Глава 39. Конус Шанхэ 19. Глава отдела очень благородный человек, интересно, кому же посчастливится занять его сердце. (1/1)

Сев на землю, Рассекатель душ некоторое время молчал, затем, восстановив обычную невозмутимость, продолжил:- Конус Шанхэ находился здесь многие века, по словам девушки, Сан Цзань стесал имена на алтаре, предполагалось, что удерживаемые внутри духи должны были освободиться, однако, слушая историю я никак и не ожидал… Души мертвых не могут проливать слезы, миллионы безвинно погибших воют и кричат, рискуя рассеяться… Не только нам с Вами сложно было выдержать это, даже 100 000 заснеженных гор вокруг рискуют быть уничтожены.Заложив руки за спину, Чжао Юньлань молча стоял позади него.Рассекатель душ вздохнул:- Происходящее сейчас слишком неожиданно.Чжао Юньлань не успел ответить ему - его зеркало Сути вдруг вспыхнуло, и выскочившая из него белая тень без сомнений и колебаний стремительно направилась в сторону Конуса Шанхэ.Однако девушка-призрак едва успела отбежать на метр от них, ее тело все еще не полностью покинуло циферблат часов, как в руках Чжао Юньланя вдруг ?возникли? прозрачные паутинки, намертво связавшие Ван Чжэн и удерживающие ее на месте.Оцепенев от неожиданности, девушка склонила голову, встретившись взглядом с мужчиной перед собой. Глаза Ван Чжэн были полны слез, однако прилепленный к ее лбу талисман не давал им пролиться, смотревший на нее Чжао Юньлань был хмур и, казалось, совершенно не был тронут ее видом.- Ты уже один раз сбежала из-под моего носа, если позволю еще раз улизнуть - отрублю себе голову и дам поиграть, - холодно произнес он.Все еще не произнеся ни слова, Ван Чжэн попыталась пройти немного вперед, однако тонкие, как паутинка, нити крепко удерживали ее.Уголок глаза Чжао Юньланя нервно дернулся, он сурово уставился на девушку-призрака, и та инстинктивно отвела взгляд, боязливо опустив голову. Наконец Рассекатель душ, легонько потянув Чжао Юньланя за руку, спокойным тоном произнес:- Глава отдела, не стоит гневаться, позвольте ей объясниться.Чжао Юньлань перевел взгляд на него - подчиненных-то он мог ругать по всякому, однако ронять достоинство перед Рассекателем душ было бы неправильным, поэтому он насколько возможно сдержанно спросил Ван Чжэн:- Ты что, действительно полагаешь, что можешь умиротворить десятки тысяч негодующих и стенающих призраков, пожертвовав собой, а? Я вот не понимаю, ты реально веришь в то, что ?искренность может расколоть камни и железо?, или же просто хочешь стать жертвенной овцой?!Хотя начал он свою речь довольно спокойным тоном, по мере расспросов он все больше и больше распалялся, а на последней фразе уже в голос кричал на девушку:- Ты на самом деле такая наивная?!Тонкий красный шрам на шее Ван Чжэн все сильнее бросался в глаза, прилепленный на лоб талисман колыхался вслед за мелкой дрожью призрака - она выглядела словно ущербная малышка-зомби из третьесортного фильма ужасов, довольно комично, однако никто не думал смеяться.Прорычав последнее предложение, Чжао Юньлань, наконец, выплеснув гнев, немного успокоился и, смягчившись, мотнул головой, указывая подбородком рядом с собой:- Ты тоже садись давай.Едва он закончил говорить, как опутывающие девушку нити, собравшись, образовали парящий в воздухе серебристо-белый стул, достаточный для размещения одного человека.Скорее всего, из-за трудностей, что ей пришлось пережить до момента смерти, Ван Чжэн совершенно не обладала присущим северный народам жизнестойкостью и пылкостью, напротив, она всегда выглядела меланхолично, молчаливо, словно была полна несовременной замкнутости.Иссиня-черные волосы девушки, свешивающиеся по обеим сторонам лица, медленно колыхались в воздухе.После нескольких попыток Чжао Юньлань, совершенно успокоившись, неторопливо произнес:- Внимательно выслушав, даже сторонний человек может понять, какие у некоторых вещей причины и следствия, знаешь, почему?Ван Чжэн молча подняла глаза на него.Чжао Юньлань вздохнул:- Потому что они произойдут в любом случае, такова судьба, и ее собственными силами все равно не преодолеть.Ван Чжэн тихонько спросила:- Ты понял?