Часть 30 (1/1)

Томас ощутил, как ручки сумки, которую он держал всё это время, медленно поползли вниз по его вспотевшим пальцам. Выскочив из них уже у самой земли, сумка тихо бухнулась на землю.Девочка обернулась к Томасу, чтобы поприветствовать его:—?Buon pomeriggio, signore*,?— вежливо произнесла она, после чего сразу же вернула всё своё внимание к О’Брайену. В эти минуты для неё явно не существовало больше никого и ничего в этом мире, кроме объявившегося домой отца.—?Привет,?— не своим голосом ответил Томас, не сводя с О’Брайена взгляд. Сангстер едва ли мог представить, как со стороны сейчас смотрелось его ошарашенное лицо, но под напором его взора Дилан явственно побледнел.Мысли петляли, происходящее не укладывалось в его голове. Томас пытался отыскать в памяти моменты из прошлого, которые могли бы указать на подобный итог их путешествия в Италию, но не находил. Дилан скрывал свою дочь долго, старательно и осознанно. От него, Томаса, скрывал. Но Сангстер не ощущал обиду за очередное замалчивание правды, ведь Дилан молчал не потому, что не доверял, а потому что боялся ответной реакции, боялся, что Томас не захочет принять факт существования у него ребёнка?— это крупными буквами печаталось у О’Брайена на лице. Вместо обиды Томас ощущал лишь полнейшую растерянность: он не знал, что делать, не знал, что говорить и как реагировать. Он искренне не хотел, чтобы Дилан чувствовал себя виноватым, не хотел, чтобы тот искал ответы в напряженном выражении его лица и нависшем молчании, но выдавить из себя хоть что-то парень не мог, горло точно смотало колючей проволокой. И чем дольше он молчал, тем унылее и обреченней становился О’Брайен.Их драматичную сцену, достойную театральной пьесы, прервала мать О’Брайена. Всё вышло так, как и предсказывал Дилан по дороге: увидав сына, женщина разразилась оглушительной тирадой. Преодолевая путь от крыльца до нагрянувших гостей, она ругалась на итальянском, при этом активно жестикулируя. Томас не понимал её, но судя по интонации, она знатно отчитывала сына, не скупясь на крепкое словцо. Дилан выслушивал её, терпеливо ожидая, что накал страстей спадёт. Вскоре тот и правда спал, после чего мать крепко обняла его.Немного погодя, она отстранилась и, незаметно смахнув выступившие на глазах слёзы, повернулась к Сангстеру.—?Мам, это Томас,?— представил его О’Брайен,?— мой… близкий друг.—?Добро пожаловать, синьор Томас,?— приветливо произнесла женщина на ломаном английском. Её испепеляющий взгляд в сторону сына сменился на искреннюю доброту в глазах по отношению к Сангстеру. —?Проходите, пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Мы очень рады гостям.Вспомнив про сумку, Томас поднял её с земли и на ватных ногах побрёл за женщиной. Перед его мысленным взором возникло воспоминание, в котором О’Брайен звонил домой с яхты, в свой день рождения. Томас вспомнил тот самый тон его голоса: особенно мягкий, слегка виноватый. Тогда Сангстер не задумался об этом, сначала его слишком сильно мучила морская болезнь, потом предвкушение предстоящей ночи. Он упустил столько деталей, проигнорировал их, возможно, понадеявшись на открытость Дилана по отношению к нему. Он оказался недостаточно чутким в тот день, и теперь был вынужден принять встречу с Марселлой с широко распахнутыми от шока глазами и проглоченным языком.О’Брайен?— отец. Не только глава мафиозного синдиката Нью-Йорка, но и просто отец маленькой девочки, которая теперь шла с ним за руку домой, с обожанием смотря снизу вверх. Свыкнуться с этой мыслью было непросто.Марселла была очень похожа на него: глаза, нос?— всё точь-в-точь. Вот только улыбка другая, мамина, должно быть. Дилан говорил с дочерью спокойно, вкрадчиво и внимательно слушал всё, что говорила ему она. Это разбивало жесткую корку шока, и Томас непроизвольно возвращался в реальность. Они оказались в небольшом, но уютном доме. Мать О’Брайена принялась суетливо накрывать на стол.