Мир 8. Катастрофически (Таня Гроттер и...) (1/1)

Для светлого мага существует масса ограничений. Не так много, как для светлого стража, конечно же, но моральные принципы должны быть довольно сильны и значимы, иначе ты уже не светлый, а светленький, а оттуда и упасть недалеко. Когда-то светлых лопухоидов называли настоящими людьми, хорошими людьми, и в целом?— в этом их суть, хоть никто не застрахован от ошибок.Никто в этом мире не без греха.У темных магов все намного легче. Нельзя быть то черным, то белым, но серый?— тоже цвет, которому свойственно темнеть. Сила светлых?— стержень, дерево с корнями, тянущееся к солнцу, которое развивает само себя или угасает. Сила темных?— желание, прихоть, незнакомое русло бурной реки, считающей и сдвигающей камни.Сила некромантов сжигает синим пламенем, долгой болезнью или внезапной травмой, неуправляемым торнадо. Она?— слетевшая с тормозов машина, обезумевший волк, и в то же время они бы ни на что её не обменяли.Власть опьяняет.Он хватался за силуэт, как за руку над пропастью?— бездумно, с желанием жить, столь непривычным для некроманта, и чувствовал слабый отклик, подтягивание на себя, объятия. Он был бы не против, если бы они произошли на самом деле, однако чувствовал?— без собственной инициативы ничего не получится. Потому силуэт ускользал вместе с остатками сна.—?Глеб! —?сердито потрясла его за плечо Жанна. —?Ведьма же поручила варить зелье вместе!Он только кивнул.—?Тебя не было несколько минут, я стояла одна, а что если бы оно…—?Ничего не произошло,?— твердо произнес парень, и она немного успокоилась.Сестра по магии не очень понимала, когда он выскальзывал из реальности, однако ненавидела такие моменты, как и его папку с рисунками. Она не знала, что в них, но чувствовала связь.Силуэт уплывал в дожде.Глеб Бейбарсов был бы самым сильным некромагом после смерти старухи. В отличии от сестер он чаще действовал, рубил с плеча, чем бесконечно анализировал, строил долгоиграющие планы на жизнь. Брюнет знал одно?— он найдет ту, которая суждена ему, заберет её себе. Она не сможет противостоять. Никуда не денется, влюбится.Рыжие волосы, копной лежащие по плечам, зеленые глаза, непохожие ни на что?— еловый спокойный лес, июльская трава, майская зелень листвы?— глубже, затягивающие омутом, весь облик?— нежность и сила, прекрасное сочетание.В самый раз для такого, как он.Он видел эту девчонку сотни раз. Этот вовсе не стал исключением, только вот вживую?— встрепанный воробей против вальяжного бродячего кота?— она была намного чудеснее нарисованных углем картинок. Никаких коварных намерений, никакой злобы или тайны: доброжелательный взгляд матовых темных глаз, не отражавших света. И все равно?— нельзя понять, напугал или заинтриговал. Темная роза упала к её ногам, показывая избранность, но она, в отличие от какой-то странной крикливой мадам, не захотела? Не смогла? Не поняла?Он не знал, что делать.Анализировал обстановку, отпустил идиота. Восстановил спокойствие вместе с сестрами по силе. Заметил мальчишку в майке немного поодаль, и его настороженный прозрачный взгляд немного бесил, но не настолько, чтобы на это реагировать.Его наваждение, его сон, наконец, был перед глазами, и он даже смог почти коснуться её магией.Нечто теплое, искристое, непослушное. Энергия жизни не била ключом по голове, но ровно горела, полыхая, не сдерживаемая рамками воображения, но что-то такое… Подзеркаливать он особо не умел, да и не хотел бы. Сестры вечно пытались, но с защитой он справлялся на ура. Ленка что-то дружелюбно втирала толпе, Жанна была снова чем-то недовольна… А, это тот толстый пацан. Вон отсюда!Хватит с него на сегодня людей.Комнату он выбрал себе сам. Поставил маячок и заклинание древесной смерти?— впрочем, он и сам мог навевать жуть сравнимых с ней масштабов даже на темных магов,?— приоткрыл шторы, наслаждаясь довольно теплым днем, и впал в медитацию. Пока маячок не сработал, он никому не будет нужен. Странно, люди обычно переживают по этому поводу: как так, я не нужен, мне одиноко, грустно, страшно, но после муштровки ведьмы назвать его человеком мог бы только слепец. Он уже не был таким, каким его создали, его заточили, как идеальное оружие, боевой единый организм с тройственным сознанием. Некромаг не испытывает сожаления, но иногда ему казалось, что было бы лучше, если бы они и были единым организмом, пусть и с расщеплением личности. Потом он представлял, что бы вытворял ?