1. Место и имя (1/1)

Странно: уже больше двух лет Степан посещал Израиль раз в полгода, и ни разу не побывал в Иерусалиме. И не потому, что давала знать комсомольская ?краснобезбожная? накачка, но что-то не давало присоединиться ни к туристам, ни к паломникам.И вот сейчас, приотстав от армейской экскурсии (все равно на иврите), перед иглой монумента еврейским солдатам, он понял, что все два года, по сути, уклонялся от похода Яд ва-Шем. Потому что попасть в Иерусалим и не посетить Яд ва-Шем?— для этого не было оправданий, а к посещению Яд ва-Шем он все-таки не был готов. Прийти сюда означало признать, что Борька Барановский полностью и окончательно мертв.Он, наверное, и дальше тянул бы резину, но когда он связался с Ариадной по скайпу, оказалось, что именно в этот день у ее дочери школьная экскурсия в Яд ва-Шем, и можно бы встретиться там, пока дети смотрят мемориал. Очень неожиданное предложение. Обычно Ариадна настаивала на формальностях: только кабинет, глаза в глаза.Ну, значит, судьба.Он приехал за три часа до встречи, хотел обойти все, но оказалось, что, во-первых, экспозиция слишком велика, а во-вторых, после Детского мемориала он сломался и просто погулял по комплексу, никуда больше не заходя. Потом пошел в информационный центр, набрал в поиске имя…—?У меня был друг,?— они с Ариадной сидели в кафетерии. —?Не знаю, где он похоронен и похоронен ли вообще… поезд проходил по мосту, он упал. С большой высоты… Я потом, уже в наше время, возвращался туда… никто из местных не знал про неизвестного солдата, либо тело унесла река, либо его просто прикопали где-то в стороне и забыли место.Он наглухо застегнул куртку. Кондиционеры тут, в Израиле, слишком хорошие.—?Я думал, что нужно будет оставить свидетельство, потому что… ну, Борька не придавал значения тому, что он еврей, и я не придавал, это казалось неважным тогда, мы верили, что доживем до времен, когда национальностей вообще не будет. А оказалось… в общем, когда я устроил тот большой побег из лагеря, пришлось его снимать… со стенда. Ему что-то кололи, им всем кололи, но остальные были уже мертвы. Туда, на живодерню, попадали в первую очередь евреи, а Борька… ну, Михаил Гершевич, его отец, он был неверующий, и… в общем, по Борьке было никак не видно, что он еврей.—?Он не был обрезан,?— кивнула Ариадна.—?Да,?— облегченно выдохнул Степан, надеясь, что не краснеет. —?И три месяца его не трогали. Ну как, не больше, чем других?— русских, поляков, беларусов… Но когда в барак снова пришли выбирать, на ком ставить эксперименты… Там был один человек, у него были дети, он все время плакал. И Борька сам сделал шаг вперед. Сказал: я еврей, забирайте меня. И они забрали. Им нужен был один, последний. Больше никого не тронули. А потом на них свалился я. И тот человек… он погиб во время прорыва. А Борька погиб два года спустя. Вот такая вот история…Ариадна молча подождала, пока он допьет кофе. Потом спросила:—?Вы оставили свидетельство?Степан покачал головой.—?Оказалось, он тут есть, в базе данных. Маша составила лист памяти. Я опять опоздал. Но это даже хорошо. Я мог бы так и не выбраться сюда. Мог бы вообще не узнать ничего. Спасибо, что вытащили. Это оказалось… важно.—?Я рада. Но встретиться вы хотели не за этим.—?Да. Дозакажем еще кофе? История долгая.Ариадна посмотрела на часы.—?Экскурсия тоже. Вы уверены, что не хотите как-нибудь позже записаться на нормальный сеанс?—?У меня ночью самолет. И мне не нужен сеанс, мне нужен совет.—?По скайпу, как всегда.—?Это не то.—?А ваш штатный психолог из ЩИТа?Степан пожевал губу.—?В этом-то и дело. У меня проблемы с доверием.—?Дозакажите кофе,?— решительно сказала Ариадна. —?Я буду пить, а вы рассказывайте.Он вернулся с кофе для нее и чаем для себя. Она пила, он грел о чашку руки. Как все-таки зверски тут работают кондиционеры.—?Я начал делать глупости. Опасные. Для меня и других. Позавчера я сделал их три, за каждую?— каждую в отдельности?— я бы человека отстранил от операций, этак на полгодика, а тут сделал три, сам, на ходу все понимая.