—?Я могу помочь,?— вызвался Томас. Вежливость оказалась сильнее поглотившей его растерянности.—?Перестаньте, Томас,?— мягко остановила его миссис О’Брайен. —?Вы в гостях, отдыхайте.Она усадила его за стол возле окна и помогать запретила.Помогать с готовкой отправился Дилан. Томас искоса поглядывал в сторону кухни. Там царило напряженное безмолвие, тишину разбавляло лишь мерное побрякивание посуды. Над головами О’Брайена и его матери сверкали невидимые молнии. Сангстер не мог принять ничью сторону сейчас?— понимал, что просто не имеет на это право.Марселла всё это время оживлённо вертелась возле отца, но в какой-то момент она подбежала к столу, где сидел Томас, и, упершись об него ладонями, поведала о чём-то, затаённо хихикнув.Сангстер оторопело приоткрыл рот, не зная, что ответить. Она не говорила по-английски, а он не знал итальянского. Это заставляло испытывать какую-то комичную беспомощность.—?Она сообщила, что пойдёт в школу этой осенью, и ей уже не терпится туда отправиться,?— перевела ему миссис О’Брайен.—?Я хочу, чтобы Марси училась в Риме,?— произнёс Дилан и, видимо, сразу же пожалел об этом. Его слова сработали, как красная тряпка на быка.—?Ты хочешь? —?негодующе воскликнула мать. От возмущения она зашвырнула ложку в раковину с такой силой, точно собиралась запустить её в сына, но вовремя сменила траекторию броска. —?Какие ещё пожелания будут?—?Мам, не реагируй так,?— примирительно выговорил Дилан.—?А как ещё я должна реагировать, если девочка при живом отце сиротой растёт?Мать говорила с ним на английском, вероятно для того, чтобы Марселла не смогла разобрать её слов. Зато Томас слышал и понимал её прекрасно.—?Я делаю всё, чтобы она не нуждалась ни в чём,?— процедил О’Брайен сквозь зубы.—?Ей ты нужен, а не твои деньги.Дилан помолчал, а затем ответил ей откровенно виновато:—?Знаю. Прости.Девочка не понимала их, но желая защитить отца от нападок, она подбежала к нему, прижалась и осуждающе взглянула на свою бабушку.На этом их словесная перепалка закончилась. Его мать больше не бунтовала на эту тему, лишь изредка кидая на О’Брайена красноречивый взгляд.Приезд Дилана оказался событием. К вечеру в их доме собралось много гостей, словно они праздновали Рождество. Было ли это частью итальянского менталитета или правилом этой семьи, Томас не знал, но ему определённо нравились подобные традиции. Рано потеряв родителей, он часто ощущал одиночество из-за этого, и картина с большой шумной компанией из родственников вызывала тёплые чувства.Беспомощную улыбку в который раз вызывало то, что Томас не понимал ни слова из того, что все они говорили. Более того, было почти невозможно разобрать, кто здесь кому приходился. Сангстер запомнил лишь то, что кузину Дилана звали Джина, кузена?— Бати, а дядю, который время от времени выдавал похабные анекдоты, синьор Сарто.По легенде, Дилан был крупным бизнесменом и уважаемым человеком в Америке. И дядя, судя по захлебывающемуся от восхищения тону, не переставал хвалить его: парень выбился в люди, кормит семью, не забывает родных. Мама О’Брайена лишь натянуто улыбалась на его слова. Знала ли она, чем Дилан занимается на самом деле и чем рискует? Томас почему-то был уверен, что знала, догадывалась, как минимум. Оставшаяся после ранения в ногу хромота скрывалась очень плохо, да и материнское сердце не проведёшь.Томасу показалось, что сам он приглянулся Джине этим вечером?— девушка часто на него поглядывала и улыбалась. После второго бокала вина она и вовсе решила пойти в осторожное наступление. В качестве переводчика вынужден был выступить О’Брайен.—?Она спрашивает, не ирландец ли ты,?— перевёл ему Дилан, принуждённо улыбнувшись кузине.—?У меня британские корни,?— чуть растерянно ответил Сангстер.