4. Background (1/1)

— Так разговаривать с леди – верх невежливости. Себастьян появился из-за ствола дерева и зашагал рядом с Сиэлем. — А что предлагаешь делать? – огрызнулся тот. – Подарить ей цветы и пригласить на свидание? Эта Лиззи – не моя невеста, хотя и очень похожа на нее. — Она – праправнучатая племянница вашей невесты, господин. — Я знаю. Поэтому и постараюсь держаться от нее подальше... Кстати, зачем ты здесь? Разве ты не должен быть на работе? — У меня обеденный перерыв. Я заскочил вас проведать и передать вам это, — он извлек из кармана небольшой предмет и протянул Сиэлю. — Мобильный телефон? Он мне не нужен. Тебя я могу призвать и так. — Возьмите, господин. В телефонной книге пока только пять номеров: мой и телефоны семейства МакКен. Но туда можно добавить всех своих друзей и знакомых. — Но у меня нет друзей и знакомых! — Вот то-то и оно, — Себастьян вложил черный телефон в ладонь Сиэля. – В современном мире приличному юноше нельзя быть без мобильного телефона. Позвольте откланяться. Меня ждут мои кошечки в приюте. Прежде чем Сиэль смог вымолвить хоть слово, Себастьян исчез. Мальчик подозрительно уставился на телефон – заставкой на экране был симпатичный и совсем не страшный рогатый чертик – потом вздохнул и спрятал его в карман сумки. — Вот папа, а вот мама. Здесь они вместе, это экспедиция в Нгоронгоро. А это папа и сурикаты. Правда, они милые?.. А эта фотография одна из лучших, она была на обложке ?National Geographic?. У меня есть почти все журналы, где печатали папины фотографии. Эстер смотрела, кивала головой и поддакивала. Странное зрелище представляла собой спальня Элизабет в доме ее деда. Комната с высоким потолком и стрельчатыми окнами, заставленная викторианской мебелью, у стены кровать под балдахином – а на кровати покрывало, сшитое из кусочков разноцветной материи (?мама сшила для меня? — сказала Лиззи), куча мягких игрушек (мишки Тедди, розовые зайцы и белые котята). Красный ноутбук на письменном столе, небрежно разбросанные тетради и учебники. Девочки сидели на полу посреди ковра. Лиззи вынимала из картонных коробок фотографии, журналы и газетные вырезки и раскладывала их веером вокруг себя и Эстер. Элизабет полагала, что раз уж демоница пообещала ей найти отца, то нужно ознакомить ее с обьектом поиска. Эстер сидела и втайне восхищалась храбростью Лиззи: знать, что после исполнения желания тебя ждет неминуемая гибель и все равно помогать его исполнить! Вот это целеустремленность! Между тем Элизабет вовсе этого не осознавала. Она призвала Эстер из библиотеки и начала рассказывать о родителях лишь затем, чтобы отвлечься от события, произошедшего с ней в пятницу на школьном дворе, когда ее робкая и совсем не навязчивая попытка познакомиться поближе с треском провалилась. Эстер узнала, что отец Лиззи, оказывается, был довольно занятной личностью. Ничто не тяготило его больше, чем доставшийся ему по праву рождения титул маркиза и положение в обществе. Впрочем, Эмери Миддлфорд довольно легко и непринужденно смог от всего избавиться – правда, вместе с тем от него уплыло наследство, но он никогда особенно не переживал по этому поводу. Его отец имел неприятную привычку шантажировать родственников, то и дело вычеркивая их из списка наследников и снова вписывая в завещание в зависимости от их поведения и собственного настроения. Все старались угодить старику и плясали под его дудку, но только не Эмери. В семнадцать лет, к ужасу отца, он бросил школу, решив стать фотографом. Ему посчастливилось найти работу в каком-то журнале, и он уехал, практически сбежал из дома. Через несколько месяцев ему стукнуло восемнадцать, и у отца уже не было возможности насильно вернуть его домой. Юджин ошибся, посчитав, что столкнувшись с жизненными трудностями и разочаровавшись, его сын вернется сам. Талант и упорство Эмери сослужили ему неплохую службу: через пару лет он был уже достаточно известным фотографом, специализирующимся на снимках животных и дикой природы. В конце-концов, Юджин Миддлфорд смирился с профессией сына, или сделал вид, что смирился. Он уговорил Эмери вернуться в Англию, заново ввел его в высшее общество и подыскал невесту. Это была воспитанная, образованная девушка с кристально чистой репутацией, из семьи потомственных аристократов. Юджин не прочь был с ними породниться. Девушка понравилась Эмери, да и на нее молодой лорд произвел приятное впечатление. Они стали встречаться. Юджин настоял, чтобы молодые поскорее обьявили о помолвке. Их семьи уже начали готовиться к свадьбе, когда Эмери по делам отправился в Лондон и там встретил Адриану Стевич. — А это моя мама, — сказала Лиззи, показав Эстер фотографию голубоглазой шатенки. – Правда, она красивая? Он познакомился с ней в кафе. Официантка принесла ему сок и спросила: ?