—?Например?—?Например, прыжок с высоты шестисот метров. В воду. Без парашюта.Адриана чуть качнулась на стуле назад.—?Вау. Это больно.—?Терпимо.—?Степан, я не могу оценить масштаб этой глупости, потому что я не знаю, где ваш предел.—?Я тоже не знал. И выбрал самый неподходящий момент попробовать его на прочность.***Убиться о воду?— вряд ли, но выйти из строя?— запросто. Сломать себе ногу. Обе. Потерять ориентацию и не выплыть. За пятнадцать секунд падения пришли в голову все эти варианты провалить задание, и еще некоторые другие. И даже если ты пришел в воду идеальным ?солдатиком? и благополучно выплыл, остается, в конце концов, вопрос боевой целесообразности. Прыгая с парашютом, ты обрушиваешь на голову противника восемь пудов костей, мяса и снаряги, а он и пикнуть не успевает. Прыгнув в воду, ты потом тащишь эти восемь пудов по якорной цепи вверх, гадая?— а не придет ли сейчас в буйну голову кому-то из пиратов отлить именно через этот борт или просто полюбоваться океаном?Не пришло. Ура. Молодец, Стецько, сказала память голосом Гриши Старкова, только ты да я знаем, какой ты волоёб. Ну, Раматуллаев еще догадывается, но не скажет, потому что твердо знает и соблюдает армейский закон распространения дерьма: строго сверху вниз. А теперь ты еще будешь оставлять мокрые следы на палубе и хлюпать водой в ботинках, предупреждая часовых о своем приближении. Ай молодца, Степка! Ай, голова, два уха! И ты этой операцией командуешь!…Дуракам везет. Никто не заметил мокрых следов, никто не различил хлюпанья ботинок за ударами волн и шумом двигателя, никто не успел уклониться от кулака или щита, и Степан снял девятерых караульных, одного за другим, двигаясь от вертолетной площадки к пусковой установке для ракет.А потом дурацкое везение кончилось и попалось сразу четверо. То есть, он сначала думал, что двое, остальных скрывала палубная надстройка, но когда он, как молот Тора, пришел на голову одному, а второго оглушил щитом, еще парочка выскочила, как чертики ?уйди-уйди?. Драка получилась шумной, и на шум прибежал пятый, которому хватило ума не приближаться, а наставить на Степана автомат и крикнуть по-французски: ?Стоять!?И голосовой связи у них тоже не было?— после того, как Раматуллаев еще в прыжке пристрелил пятого, никто больше не прибежал, и, главное, заложников не постреляли. Все-таки везет дуракам.—?Да ты без меня совсем никуда, Тимофеич,?— Рамат мягко приземлился, гася парашют, за ним?— Наташа и вся боевая группа.Ну, дальше пошло уже совсем по плану: Наташу Степан отправил зачищать машинное отделение, Рамат занялся заложниками, запертыми на камбузе, а Степан поднялся на верхнюю палубу к рубке, где заседал пиратский главарь то ли по фамилии, то ли по прозвищу Батрок, бывший французский коммандо алжирского происхождения. Кто и зачем его нанял захватить плавучую пусковую установку ЩИТа?— это и предстояло выяснить, а значит, Батрока следовало брать живым. Значит, брать его должен был Степан, а не парни из УДАРа, которые сначала стреляют, потом спрашивают. Логично? Логично.—?Тимофеич, заложники двигаются к спасботам. Наташа не пришла к точке сбора.***—?И? Что-то пошло не так?—?Один человек не пришел к точке сбора. Я забеспокоился, промахнулся щитом мимо цели, мой объект удрал, я его догнал, мы схватились… И тут я сделал вторую глупость.—? —?Ариадна подняла бровь.—?Я вступил с ним в поединок. Как шпана на задах школы. Как последний идиот. Убрал щит, снял шлем и начал драться на кулаках.***—?Je te croyais plus que le bouclier.Степан, еще прослушивая рубку, успел порадоваться, что школьный французский не так заржавел, как думалось. Но там он понимал серединка на половинку, а тут вышло все четко, как по словарю: ?А я считал, ты больше, чем просто щит?.И так же четко, само собой, получилось:—?On va voir.?Посмотрим?.Конечно, нельзя было поддаваться на эту подначку, нельзя было снимать шлем и убирать щит, следовало добивать пирата как есть. Рамат бы так и поступил.