Джина спросила у Томаса о чём-то ещё, но Дилан не стал переводить Сангстеру её вопрос и ответил сам. Девушка разочарованно пожала плечами и потянулась к тарелке с лазаньей. Чуть сбитый с толку языковым барьером Томас вопросительно взглянул на О’Брайена.—?Я ответил ей, что ты уже в отношениях,?— со вздохом отозвался Дилан и, чуть погодя, добавил. —?Или что-то успело измениться?Томас не мог поверить в то, что О’Брайен всерьёз думал, будто он собирается порвать с ним. Но по тону голоса Дилана стало более чем ясно?— именно эта мысль его сейчас мучила.—?Не успело,?— с нажимом ответил Сангстер. —?Дил, — шепотом добавил он и улыбнулся как можно более мягко. —?Всё хорошо. Правда.Его слова утонули в громком смехе гостей от какой-то шутки дядюшки. Но Дилан услышал парня и ничего не ответил. Томасу только и оставалось, что ждать момента, когда им удастся поговорить наедине. Он уже знал, что скажет, и от этого становилось хоть сколько-то легче.Самым счастливым и не обремененным ничем, кроме этого своего счастья, человеком здесь была, конечно же, Марселла. Она забралась к отцу на колени и после долгих уговоров родственников что-то умилительно спела. Она не отходила от него ни на секунду, и О’Брайен справедливо отдавал почти всё своё внимание ей. К концу вечера Марси задремала у него на коленях, и ему пришлось отнести её в комнату на руках.Когда гости разошлись, в доме стало непривычно тихо. На этот раз Томас преуспел в том, чтобы навязать матери Дилана свою помощь с уборкой и посудой, пока сам О’Брайен укладывал Марселлу спать на втором этаже. Миссис О’Брайен была приветлива с Томасом, расспрашивала его о жизни и работе, благодарила за помощь. И ещё извинилась за свои нападки на сына почему-то. Томас конфузливо отвечал, что всё понимает. Хотя, он вряд ли мог понять её, он свои-то ощущения от ситуации ещё не смог осознать до конца.Уложив Марси спать, Дилан спустился на кухню и безмолвным кивком головы призвал Томаса следовать за ним. Парень покорно последовал за О’Брайеном за улицу. Было понятно, что тот очень хочет поговорить, но начать разговор у него долго не получалось.Они брели по пустеющей и погружающейся в сумеречную темноту улице, когда Дилан решил, наконец, открыть рот.—?Я пойму, если ты захочешь уехать прямо сейчас и больше не иметь со мной никаких отношений,?— на выдохе выдал он.Томас предполагал, что разговор начнётся примерно так. К этому всё шло весь сегодняшний день. Да и несколько предыдущих дней тоже.—?Почему ты не рассказал мне ничего? —?спросил Томас как можно более невзыскательно.—?Не знаю,?— сдавленно ответил Дилан. —?Наверно, боялся того, как ты отреагируешь.—?Ты думал, что меня напугает наличие у тебя ребёнка? —?досадливо хмыкнул Сангстер. —?Не стану врать, я действительно растерялся сперва, пережил некоторый шок. Но это вовсе не значит, что я предпочту уйти.—?Не только этого. Я боялся показаться трусом и подлецом в твоих глазах.Они прошли довольно много. Под ногами вилась пыль, здешняя дорога давно не видала дождей. Томас не знал, куда они направляются. Должно быть, им выдался один из тех маршрутов, которые обычно сопровождают непростой разговор, с возможностью отвести взгляд в никуда и тягостно помолчать.—?Расскажи о её матери,?— попросил Томас. Просьба далась ему нелегко, в груди болезненно скрутило.—?Её звали Энрика,?— с неменьшим трудом извлёк из себя О’Брайен. —?Она была такая легкая, весёлая, звонкая, маленькая?— едва достающая мне до плеча. У неё были большие живые глаза и короткая стрижка ёжиком. Я влюбился в неё без памяти, с первого взгляда.—?Что с ней случилось? Прости, что спрашиваю, можешь не отвечать, если тебе не хочется об этом вспоминать.Дилан помолчал. Спустя время, он всё же ответил. Поначалу он рассказывал нехотя, но потом, точно почувствовав, что вместе со словами с его груди слетает камень, открылся. Его тягостная речь превратились в исповедь, льющуюся из него мутной рекой.—?