организм?, и мысленно смеялся.Сейчас они свободны, и это заставляло расслабиться.Ленка Свеколт, кажется, влюбилась. Мыслей о несносном ботанике так много, что иногда они проходят даже в общую мыслесферу, не то, что держатся между ней и Жанкой. Аббатикова же непроницаемо-кошачье вечно смотрит на него, но этот взгляд парень воспринимает как должное, не как нечто сверхъестественное. Возможно, ей спокойнее осознавать, что вот они, те, кто был рядом, и вот они же?— остались даже при смене обстоятельств. Да, лучше думать так.Девушку-наваждение зовут Татьяна Гроттер. Она?— местная легенда, с ней вечно вертятся приключения, не очень светлые делишки и два друга?— тот самый толстяк со странным именем Баб-Ягун и мальчишка (он был удивлен, когда понял поближе?— нет, это одногодка, а не парень помладше) в майке с обеспокоенным в первый день взглядом?— Ванька Валялкин. По слухам, Таня с Валялкиным?— пара… Впрочем, судя по её реакции на розу, к её сердцу нужен особый подход. Что может предложить ей унылый маечник? А что?— некромаг? Бессмертие, здоровье, всесилие и… По ней же видна какая-то тоска, пускай и кроется в движениях, в играющем эмоциями взгляде, почему бы не растормошить её?И вот они летят вместе в ночном небе, азарт, адреналин, и он видит в её глазах необходимую зеленую искру, словно из перстня на пальце, но разрушает настрой обыкновенной фразой, не подумав, что её, в отличие от привычных сестер, могут обидеть его интонации или слова. Обиженным на воду угольком она зашипела, и он понял, что никогда не поймет девушку.Никогда не отступит.Она не подпускала ближе. Если у сестры все было ясно и понятно: взаимность, общие интересы, похожие характеры, то с Таней ничего нельзя было сказать наверняка. Ей вроде бы был дорог маечник, но вот эта неуверенность, слабинка была похожа на трещину в камне: может остаться графическим дефектом, а может и разрастись, и рассыплется камень на кучку пыли. Если бы она была незыблема, как скала, и он бы не мог сокрушить эти чувства, может, он бы и отступил. Вряд ли, конечно, он бы не хотел ломать её, только подмять под себя?— немного, чтобы она принадлежала ему. Он бы не запирал её в хате, заставляя только убирать и готовить, он бы летал с ней по ночам и… И что дальше?— он не понимал.Например, самая обыкновенная жизнь самой обычной девочки проходит так: родилась, садик-школа, колледж или университет, затем работа, замужество, дети, хлопоты?— и так до самой смерти. Жизнь волшебницы вроде как веселее?— Тибидохс, магспирантура или работа, а прочее: хочешь?— делай, хочешь?— не делай, да что хочешь в жизни?— то и делай. Понравится какой-то маг?— попытайся быть с ним, а если понравится?— вот тогда-то и можно что-то там с замужеством и прочим.Жизнь Тани Гроттер не попадала ни под одно из определений.Наполненная неприятностями и приключениями, спасением Тибидохса, мира и собственных шкур, виражами драконболла и магическими артефактами?— такая девушка не должна была бы запереть себя в четырех стенах Любви, Хлопот, Детей и Работы. Такой девушке?— мемуары писать. Дальше мир спасать. По зудильнику выступать! Драконбольным тренером стать, в конце концов, или преподавателем здесь… Изучать и создавать заклинания, придумывать новые сочетания рун…Он чувствовал, что в душе Таня?— не такая уж и сильная. Не несгибаемая, но гордая, умеющая, впрочем, отбросить гордость. Такой девушке нужен кто-то крепкий, кто-то под стать…Ей нужно что-то необычное, не обременяющее цепями быта.Ему нужна самая малость?— Таня Гроттер и всевластие.Он уже не умел не думать о ней. Нелепо звучит, странно смотрится, и это не так уж и важно в контексте мировых событий, однако это было фактом. Глеб Бейбарсов потерял голову.Не то, чтобы до того его крыша прочно и твердо стояла на месте, но ему надоело ждать её ответа. Любит?— не любит, поцелует?— плюнет… Что это за псевдогадание на ромашке? Чему их учила ведьма? Разве подобной ерунде?!