколоченных окон, потому они и сидят в темноте. Веня редко включает свет, только ближе к вечеру, когда читает.?Я тоже любил выключать свет в детстве, думал, что так комната кажется больше и прятаться легче?,?— первое, что сказал Гриша, когда увидел его комнату. Веня на это фыркнул, ответив, что ему не от кого прятаться, а от того, кого он действительно боится, не спрячешься. Гришу тогда это очень впечатлило.Веня, раскинувшийся на матрасе и глядящий не в никуда, а в определенную точку, причем так, будто видит в этой тьме каждую пылинку, каким-то образом завораживал и пугал одновременно. Гриша долго не мог привыкнуть к темноте, она немного смущала, давала ложную надежду, как бы раскидываясь перед ним черным, необъятным полотном, на котором можно изобразить что угодно, даже хмурый, уверенный взгляд учителя, направленный на него из противоположного угла комнаты.В этой темноте Грише во многое хотелось верить, он приходил сюда каждые выходные, как в церковь, а иногда и по будням, после школы. Сейчас же он бывает здесь буквально каждый день.Веня прислушивается к спутанному бормотанию, различает отрывистые всхлипы, и решает, что на сегодня достаточно.—?Всё, Гриш, поднимайся,?— тяжелая рука опустилась на его дрожащие плечи, он даже закашлялся от неожиданности. Руки у Гриши после таких длительных покаяний всегда тряслись, взгляд устало бродил по чужому лицу, да и сам он не выражал особого интереса в происходящем. По началу. Только в самые первые дни. Сейчас же он даже не стесняется поднимать головы, бодро отряхивает колени, поправляет съехавший ворот футболки и вот он снова заглядывает учителю в глаза, с надеждой ожидает похвалы, награды, выражения своего довольства или хотя бы последующих указаний.?Может мне опять на колени упасть???— тревожился подросток, замечая на его лице плохие, опасные для Гриши признаки паршивого настроения. Зайцев видел только освещенные участки комнаты; повезло, что Веня встал напротив окна, однако руки все равно оставались вне зоны его видимости, а значит удар он все же пропустит.Как Гриша того и ожидал, Южин завел руку за спину, укладывая книгу в задний карман, но Зайцев этого не увидел: он зажмурился еще в тот момент, когда учитель шевельнул рукой. Удара не последовало. Гриша сморгнул и улыбнулся, Веня только нахмурился.—?Иди умойся, у тебя глаза опухли,?— пробормотал Южин, затем устало выдохнув,?— не хочу выслушивать от мамы как в прошлый раз.—?А, это я просто не высыпаюсь, то есть, ну, не только потому что не высыпаюсь, но это стало так заметно из-за того, что я плохо сплю,?— тараторил подросток, блуждая по комнате с вытянутыми руками.Веня взглянул на куртку в углу в комнаты, затем на Гришу, оценил расстояние между ними и сколько Зайцеву понадобится времени, чтобы определиться с маршрутом.—?Гриша, я сказал просто иди и умойся,?— раздраженно выдохнул Веня.Недовольный тон учителя обеспокоил подростка, он даже повернулся в его сторону, но там никого не оказалось. В спину прилетела джинсовая куртка.—?Ой, а я ее все ищу. Спасибо.Веня вздохнул особенно тяжело.—?Пошли.Южин направился к двери, случайно врезавшись в плохо ориентирующегося, все еще потирающего в темноте глаза Гришу. Ничего не сказав, он сделал вид, что не почувствовал такое незаметное прикосновение, такого незначительного существа.Гриша незаметно пробрался в ванную, быстро умылся, и вышел в прихожую, навстречу к Вене, довольный тем, что все же удалось избежать лишних вопросов от матери Южина. Но хмурый взгляд учителя даже не дрогнул. Гриша начал серьезно волноваться.—?Спасибо тебе за сегодня,?— Гриша скромно улыбнулся.—?Не меня благодари. Мне твоя благодарность, как и большинству людей?