Мы собирались пожениться, но не успели. Она умерла в родах. Я даже не поверил сначала. Деньги, которые мы копили на свадьбу, ушли на похороны. Сразу после её смерти я отдал ребёнка своей матери и под предлогом необходимости заработка бежал из Италии без оглядки. Я был опустошён, раздавлен, уничтожен, и оказался лёгкой жертвой для мафии?— мне было всё равно, что делать и на кого работать. Я бежал ото всего: от боли, от одиночества; от всего, что могло напомнить о ней. И, конечно, от ответственности. Я согласился на ребёнка, потому что она его хотела. Оставшись один, я не знал, что с ним делать. Я не ощущал к этому ребенку ничего, кроме страха и растерянности.—?Но ты ведь полюбил Марселлу,?— вмешался Сангстер нерешительно.—?Конечно, полюбил, она чудесная. Но я всё это время любил её издалека. —?Дилан перевёл дыхание и облизал губы. Слушая рассказ О’Брайена, Томас ясно осознал, что он стал первым человеком, с которым босс говорил на эту тему так откровенно. —?После своего побега я вернулся в Италию спустя два года,?— продолжил Дилан чуть погодя. —?Тогда я уже работал на Конте и разжился деньжатами. Марселла к тому моменту ходила. Когда я вернулся во второй раз, ей было три, и она уже разговаривала. Когда я вернулся в третий раз, она уже читала мне стихи на Рождество. Она обожает меня и с нетерпением ждёт, как божественного явления. Должно быть, мама нарассказывала ей всяких очаровательных небылиц обо мне: что её папа капитан дальнего плавания или космонавт. Я не видел, как она росла, не застал ни её первых шагов, ни первых слов. Всё это прошло мимо меня. Каждый раз, когда я возвращаюсь в Италию, она меняется: взрослеет, становится выше, умнее, интереснее. Я благодарен, что моя мать воспитывает её, и она чертовски права, когда говорит, что я откупаюсь от них. Я высылаю им деньги, приезжаю иногда, привожу подарки?— это всё, на что я способен. Я ужасный отец, Томас.—Ты хороший отец. —?Томас не уловил тот момент, когда твёрдо принял сторону защиты. Так вышло само по себе. —?Ты никогда не бросал её. Просто…—?Просто,?— с горькой усмешкой повторил Дилан. —?Просто. Просто я был безответственным по отношению к ней! Деньги, убийства, казино и шлюхи оказались лучшей альтернативой для меня.—?Ты попал в мафию, и не мог быть рядом с ней. Ты же сам всегда говорил, что не хотел подвергать их опасности.—?Да, а ещё это звучит как отличный повод держаться подальше. Я упустил столько времени и его не наверстать.Томас задумался, прежде чем ответить. Переубеждать Дилана и искать его поступку очередное оправдание смысла не было. Зато был смысл убедить его в том, что он упустил не всё. Многое, но не всё.—?Знаешь, Дил, мой отец погиб в сорок пятом,?— произнёс Томас. —?Я хорошо помню его, но воспоминания?— единственное, что у меня осталось. Смерть?— это когда ничего нельзя исправить, а всё остальное поправимо.Дилан посмотрел на него: то ли задумчиво, то ли с осторожным согласием. А потом вдруг отвёл взгляд, обогнал парня и живо зашагал вперёд. Томас машинально прибавил шагу.Казалось, будто О’Брайен следует к определенному месту. Это стало совсем очевидно, когда он остановился у одного из деревьев, осмотрел пространство вокруг. Томас проследил его взгляд, но так и не понял, что нужно искать. Судя по всему, Дилан видел и чувствовал здесь нечто большее, чем все остальные. Уже почти стемнело. Пахло морем, где-то вдалеке слышались голоса загулявшихся парочек.—?Когда я впервые увидел её, она сидела вот здесь, постелив на землю покрывало в клеточку,?— сказал он, и всё сразу стало ясно.— На ней была шляпка с подсолнухом, а в руках?— книга. Она читала Достоевского.—?Достоевского? —?переспросил Томас с болезненной улыбкой. —?Серьёзно?—?Угу,?— часто закивал О’Брайен. —?А я понятия не имел, кто это. Она сказала, что в таком случае ей не о чем разговаривать с таким необразованным дубиной. И тогда я отправился в библиотеку, попросил дать мне что-нибудь из Достоевского. —?