Она должна принадлежать ему?— хотя бы потому, что себе не принадлежит, а тому, кого неясно любит, владение ею не удастся?— слишком мягкие руки, слишком слабо узда сидит. У того, кто слишком добр, подчинять плохо получается. Ты слишком добр?— значит, слишком слаб. Зачем вообще кому-либо нужен слабак?-…Выпей кровь вепря со мной! —?вещал он ей, потерявшейся в своих сомнениях. —?Она соединит нас навеки.Она, конечно, отказалась, убежала, ускользнула, как это чудесно умеют делать девушки.Они умеют великолепно не делать свой выбор, оставлять, переносить ответственность на других. В них природой заложено сомневаться и надеяться, заботиться, не имея никаких сил, и полагаться на окружающих. ?Ой, дай списать!?, ?Ах, у тебя не найдется салфетки??, ?Милый, я хочу шоколада?,?— капризы и причуды заключены в каждой из них, по натуре жадной, но и жадность уходит в определенном направлении. Кому-то хочется любви?— до гроба, с чтением намерений и идеальным человеком, который не позволит себе лишнего слова, жеста, взгляда. Кому-то хочется денег?— машины, квартиры, вон ту безделушку, вот эту вкусняшку, и прямо?— скорее! Кому-то хочется статуса?— чтобы о ней все говорили, как об уважаемом человеке: ?Ух ты, она отличница!?, ?У неё трое детей, она умничка!?, ?Она посетила пять континентов и двадцать пять стран, что за удивительный человек!?. Кому-то знаний, как Ленке, кому-то признания, как Склеповой, кому-то?— другого человека, как Зализиной… Но жадность набирает обороты только тогда, когда в направлении что-нибудь начинает ладиться. До того же они позволяют себе мечтать, а не строить планы.Кулак прилетел ему в губы. ?Щенок?,?— холодно подумал он, испепеляя фрукты на столике, зависшем в воздухе.—?За честь Таньки я вызываю тебя на дуэль! Драконбольное поле, на рассвете, сегодня!Он и при палящем солнце на порядки раз сильнее маечника.Глеб не учел?— он думал о девушках, но такова была природа человека в целом. Он все-таки оставался человеком?— как раз таким, из своих размышлений, с темным сердцем, погрязшим в пороке, и она была единственным грузом, который склонил бы чашу весов в бесконечность тьмы.Он был должен маечнику одну смерть. Для того, кого воспитывала алтайская ведьма в окружении нечисти, мертвецов и ощущении смерти, это весило довольно мало. Для того, кому пообещали в дар свое собственное наваждение?— еще меньше, и он мог позволить себе отмахиваться от обещания, как от назойливой мухи. В дар ему отдали Таньку немного раньше, чем они приехали в Тибидохс, и он подписал контракт?— не кровью даже, не на эйдос или тело,?— довольно странный контракт, но парень со снежно-белыми волосами улыбался искренне, позволяя залезть в собственное сознание с ногами.—?Понимаете, следующее воплощение?— последнее, и Вам уже больше нечего терять. Я могу предоставить Вам шанс на счастливую?— насколько она может быть счастлива у некромага?— любовь взамен на некоторые услуги там, потом, в будущем, после Вашей смерти.Смерть Бейбарсов представлял очень смутно, надеясь жить бесконечно или что-то около того, несколько тысяч лет, которые для человечества будут вечностью…—?Ваша возлюбленная сможет выбрать Вас, Вы с ней встретитесь, но… В следующий раз Вы не узнаете её.—?То есть сегодня увижу, завтра?— не узнаю?—?Ах нет,?— рассмеялся он, потягивая кофе,?— об этом можете не переживать, голубчик. В этой жизни Вы о ней забыть не сможете, в следующей?— да, не будете помнить ничегошеньки. В следующей жизни о Вашей возлюбленной за Вас буду помнить я.Он не стал особо внимать словам сумасшедшего о следующих жизнях?— всем ведь известно, что жизнь?— одна, как и эйдос, а что там за гранью он знал великолепно и так, на то он и некромаг. В сознании парня было кристально-чисто, вертелась только мысль о том, чтобы заполучить контракт, ведь так он план выполнит сто процентов… Странный парнишка, магически слабее него, предлагает глупости. Хотя не врет.Что ж, почему бы не согласиться.Он согласился. Странный парень выполнил часть сделки, а он забыл о собственной, отложил в долгий ящик.Кьюбей так смеялся, когда наивный некромаг?— некто наивный в обличии некромага?