- Просто я знаю таких людей, как Сан Цзань, - произнес Чжао Юньлань. - Несколько сотен поколений люди оставались рабами, с самого рождения и до смерти вынужденные пахать как кони, и никто не смел сопротивляться. Он первый, кто осмелился это сделать, и потому у него в душе обязательно должно было возникнуть огромное, непереносимое чувство несогласия. Такой пылкий и выдающийся мужчина, если понадобится, он с готовностью пожертвовал бы собственной жизнью, однако ни в коем случае нельзя оскорблять его достоинство. Деньги, положение, лидерство, все это совершенно абстрактно, для мужчины самым основным достоинством является спокойствие и благополучие его жены и детей, людей, дорогих его сердцу, разве не так?Дослушав его, Рассекатель душ, не сдержавшись, тихо спросил:- Глава отдела также придерживается этих взглядов?- Судьба, это такая штука, которую невозможно навязать, - Чжао Юньлань не понимал, отчего Рассекатель душ вдруг заговорил о таких пустяках, поэтому ответил то, что первым пришло на язык. - Однако если кто-то по собственной воле следует за мной, будет внимательным и заботливым ко мне, а я не смогу защитить желания и сердце этого человека, то как это можно назвать? Разве могу я после такого называться человеком?Положив руки на колени, Рассекатель душ, не в силах сдержать свои чувства, с силой сжал скрытые в длинных рукавах ладони в кулак, затем, спустя довольно длительное время тихо произнес:- Глава отдела очень благородный человек, интересно, кому же посчастливится занять его сердце.- Э? - услышав внезапную похвалу, Чжао Юньлань слегка растерялся, и уж совсем странным было слышать такие слова от Рассекателя душ, поэтому он, рассмеявшись, произнес:- Ох, Ваша Светлость, не надо так, я от Ваших слов аж мурашками покрылся!Рассекатель душ едва слышно рассмеялся, однако, не став поддерживать тему разговора, произнес:- Ради своего народа Сан Цзань совершил столь огромное преступление, он пошел на отчаянный риск, желая всем равноправных и обеспеченных условий жизни, и осуществив эту, казалось, совершенно недосягаемую мечту, он совершенно не ожидал тех событий, что произошли позднее.Чжао Юньлань поддакнул:- Как по мне, если моя любимая умерла бы от созданных мною лично правил, этих людей я бы точно возненавидел больше, чем старого лидера.- Не только это, - Рассекатель душ, подняв голову, посмотрел сквозь созданный им туманный барьер на возвышающийся словно непоколебимая гора Конус Шанхэ, затем спокойно произнес: - Даже изрубив их на мельчайшие кусочки, невозможно было бы утолить жажду ненависти.Тон его голоса был насквозь пропитан холодом, почувствовав это, Ван Чжэн, не сдержавшись, съежилась и прижалась к Чжао Юньланю.Тот спросил:- Сан Цзань видел, как тебя казнили?- Его держали под домашним арестом, - покачала головой Ван Чжэн. - Отец той девушки сказал, что я сбила его с толку, и что это все ради его же блага.Немного помолчав, Чжао Юньлань вновь спросил:- Это Сан Цзань спрятал твои останки?Ван Чжэн кивнула.Чжао Юньлань продолжил:- Значит, говоря, что хочешь вернуться, чтобы найти свои кости и захоронить их в земле, ты мне врала?Ван Чжэн опустила голову и только спустя несколько минут все же кивнула.Посмотрев на нее исподлобья, Чжао Юньлань наконец отвел взгляд и слегка грубовато произнес:- В следующий раз не вздумай.Заметив, что отношение Чжао Юньланя заметно смягчилось, Рассекатель душ решил продолжить разговор:- Значит, это Сан Цзань опустил твое тело в воду?Вздохнув, Ван Чжэн попыталась немного успокоиться:- Да, в нашем народе верили, что горы представляют собой ?заключение и трепет?, однако реки - тысячи миль света и бескрайней свободы. Исстари, если рабы умирали или были казнены, их головы рубили и закапывали на вершине горы, если же умирал кто-либо из знати или всеми уважаемый человек, после смерти тела спускали на воду, проводя ?водное погребение?. Поздней ночью Сан Цзань выкопал мою голову, затем также тайком выкрал мое подготовленное к сжиганию тело, после этого отрезал голову погибшей в результате несчастного случая девушки и, поменяв тела местами, пришил мою голову к телу. После этого он засунул мое тело в мешок, подготовленный для погребения девушки, и всю ночь плакал, держа его на руках, а утром смотрел, как люди спускали меня на воду…Рассказывая, девушка слегка приподняла голову и легонько погладила пальцами выполненный красными нитями шов на горле, тонкие стежки, в обычное время внушавшие страх и ужас, сейчас вызывали лишь безграничную скорбь и сочувствие.