Еще чего-нибудь желаете, сэр??. ?Желаю?, — ответил Эмери и назначил ей свидание. Адриана была сербской студенткой, приехавшей в Великобританию на заработки во время каникул. Помимо ее красоты, Эмери покорили три вещи: ее кулинарные способности, ее страсть к рукоделию (она прекрасно шила и вязала) и ее чувство юмора. Кроме того, оказалось, что ее профессия – зоолог. Она собиралась связать свою жизнь с природой. Эмери понял, что это судьба. Через две недели он расторг помолвку, окончательно поссорился с отцом и сестрой, чуть не был избит братом бывшей невесты и уехал из Англии. Еще пару лет он колесил по миру, работал; Адриана же тем временем окончила университет. После экзаменов Эмери сделал ей предложение. Они поженились в Сербии, но вскоре переехали в Лондон, где через год и родилась Лиззи. Эмери сообщил отцу, но Юджин отказался смотреть на ребенка. Элизабет впервые увидела деда, когда ей исполнилось семь лет. Они встретились на похоронах: Адриана погибла в автокатастрофе. К тому времени Юджин Миддлфорд уже знал, что старшая дочь не родит ему внуков, а Эмери неожиданно оказался вдовцом. У старика возникла надежда, что его основательно повзрослевший сын, оправившись от горя, наконец возьмется за ум. Юджин снова пошел на мировую, предложив помощь и поддержку. Если бы Эмери согласился жить с семьей, глядишь, через годик-другой его удалось бы женить на настоящей английской леди – Юджин не терял надежды получить внука мужского пола и благородных кровей. Но Эмери опять заартачился. Пережив потерю жены, он посвятил себя работе и воспитанию дочери. Снова и снова он отправлялся в путь, в самые дальние уголки планеты, за снимками редких (или опасных) зверей. На каникулы и выходные Эмери забирал Элизабет из школы-интерната, отец и дочь проводили время вдвоем. За все эти годы на горизонте ни разу не замаячил силуэт другой женщины. Если у отца и были романы, то настолько несерьезные, что Лиззи и не догадывалась о них. Отец принадлежал ей и только ей. Он неизменно возвращался. Лиззи была уверена, что так будет всегда. Год назад, когда Эмери отправился в джунгли Амазонки снимать карликовых игрунок, ничто не предвещало беды. Но он пропал, неожиданно и бесследно исчез вместе с помощником и гидом. Лиззи помнила, что несколько дней не могла дозвониться до отца, а потом ей сообщили, что никто не может.Боль утраты была сильнее, чем после гибели матери. Отец не умер, он пропал, все поисковые группы вернулись ни с чем. У Лиззи даже спустя месяцы оставалась надежда на его возвращение, но время шло, и надежда таяла. — Вдруг он все-таки жив? Спасатели не нашли их тел. Эстер подумала о необьятных лесах Мату-Гросу и покачала головой. — И тела не так-то просто найти. Джунгли способны поглотить все что угодно. — Но ты – можешь? Ты сможешь его найти? Или узнать, что с ним случилось? — Да. Но даже мне будет трудно. — Постарайся! Я ведь тебе за это обещала собственную душу... — Но что, если я найду доказательства его смерти? Если его нет в живых, как ты надеешься? — Тогда я перестану надеяться, — просто ответила Лиззи. – Хочу, чтобы папу похоронили рядом с мамой. А потом... – ее голос дрогнул, но она продолжала. – А потом и меня. Рядом с ними. Эстер восхищенно глядела на нее. К сожалению, воображение Лиззи тут же разыгралось, и она представила, что ее хоронят: красивый гроб, полный белых лилий, рыдающая толпа... В толпе почему-то был ее одноклассник Сиэль Фантомхайв, и он горевал больше всех. Лиззи стало так невыносимо жаль себя, что она стала шмыгать носом и в конце-концов разревелась.