— ни к чему,?— пробормотал он в ответ, отворачиваясь от Зайцева, будто хотел скрыть от него некое действо.Раздался короткий звук, позади Гриши вжикнула застежка молнии, подросток замер, неосознанно складывая руки на груди.—?А.. т-ты тоже идешь? —?хлопал ресницами Гриша, сдерживая каждую кричащую от радости мысль.Веня топтался на месте, оглядывался, что-то искал глазами, должно быть изображая свою чрезвычайную занятость, препятствующую его ответу на вопрос.—?Если ты из-за того, что темно, проводить хочешь, то я и сам дойду: на улице фонари, да и луна, в общем у тебя в комнате просто совсем темно было, а так у меня зрение хорошее.Накинув капюшон, Южин наконец взглянул на горе ученика, и не отводя хмурого, ужасно гордого взгляда, проговорил:—?Знаю, что дойдешь. Мне от тебя нужно кое-что, но говорить об этом здесь,?— он кивнул в сторону коридора,?— не хочу.Страх набросился на повисшего в замешательстве Гришу, оглашая свое неизбежное появление крупной, колотящей дрожью; даже ресницы дрожали перед решительностью учителя.?Я сделал что-то не так? Может он наконец простит меня? Нет, прошел почти месяц, вряд ли ему этого хватит. Тогда что? О чем он не хочет говорить здесь? Неужели о Краснове? Или он снова ненавидит меня???— перешептывались друг с другом мысли, страх отягощал конечности, и Грише по настоящему не хотелось уходить отсюда. В висках стучал ?ритм отчаяния?, все его естество, даже проклятая нога, держали его у порога, вопили об опасности, умоляя остаться. Скользнувшая мысль о дамбе, обрекла его на ужас, проникший и захвативший каждую клетку его тела, в том числе заставив его говорить.—?Веня, ты правда тогда хотел Краснову и меня.. и меня уби..—?Гриша! —?громко, не дав ему закончить, будто обрубив его мысль на плахе, вскрикнул Веня. И Гриша ответил на этот громкий, тяжелый зов, от которого невозможно отвернуться. Ответил смиренно замолчав и даже задержав дыхание, желая приглушить каждый фактор своего существования.—?Мне очень, очень жаль, прости,?— молился Гриша.Учитель только схватил его под локоть и повел на улицу, не отпуская вплоть до подъездной двери. Это прикосновение было умышленно, Веня не пытался его избежать, а сам искал этого прикосновения, сам его схватил, потому что пожелал.Гриша стыдился себя и этого прикосновения, но как счастлив он был, ощущая эту живую, грубую хватку на руке, чувствуя и влюбляясь в каждое мгновение этой боли. Гриша всегда молился о глупых, незначительных вещах, как сейчас, жмурясь и надеясь на будущий след от этого прикосновения, от почти что любящего жеста, нежный синяк, который он окрестит печатью Благословенного.Они вышли на улицу и быстрым шагом направились к первой попавшейся скамейке; скорее спешил Веня, а Гриша еле поспевал за его раздраженным, быстрым темпом.—?Ты не мог подождать пока мы не уйдем? —?выпалил Южин.Гриша виновато опустил голову, нервно дергая торчащие из швов нитки, решив переждать за этим занятием тираду учителя. Хотелось проверить выражение его лица, как-то оценить масштаб его негодования, чтобы быть хоть чуточку готовым, но отчего-то он не смел поднять головы.—?О том, что было тогда на дамбе, о Краснове и.. —?Веня осёкся,?— и об остальном тоже. Ты должен молчать.—?Вень, прости, что я тогда обманул тебя, я просто не думал, что ты серьезно хочешь её.. это самое.. ну, заткнуть ей рот. И я, если честно, до сих пор не верю, что ты бы мог, но, наверное, я ошибаюсь.Южин выглядел немного растерянным. Гриша, впрочем, не мог знать наверняка, он только следил за движением его ног, гадая, когда же он развернется и уйдет.—?Почему? —?поинтересовался Веня.