— отдал ему самое дорогое, что у него есть во всех воплощениях, за то, что он повертит в руках да сломает, не зная, как обращаться с подобной игрушкой. Впрочем, в этом мире и эта ?игрушка? сможет сломать его?— с легкостью, она уже начала делать свое грязное дело, нерешительностью подтачивать его фундамент, заставлять идти на уступки себе. Мадока вовсе не понимала, где она находится, почему она здесь, скрипучий голос из перстня направлял её персонажа на правильный путь, но и его она понимала далеко не всегда. Она видела, что здесь есть магия, и что она сильнее многих, но не начинала ставить себя выше остальных, оставаясь той же девочкой, попавшей в обстоятельства.Ей не найти то, о чем мечется её сердце.Мало кому удается исполнить детские мечты. Мало кто идет к ним шаг за шагом: легче желать стать звездой, чем записаться на тысячу занятий и вертеться в колесе белкой, надеясь добежать так до сцены; легче перечитать тысячу художественных, приближенных к фактам книг, чем отпустить незашоренный разум в технические творческие дали. Ты никогда не сможешь подружиться со всеми на свете, а продавцам мороженого на самом деле мороженого бесплатно не дают и мало платят. На то это и детство?— чтобы мечты не знали предела, но не становились желаниями.Так и та, которую ей изначально хотелось спасти, из-за которой моглось бы спастись и самой, постепенно отдаляется, размываясь в череде ничего не значащих и значимых событий, в мелочах и деталях. Кьюбей жалел о том, что хотел сохранить эксперимент в чистоте и только из-за непослушания додумался вмешаться в него сам. Сейчас же шла предпоследняя игра, предпоследний круг, было поздновато, но если бы он вмешался не на седьмом, а, допустим, на четвертом, он бы смог качественнее проделать свою работу. Он бы сделал их лучшими врагами, освободил бы все худшее даже в Мадоке, которая столько держалась, умудряясь поддерживать себя в равновесии. Он бы сделал из них идеальных дойных коров для тысяч, сотен тысяч таких же Инкубаторов… Ничего, на последнем круге он вмешается и сам. Его все равно должны утилизировать, он инфицирован чувствами и эмоциями, налипшими пылью на сапоги странника, так почему бы и не пошалить?Рыжая осень дразнила его точно так же, как девушка, то выглядывая солнцем, то затягиваясь в тучи. Ему не нравилось своеволие погоды, но девушку он готов был терпеть. По крайней мере?— больше времени.Она дразнила так и своего якобы парня, но у того было гораздо больше терпения.Глеба Бейбарсова не устраивало ни первое, ни второе. Он не задумывался, что происходит, становясь с каждым днем все сильнее, все одержимее, чувствуя, как сила змеится, шипит внутри. Сны пьянили хуже самого старого вина, хуже спирта, отравляли ядом, довольно сладким и незаметным, чтобы можно было заметить болезнь. Вернее…Это не болезнь. Это любовь некромага.И все, что он может, лишь пытаться держать себя в руках, не понимая, что это похоже на то, чтобы сдержать вулкан или бомбу замедленного действия: все равно когда-нибудь рванет. Она не будет брать ответственность за то, что от Академии не останется камня на камне, и он отлично это понимает. Остается лишь ждать и пытаться брать эту крепость?— добром? —?которым выглядит его расчет, выгодой себе. Чем дальше она от маечника, тем ближе к нему. Чем больше его усилий при этом видно?— тем ближе она к маечнику снова. Маятник, замкнутый круг. Ситуацию особо не разрубишь, и?— черт знает, что хотят эти девушки, что у них внутри. Он может рассказать, как лучше разделывать вурдалака, чтобы из его печени сделать зелье фальшивой смерти, а затем?— как вывести из этого стазиса через многие тысячелетия (но это в теории, ни один некромаг не станет творить такого идиотизма, ведь даже они не всемогущи, хотя был какой-то древний…). Он может рассказать, как приручить горгулью, создать голема, вдохнуть псевдожизнь с псевдоразумом в чужую подушку, чтобы она сводила человека с ума через сны, но не может применить это все на ней. Магия тут бессильна.Лучше некромагов в этом плане лишь Наследники Тьмы и Воины. Наверное, настолько темные создания не нуждаются и не могут любить, и это восхитительно.Любовь?