Он медленно опустился на землю и прислонился спиной к дереву. —?Я за две ночи прочёл ?Братья Карамазовы?, и сразу явился к ней с этой новостью. Тут уж она мне в свидании отказать не смогла. Помню, она так рассмеялась тогда, сняла эту свою шляпу с подсолнухом, посмотрела на меня, щурясь от солнца.Он провёл рукой по земле, пропустил сквозь пальцы траву, точно это место могло помнить о ней. А затем медленно отвёл её, собрал в кулак и, прижав тот ко рту, зажмурился.Спустившись к нему, Томас порывисто обнял его двумя руками.—?Ей было девятнадцать, Томас. Девятнадцать! Это я виноват.Его слова были наполнены болью и ужасом. Он будто снова переживал былое. Этой болью нельзя было не заразиться. И невозможно было оградиться от неё, но Томас и не собирался.—?Не вини себя,?— выпалил Сангстер, утыкаясь лбом в его висок. —?Такое может случиться с кем угодно. Никто не застрахован от подобного. Это воля судьбы, Бога?— я не знаю, кого именно, но твоей вины здесь нет точно.На этот раз в своих доводах Томас не сомневался. Эти слова защиты были исключительно правдивыми. Но О’Брайен, кажется, решил свалить на себя вину за всё, даже за этот очевидно несчастный случай.От невольной мысли, что каждый раз, возвращаясь домой, Дилан приходил на место их первой с Энрикой встречи и испытывал подобные страдания, становилось ужасно больно. Сегодня его босс явил другую свою сторону, ту сторону, в которой он не был тем холодным самовлюбленным циником. Томас знал, что эта сторона у него есть, но не знал, что столкнется с ней сегодня лоб в лоб. Такие вещи всегда происходят неожиданно, застают врасплох, подготовиться к ним невозможно.—?Ты так и не отпустил её, Энрику, до конца? —?нерешительно спросил Сангстер. Он боялся спрашивать об этом. И боялся услышать ответ. Что бы он мог значить? Что Томас сделал недостаточно для того, чтобы излечить его душу? Что сердце Дилана действительно было разбито и похоронено много лет назад, и исправить это было невозможно? Горло привычно стягивало колючей проволокой. Но что-то подсказывало Томасу, что он должен был это спросить.—?Отпустил,?— ответил Дилан твёрдо. —?Энрику я отпустил, но вот боль от случившегося никуда не уходит. Это останется со мной навсегда, должно быть.—?Попытайся не думать о её смерти,?— сказал Томас на одном дыхании. Расцепив объятие и чуть отпрянув, он поймал взгляд Дилана и добавил:?— Вспоминай только хорошее, что было между вами, и благодари её за Марселлу. Я не верующий человек, но мама всегда говорила, что умершие слышат нас сверху.—?Каждый день благодарю,?— ответил Дилан уже чуть спокойней и смиреннее. —?Но всё это тяжело, Томас.—?Я знаю.—?Мы были безумно влюблены и счастливы. Такое не повторяется,?— заявил он, но затем поправил себя с внезапной улыбкой. —?Долгие шесть лет я думал, что такое не повторяется. А потом появился ты, наглый белобрысый засранец. Наверно, кто-то сверху всё-таки слышит меня.Сангстер не сдержал ответной улыбки. Дилан не врал. Только не здесь и только не сейчас. Сомнение терзало Томаса долго и в разных его воплощениях, но отныне парень знал точно?— он очень много значит для О’Брайена.—?Мой ребёнок?— не твоя проблема, и ты ничего никому не должен,?— добавил Дилан серьёзнее. —?Но я буду безумно тебе благодарен, если ты хотя бы попытаешься принять Марселлу и подружиться с ней.—?Я сделаю для этого всё, что в мои силах.На его изречение Дилан благодарно кивнул, а затем медленно поднялся с земли. Опираясь рукой о ствол дерева, Томас встал следом. Уже совсем стемнело, с моря повеяло ночной прохладой. Но О’Брайен не спешил уходить. Он точно собирался рассказать ему о чём-то ещё, в глазах явно читался неразрешенный вопрос. Обняв Томаса за плечи одной рукой, он притянул парня к себе.—?Ti amo*,?