Гриша голову наконец поднял, посмотрел на него и растянулся в смущенной, даже страдательной улыбке, почти засмеявшись:—?Меня же ты хотел убить. Думаю, что тебе правда все равно. До тех пор, пока этот человек грешит, тебе все равно. Выходит, что я тоже стал одним из них.—?Ты жив,?— напомнил ему Веня, с недовольством добавив,?— как и Краснова. Так что больше не упоминай это. Сосредоточься на своем покаянии. Господь и только Его воля?— причина, по которой ты остался жив. Не забывай это.—?Как ты это понял? —?Гриша затаил дыхание, с интересом глядя на учителя снизу вверх.Образ Вени, прямо и жестко отвечающего на поставленный вопрос, никогда не отворачивающегося от тех, кто противостоит ему и его вере, как обычно, с той же стойкостью должен был проявить себя. Но Веня как-то странно дернул головой и ушел от вопроса, ушел от выжидавшего взгляда Гриши, а затем и вовсе отошел от скамейки.Подросток в нерешительности раскачивался на месте, то ли желая вернуться домой, то ли вернуться к прежнему месту около скамейки. Веня был необычно задумчив сегодня, возможно именно этот ?туман в голове? и сдерживал его необузданный гнев.Ответа на вопрос не последовало, вместо этого Веня задал свой.—?Я хотел поговорить с тобой на улице.—?Ах, точно.—?О твоем покаянии.—?С ним что-то не так?—?С тобой.—?А.. что именно не так?—?Всё не так, Гриша, всё не так! —?Веня кинулся к скамейке,?— Ты правда раскаялся? Ты правда сожалеешь?—?Я сожалею! Я бы хотел все исправить, все вернуть, Вень, я не вру! —?Гриша чуть привстал, однако по-прежнему смотрел снизу вверх.—?Гриша, ты снова врешь! Ты бы хотел исправить только свой поступок, чтобы только этого греховного поцелуя не было, но разврат из своего сердца ты не можешь и не хочешь выкинуть!?Это не разврат!??— пронеслось в голове у Зайцева, но он хорошо помнил, что как-то озвучил эту же мысль, помнил он и реакцию Вени. Повторять ту же ошибку, как и терять своего учителя, он не хотел. Острая обида от невозможности быть искренним и понятым, врезалась в горло, Гриша позабыл все слова и оправдания, в глазах помутнело.—?Но я правда каюсь, я прошу Бога исцелить меня, всегда просил..Он зажмурился, пытаясь сдержать подступившие слёзы. С тех пор, как Веня пообещал помочь ему, он плачет чуть ли не каждый день.Искреннее удивление отразилось в лице Южина, он выглядел приятно потрясенным и тронутым. Гриша заметил, как облегченно тот выдохнул, будто всё это время его тяготила искренность своего ученика, а увидев его слезное признание, на душе странно полегчало. Веня всегда становился добрее, после того как доведет Гришу до слез; Зайцев должно быть проследил эту странную связь, потому и сдерживаться приходилось труднее.Веня мягко похлопал его по плечу. Гриша снова задрожал.—?Хорошо, Гриша, я рад, что ты осознаешь свой грех и так же презираешь его. В конце концов, это ведь была Его воля, иначе и быть не могло. —?с той же мягкостью, осторожностью и мнимой ?заботой? в голосе, говорил Веня, вселяя странную надежду в обессиленное сердце Гриши; он даже перестал дрожать и поднялся со скамейки.—?Тогда до завтра,?— неуверенно помахав ему, Гриша направился в сторону автобусной остановки, осторожно волоча ногу.Веня обычно ничего не отвечает, он и не провожает его никогда, просто говорит идти умыться, на этом их прощание и заканчивается. Гриша был рад и тому, что они вышли вместе, хоть он и уверял себя, что Веня выходил по другим причинам, приятная мысль о схожести этой ситуации с ?провожанием? не давала и шанс здравому смыслу.***—?А куда это ты выходил? —?Инга выглянула из кухни, с подозрением наблюдая за сыном.—?Никуда,?— Веня неряшливо бросил кофту на обувной шкаф, вылез из кед и направился в свою комнату.