***—?Может, дело именно в этом? В том, что он бы так и поступил?Степан хотел было возразить, но второй раз за день его накрыло вот этим пронзительным пониманием, которое Ариадна называла ?инсайт?: да. Дело именно в этом.***Да, это профессионально?— в боевой обстановке пользоваться любым преимуществом, не давать противнику не единого шанса. Это правильно. Степан сам так делал, всегда, кроме позавчерашнего рейда.Но для Рамата это было не просто профессионально. Ему это нравилось. Он был из тех, кто бьет исподтишка.Надо отдать должное?— он и в открытом бою не пасовал. Он раз за разом напрашивался на спарринг, и Степан никогда не отказывал?— у Рамата было чему поучиться. Но каждый раз, когда он пропускал удар, он видел в глазах противника тот самый блеск, который до тошноты хорошо знал с детства. Знал по задним дворам, по вони мусорных баков, по скрипу пыли и вкусу собственной крови во рту. Рамат был из этих.Француз?— нет. Когда он дрался, только азарт серебрился в глазах. Он понимал, что его дело табак, что он остался один против дюжины бойцов, возможно, лучших на планете, которые ничего хорошего ему не желают. И он не припрятал нож или пистолет, хотя знал, что Степан сильнее и что со щитом ли, без щита?— а шансы не равны и не будут. Хоть ты прыгай на меня, хоть не прыгай, хоть одной ногой бей, хоть двумя… Я и сам прыгать могу, было кому научить. Лови верхний мяч!Бросив Батрока на палубу, Степан не удержался:—?à la fin de l?envoi, je touche.И вырубил попрыгунчика ударом в ухо.***—?А третья глупость?—?Я не связал и не обыскал его. Отвлекся. Увидел… того человека, который не вышел на связь и о котором я беспокоился. Я боялся, что он ранен, убит или потерял связь. А он выполнял задание. Отдельное. Свое.—?Сюрприз не из приятных.—?Все равно не причина устраивать выволочку подчиненному, оставив за спиной не связанного и вооруженного противника.—?Что он сделал?—?Бросил гранату.***—?Ну хорошо,?— услышал он голос Наташи сквозь гул в ушах. —?Это был мой прокол.Наташа пыталась проморгаться от набившейся в глаза пыли. Степан еще сидел у стены, глубоко дыша.Он прекрасно знал, что это был его прокол. Уши горели от стыда ничуть не меньше, чем болела от контузии голова, и вообще все болело, все накопленные за этот час синяки и ссадины. Батрок ушел, черт знает, на кого он наткнется и что натворит, и предупредить товарищей можно только добежав до них?— наушник сбило ударной волной. Но, чтобы побежать, нужно сначала встать, а как тут встанешь, если ноги не держат.—?Ты чертовски права,?— он сплюнул пыльную и пороховую горечь, рывком встал и оставил Наташу в рубке, приходить в себя.***—?И он ушел?Степан пожал плечами.—?Платформа большая, есть где спрятаться. До берега сто километров. Его подберут, не сегодня, так завтра, местные или наши. Мне его в строку не поставили?— мы вернулись с победой и без потерь, такие вот молодцы.?Потому что Батрок и не был целью. Он был приманкой для меня, дурака, чтоб я делом занимался и не смотрел, что там мутит Наташа… А настоящей целью была флешка, которую она записала с корабельного компьютера…?—?Но вы не можете успокоиться из-за своих неправильных действий.—?Не могу,?— Степан не стал уточнять. —?Если нельзя доверять себе, то кому можно?—?А кроме себя, кому вы доверяете?—?Поэтому я и хотел поговорить. Похоже, что никому. Понемногу?— некоторым.—?Но это нормальное состояние человека, Степан. Полное доверие?— это невротический идеал слияния. Нормально?— доверять в разной степени разным людям, в зависимости от того, как они проявляют себя.—?Это да. Но если в жизни человека нет никого, к кому можно прийти в момент смертельной опасности… Ну или просто когда очень плохо… Наверное, с этим человеком не все в порядке.—?И у вас никого нет? Так уж совсем-совсем никого? Степан, я не знаю, насколько правда то, что пишут в газетах про вас и Старкова, но если хотя бы половина этого правда, это очень похоже на дружбу.Степан усмехнулся.—?Это не похоже на дружбу. У меня был друг,?