— прошептал Дилан на итальянском и, приблизившись к уху Томаса, на выдохе повторил чуть тише и вкрадчивее:?— Ti amo.—?Я не знаю итальянского. —?Томас закрыл глаза, потому что картинка перед глазами резко закружилась.Дилан тихо засмеялся, сгребая Томаса в охапку.—?Я думал, что это признание на всех языках звучит одинаково.Томас явно слукавил?— собственное сердце, вмиг сжавшееся в груди, в переводе не нуждалось. Зарывшись в объятия, он долго выдохнул:—?Я тоже тебя люблю.—?Дальше, наверно, должно последовать ?выходи за меня?, но это не совсем наш вариант.Сангстер хихикнул.—?В любом случае, я согласен. ***Этой ночью Томас долго не мог заснуть. У него часто были проблемы с засыпанием в незнакомых местах, но в этот раз причина была не только в этом. Он испытывал странную смесь чувств: от упоительного ликования, вызванного этим красноречивым ?Ti amo?, до абсолютнейшей растерянности и страха за будущее. В Нью-Йорке их ждала гора проблема вместе с горой трупов, и Томас просто надеялся, что Фабрицио пока удаётся вывозить всё это.В конце концов, он всё же поддался усталости и заснул. Ему снился странный сон, в котором они вдвоём с Серджио рыбачили на восточном побережье. У них была лодка, пара удочек и банка с червями. Серджио умиротворённо улыбался, глядя в колышущиеся воды. Его лицо было светлым и чистым, во сне он казался ещё моложе, чем был на самом деле?— совсем мальчишка. Томас отчаянно хотел спросить у друга, кто его убил, но Серджио выглядел таким спокойным и счастливым, что Сангстер не посмел нарушать эту идиллию, тем более что у парня, кажется, клевало.Томас проснулся с первыми лучами солнца. Комната для гостей находилась на первом этаже и окнами выходила в сад. Сев на постели, парень выглянул в окно и невольно залюбовался видом. Италия была такой сочной и благоухающий. Он хотел познакомиться с этой страной ближе, но сегодня его желанию не суждено было осуществиться. После обеда их ждал рейс в Нью-Йорк.Окончательно проснувшись, Томас оделся, наспех пригладил растрепавшиеся после сна волосы и побрёл в сторону кухни. Минувшую ночь они с Диланом по понятным причинам были вынуждены провести в разных комнатах. Вернувшись в дом после полуночной прогулки, они долго целовались в прихожей и всё никак не могли разойтись по кроватям. Томас умолял О’Брайена вести себя тише, переживал, что их могут застукать, но Дилан заверил его в том, что верхняя ступенька лестницы неизменно скрипит, и они услышат, если сверху будут спускаться.На кухне Томас застал мать Дилана.—?Доброе утро,?— поприветствовал её парень.—?Добро утро, синьор Томас,?— отозвалась женщина. —?Как спалось на новом месте?—?Отлично спалось. Спасибо Вам за ваше гостеприимство.—?Не стоит благодарности. Ваш с Диланом визит?— большой подарок для нас.Растерянно улыбнувшись, Сангстер оглядел кухню.—?А Дилан ещё спит? —?неловко поинтересовался он.—?Нет, он в церкви, на утренней службе.Томас слегка опешил.—?Можно, я подожду его там?—?Конечно, можно,?— мягко засмеялась миссис О’Брайен. —?Как только отыщите его, приходите завтракать.Томас согласно кивнул и улыбнулся. Миссис О’Брайен объяснила Сангстеру примерный маршрут до церкви, и уже в дверях остановила его внезапным вопросом.—?Вы познакомились с Диланом в Америке?—?Да, там,?— подтвердил Томас, затянув шнурок на ботинке.—?Вы первый, Томас, кого он привёз сюда после того, как… —?Она запнулась и тяжко вздохнула. —?В общем, я рада, что в его жизни появился близкий человек.Её слова были полны неподдельной благодарностью. Сколь сильно мать не осуждала бы сына за его поступки и решения, она болела за него душой. Ответных слов на её откровение Томас не нашёл, но они с матерью О’Брайена негласно поняли друг друга.Марселла тем временем бегала по саду, то скрываясь за кустами шиповника, то снова появляясь из-за них. Увидев выходящего из дома Томаса, девочка улыбнулась, подбежала к нему и сунула в руку апельсин. А после снова убежала в сад, сминая под ногами чуть влажную от росы траву.