Что он чувствовал, когда дочиста отмывал ее лицо, когда его пальцы касались бледного, безжизненного лица, когда он сшивал ее голову и тело?И ведь он, пожалуй, даже не успел признаться ей в том, что было скрыто глубоко у него в душе.Течение времени необоснованно безжалостно - стоит лишь немного замешкаться, как все может измениться в одно мгновение, оставив лишь разбитое сердце и невозможность повернуть все назад.Сидевшие бок о бок мужчины рядом с ней молчали, и непонятно было, что именно пришло им в голову.- Вода унесла мои останки, но я не ушла, - продолжила Ван Чжэн. - Я осталась и смотрела, как он превращается в совершенно другого человека. Первоначально голосованием руководили три человека: Сан Цзань, затем тот, что стоял за моей казнью и еще один всеми уважаемый старейшина, который поднимал важные вопросы, и все остальные голосовали поднятием рук. Позднее Сан Цзань взял в жены внучку старейшины и, объединившись, они вытеснили с руководящей позиции человека, подстроившего мою казнь. После этого они подстроили ему западню, ложно обвинив, и два года спустя люди голосовали уже за его смертную казнь.Вытащив сигарету, Чжао Юньлань сунул ее под нос, принюхиваясь.- Через год старейшина также умер. Остальные думали, что это произошло от старости, однако я видела все собственными глазами - это Сан Цзань напоил его ядом.Бровь Ван Чжэн дернулась, словно она до сих пор не могла поверить в случившееся: яд - это оружие трусов, как мог подпирающий небо головой и стоящий на земле (п.п. великий и могучий) мужчина измениться настолько, что мог прибегнуть к подлости отравления?Он словно использовал все возможные подлые методы для того, чтобы даже духи не знали и демоны не почуяли, как он сводил в могилу людей, даже если при этом он и покрывал себя позором.- Следующей была его жена и едва вставший на ножки сын… его плоть и кровь, - Ван Чжэн призрачными пальцами вцепилась в такое же призрачное платье. - Он убивал, а за день до погребения он тайком отрезал головы, закапывал их на вершине горы, затем клал камень внутрь мешка, чтобы тела погружались на дно реки, а не уносились течением. К тому времени никто в клане не мог ему противостоять, его авторитет достиг своего пика, он несколько лет осознанно давал людям думать, что они сами по собственной воле принимают решения голосованием, на самом же деле они лишь одобряли то, что было нужно именно ему, постепенно он стал новым лидером.Лидером, обладавшим огромными полномочиями, однако думавшим лишь о том, как уничтожить клан.Возникшие позднее распри подавлялись им, однако тайно именно Сан Цзань обострял противоречия...Некогда храбрый и искренний парень самостоятельно научился искусству интриг, проплакавший всю ночь напролет над телом любимой в руках парень стал хладнокровным и жестоким мужчиной… Как те пляшущие и поющие люди, что мечтали только о свободе, все подняли свои руки и отрубили голову невинной девушке и даже желали, чтобы ее душа была навеки порабощена в бесконечной темноте.- На пятнадцатый год после моей смерти клан Ханьга вновь оказался на грани гражданской войны, люди, поколениями находившиеся в рабстве, разделились на две стороны и направили оружие друг против друга, и эта битва была намного более жестокой, чем прежде. Всего за сутки мертвые тела заполонили долину, и окровавленные дети рыдали рядом с трупами близких, а стервятники, привлеченные запахом мертвых, кружили над ними в вышине, не осмеливаясь спуститься ниже… Потому что Сан Цзань, управляя оставшимися в живых, подвел их к жертвеннику и поджег разлитый заранее керосин, затем, стоя посреди бушующего пламени, он перевернул спрятанную внизу Конуса Шанхэ табличку.Ван Чжэн едва слышным голосом продолжила:- Кусок камня, однажды стесанный, представлявший собой бесконечное рабство - на нем были вырезаны имена их всех. Горевший без перерыва пожар словно погребальный огонь сжег всю долину, и лишь святыня, как равнодушный позорный столб, продолжала стоять прямо, вечно…Десятки тысяч призраков, их плачу имеется основание.