—?А я не поняла, это что за ответ? —?удивленно усмехнулась женщина,?— Если тебе просто хочется мне нагрубить, мог бы постараться в другой раз. Я итак знаю, что ты Гришу провожал.—?Никого я не провожал,?— раздраженно пробормотал Веня.Озабоченно оглядывая изуродованную комнату сына, она в очередной раз подавляет неожиданный приступ беспокойства.—?Гриша сюда каждый день ходит, к тебе, дураку, между прочим, а ты его даже другом отказываешься назвать. Калека, да калека.Веня нарочито шумно выдохнул, пряча лицо в подушку. Очередное повторение, почти слово в слово, у Вени уже страхи: не снится ли ему один и тот же диалог, в перерывах между кошмарами. Хуже повторяющегося сна мог быть только повторяющийся кошмар. У Вени в животе неприятно заурчало от мыслей об очередном эпизоде на дамбе?— каждое движение идентично реальности: в руках нечто тяжелое, под ним копна светлых волос, пугливо сгорбленная фигура. Отличие у этих кошмаров все же имелось: во сне он не слышал Бога, а Гриша замолк, как только тяжесть в руках Вени пропала. Каждое повторение этого кошмара бросает ему в лицо самые пугающие, терзающие сознание мысли.?Я делал всё по Его велению. Это Он пожелал спасти его грешную душу?,?— каждую ночь убеждал себя Веня, молясь о спокойном сне.—?Значит так,?— голос матери вывел его из размышлений,?— чтоб в следующий раз, когда Гриша придёт, я его слез не видела, ты меня понял? И еще прощение у него попросишь!—?Мама, отстань от меня,?— в подушку бормотал Веня,?— я не буду перед ним извиняться. Он всегда плачет.—?Да что ты говоришь? Приходит улыбчивый, радостный, а уходит всегда с опухшими, как две лупы, глазами.—?Мама.—?Ну что, по твоему это нормально? Ты же бедного парня изводишь! Он к тебе так тянется, дружбы ищет, а ты!..—?Мама! —?заорал подросток.—?Что? Ну что?! —?Инга так же перешла на повышенные тона.—?Ты можешь не лезть ко мне и в мои отношения с Гришей? Он сам сюда приходит, сам просится, сам сидит и плачет, так что хватит!Удивительная способность убеждать окружающих в своей абсурдной правоте, в очередной раз сработала. Инга и впрямь притихла, почти поверив, что Гриша приходит сюда поплакать.—?Черт с тобой! —?женщина махнула рукой на сына, и наконец вышла.?Усталость??— этим словом можно описать каждый эпизод ее жизни, рассказать о каждой морщинке на лице и обо всех ее переживаниях. Женщина устало вздыхает при виде сына и всего, что напоминает ей о нём. Порой она желает окружить его абсолютной заботой, навязать ему своё непреклонное доверие, силой заставить поверить в его значимость для нее, напоминать о его незаменимости в ее жизни. Но Веня смотрит раздраженно, отмахивается от нее, отдаляется, причем настолько, что ей кажется невозможным дотянуться до него: Веня будто заползает в самые темные, дальние уголки, до которых ей никогда не добраться. Инга все ещё считает, что и комнату он изуродовал для этой цели. Ничего не оставил, что могло бы ему о матери напомнить. За этой дверью, хоть и не стальной, Веня кажется ей непостижимо далёким.Южин лежал в абсолютно пустой комнате, уверял себя, что ничто не повлияет на его спутанные мысли, ничто не отвлечет. Он все называл себя таким же ?уставшим? человеком, на плечи которого легла ответственность за потерянную душу.—?Если бы не Господь, я бы не дрогнул,?— потирая глаза, бормотал подросток,?— Он сам приходит, сам плачет, я только исполняю Его волю.Веня вздрогнул от нахлынувших воспоминаний. Ссадины на руках давно зажили, но Веня не решается на них посмотреть.?Если бы не Господь, я бы не дрогнул, я просто исполнял Его волю?,?— словно убаюкивая себя, в мыслях повторял Веня.