Она была милым ребенком. Томас пока не понимал, что чувствует к ней, но негатива и?— упаси, Боже?— ревности он не ощущал точно. Пока это были только осторожная симпатия и глубокое сочувствие её сиротливому детству. Было невозможно чувствовать к ней что-то большее на данный момент, они с Марселлой были чужими людьми, почти незнакомцами, и прежде, чем эта пропасть между ними сократится, должно будет пройти немало времени. Но Сангстер твёрдо пообещал Дилану найти общий язык с его дочерью, и он собирался держать своё слово.Церковь располагалась недалеко, и Томас нашёл её почти без труда. Заходить внутрь он не стал, и вместо этого предпочёл подождать Дилана на улице. Должно быть, О’Брайен хотел побыть этим утром один, а вернее, наедине с Богом. И Томас уважал его негласное желание.Он сел на одинокую лавочку недалеко от божьего дома, и взглянул в небо. Оно было абсолютно чистым, без единого облачка. Ему вспомнился недавний сон. Был ли Серджио в лучшем мире сейчас, нашла ли его душа покой? Волна злости за его смерть резко боднула в грудь, но Томас решительно усмирил её. Это чистое воскресное утро не хотелось очернять ненавистью.Стало понятно, что служба закончилась, когда прихожане стали постепенно появляться из-за дверей церкви. Встрепенувшись, Сангстер принялся искать глазами Дилана. Вскоре он заметил его, тот вышел в числе последних.Машинально пройдясь рукой по щетине на лице, О’Брайен сунул руки в карманы и вышел во двор церкви. На нём была поношенная рубашка в клетку и выцветшие брюки. Без своего привычного лоска он выглядел таким простым и домашним. Казалось, он мог легко смешаться с выходившей из церкви толпой и уйти незамеченным. Здесь он был дома, здесь его не звали боссом и можно было ходить по улицам, не оглядываясь. Только здесь он мог дышать свободно.Он быстро заприметил Томаса, и ускорил шаг, направляясь к нему.—?Томми-ган, всё хорошо? —?обеспокоенно спросил он, приземляясь на лавку рядом с ним.—?Да, всё хорошо. Просто хотел подождать тебя здесь. Ну, и передать приглашение от твоей матери на завтрак.Дилан облегченно выдохнул и улыбнулся. А потом вопросительно кивнул на апельсин, который по-прежнему был в его руках.—?Марселла дала,?— объяснил Томас.О’Брайен одобрительно хмыкнул.—?Ты говорил, что Джанкарло был единственным, кто знал,?— задумчиво произнёс Томас, перекатывая по ладони недавно полученный от Марси фрукт.—?Он случайно узнал, я не собирался открываться,?— пояснил О’Брайен. —?Когда Джанкарло разведал о моей тайне, я объявил, что мне придется его убить. И он ответил: ?Поступай, как знаешь, но живой хороший советник лучше, чем мертвый?.Откинувшись на лавку, Дилан сложил руки на груди.—?Сегодня вылет в Америку,?— напомнил он. —?Я вынужден вернуться для того, чтобы разобраться с проблемами Семьи. И я хочу, чтобы ты переждал бурю здесь.Томас недовольно прыснул и закачал головой.—?Ну, нет, О’Брайен, мы уже это проходили. Я еду с тобой, и мы разбираемся со всем вместе. Я больше не стану нигде отсиживаться.—?Ты будешь в опасности. —?Дилан расцепил скрещенные руки и рывком повернулся к нему всем корпусом. Командный тон не удался ему сразу, и он попробовал покаяние вкупе с убеждением. —?Я не хотел, чтобы ты становился моим слабым местом, потому что именно в него будут целиться в первую очередь.—?Но я ведь уже стал им, правда? —?усмехнулся Томас. —?Поздно метаться.—?Это не смешно, Томми-ган. За тобой теперь охотятся так же, как и за мной. Уилл не остановится, он слишком одержим своей местью.Категорично мотнув головой, Томас дал понять, что уговаривать его — затея бесполезная.— Ты, разумеется, можешь приказать мне как дон, но ты ведь прекрасно понимаешь, что я не стану слушать, — с уверенностью сказал Сангстер, посмотрев О'Брайену в глаза. — Я с тобой до конца, каким бы он не был, ясно?