— он махнул рукой в сторону информационного центра. Вспомнил Гришу, поправился:?— Друзья. Мне есть с чем сравнивать.—?Дружба неповторима, потому что неповторимы люди. Не говоря уж о том, что Антон?— человек другого поколения, а Борис был вашим ровесником. То, что у этой дружбы совсем другое лицо,?— нормально.Усмешка Степана превратилась в улыбку. У Ариадны слово ?нормально? было одним из любимых. После беседы с ней земля возвращалась под ноги. И она не искала у него ПТСР, как штатный психолог ЩИТа.—?Я не знаю, как объяснить. Предательства с его стороны я не боюсь, и сам никогда его не предам, пока буду в сознании, но мы часа не можем провести в одном помещении, чтоб не полаяться. Когда мы встречаемся, у нас шипы отрастают сразу. Мне противен его образ жизни, ему?— мой. Какая тут дружба. Стоп. Вы сейчас скажете, что и это нормально? И такая дружба бывает?—?Нет, я хотела заострить внимание на предательстве. Это первое, что вы сказали?— что не боитесь предательства с его стороны. А с чьей стороны боитесь?Чай остыл, и холод от кондиционера неумолимо пробирался под легкую льняную куртку.—?Пожалуй… со всех сторон.Это началось не тогда, когда Фёдоров показал три новёхоньких с иголочки, ?Гелиоса? и рассказал, что они способны обрушить возмездие на голову того, кто только собирается совершить преступление, в любом конце мира.И не тогда, когда он, свалив Батрока, увидел торчащую из-за мониторов Наташину… макушку и узнал, что Фёдоров за его спиной раздаёт задания его подчинённым.И не тогда, когда на брифинге сказали, что он должен вытащить заложников с платформы, где их официально нет, и платформы в том месте официально нет, и его отряда официально нет.Это черт знает сколько тянулось, по меньшей мере с декабря, как вялая лихорадка с субфебрильной температурой. Да нет, какое там в декабре?— еще в мае прошлого года он постарался убраться в Израиль на День Победы, потому что сил не было смотреть на происходящее.А в марте как нарыв прорвало, и понеслось…ЩИТ?— организация международная, так? Значит, дразнить друг друга маечками с ?искандерами? и песенкой про ?ла-ла-ла-ла? можно прямо у кофейных автоматов. Степан старался держаться в стороне. У него была богатая практика, тридцатые годы, прожитые в СССР.Но не всегда получалось. И не у всех. В конечном счете Клим подрался с Раматом, и Степану пришлось разнимать, потому что других дураков разнимать Клима и Рамата не нашлось. И вот тут его прорвало: когда прижатый к стене Рамат обозвал Клима фашистом, Степан сквозь зубы сказал ему, что фашистов он видал во всех видах, и из двоих нарушителей дисциплины на фашиста похож вовсе не Клим.Клима отправили пасти какого-то наркобарона в Южную Америку, а Степан и Фёдоров час орали друг на друга, потому что Фёдоров не соглашался отстранить Рамата ни под каким предлогом.Теперь понятно, почему. Рамат еще небрезгливей, чем Наташа.Ой, кажется, у нас опять инсайт. Кажется, я понял, почему вышел погулять без парашюта. Вот Ариадне только про это нельзя, слишком… служебное.—?Я как будто в годы юности провалился. И увязаю все глубже.—?Нелегко,?— согласилась Ариадна.—?И я хотел встретиться, чтобы… Ну, если бы вы сказали, что это паранойя, мне стало бы легче. Это значило бы, что проблема во мне.—?Как я могу сказать, что проблема в вас, если сама эмигрировала месяц назад? Увы, это не паранойя. Это факт. Вам нужен был совет…—?Теперь уже нет. Я получил нечто большее. Инсайт. Озарение. Спасибо вам за то, что вызвали сюда. Деньги…—?Не надо,?— Ариадна поставила чашку на блюдце. —?Это же был не сеанс, мы просто поговорили. Хотите не чувствовать себя в долгу?— заплатите за кофе и печенье. Кстати, вы чай-то собираетесь пить?***В аэропорту Бен-Гурион Степан на секунду усомнился в ее словах: у соседней стойки регистрировалась девушка, до странности похожая на его соседку по лестничной площадке, студентку-медичку Катю. Может, все-таки паранойя? Заразился от Фёдорова?А с другой стороны, сколько похожих людей на земле…