— странное чувство, созданное для того, чтобы сводить с ума.Он начинал жалеть о том, что он родился человеком.В нем теплилась надежда. Он понял, что за артефакт пленил её разум, и с удовольствием ждал, когда же ей придется сделать выбор, оставить позади предрассудки и выбрать лучшего. Поставить на чашу весов и посмотреть?— да, он тяжелее, он поддерживает и помогает ей, не позволяя себе ни сердиться, ни злиться, только подкалывать да выходить из себя, когда невмоготу уже терпеть. Маечник ведь совсем не идеальный: ревность сжигает его дотла. Глеб понимает: ревность равна неуверенности в партнере, глупости, а если ты сомневаешься в том, кого ты выбрал, зачем было и выбирать? Ядро его личности сформировалось не в лучших условиях, но оно уже созрело, оно стабильно, и он уверен в выборе своей судьбы. Потому некромаги и не могут распыляться на несколько видов отношений: ты либо рядом с ним, либо он против тебя.Ревность?— неконструктивное чувство, и он не допускает, чтобы оно вмешалось в его планы. Или, по крайней мере, думает так, не замечая за собой ничего.Кьюбей смеется, зная ситуацию целиком. Он сам подбросил той девушке артефакт. Она сделала выбор за этих людей, и теперь Мадоке предстоит решение: предать на словах того, кто в этой жизни ей дороже всех, или же предать на деле того, кто дороже всех во всех остальных жизнях. Конечно, она не знает, ничего не знает, но если сделает правильный выбор, так и быть?— он затормозит процесс гниения и деградации Хомуры. Не полностью, конечно, но хоть на время, чтобы дать иллюзию счастья и опустить еще глубже в страдания. Впрочем, он уверен, что в этой жизни у Тани Гроттер слишком крепкий ментальный панцирь, в котором сидит она и те люди, которых по праву поступков можно назвать её людьми. Глеб Бейбарсов не сможет вписаться в её беспокойное морское нутро, в глубину души, потому что для этого нужно нырнуть в неё, открыться, отдаться чувствами, и, конечно, не насильно, именно в тот краткий и редкий миг, когда она будет готова. Он не умеет так. Он может отрезать руку, когда просят отрезать ноготь, потому что не соизмеряет силы и ситуации чисто по человечески, пытаясь все рассчитывать по-некромагически. Даже Ленка Свеколт чище и понятливее, даже Жанна Аббатикова?— с её-то наваждением и одержимостью им самим.Ты не сможешь стать Темным существом, если ты им не родился, но душе очень легко запятнаться, чтобы ты стал для себя черной дырой.Его стремления бесполезны. Он поймет потом, что Таня Гроттер?— не для него, что для него самого нет и не было пары, потому что он не заслуживает жизни рядом с собой, потому что обручен со Смертью в полной мере, пускай и не добровольно сперва. Он?— избранник Госпожи, не той, которая ходит с косой и пьет медовуху, но той силы, что стоит за ней, той силы, что потом выберет его своим Темным Ангелом, Орудием и Любимым. И тогда он станет Темным существом, чистейше-темным. Тогда?— но не сейчас. Если сможет, если не сломается, конечно, ведь Госпожа Смерть не любит слабаков.Пока что он сильнее всех.Локон в кармане наливался жаром, потом жег ладонь. Таня смотрела и отчаянно размышляла, какое имя сказать, понимая, что и так, и иначе кого-нибудь разочарует, кому-нибудь доставит боль. Перед глазами возник темный матовый взгляд и расслабленная улыбка: ?Полетели??, затем?— дракон, которого гладит Ваня, дает ему ведро со ртутью. И то, и другое было хорошо. Оба варианта?— замечателны, но…Разве смог бы Валялкин спасти её, когда она находилась бы на грани смерти?Разве смог бы Бейбарсов помочь ей, когда она стоит перед самым тяжелым выбором?Перстень что-то ворчливо прошептал на латыни, и она чуть сильнее сжала Локон Афродиты, понимая, что еще немного, и…И все. Она не сможет полюбить никого.Темные глаза прожигали её. Светлые?— отводили взгляд, боялись, надеялись. В первых будто была воплощена смерть, он всего лишь ждал решения, и вторые метались в страхе за неё, как птица в клетке, как сердце под ребрами, как необходимость в жизни и неизбежность смерти. И ей все стало ясно.Кто уже жил в её душе? Кто утешал и успокаивал одним присутствием? Кто теплый огонь в её камине? Будь, что будет.—?Глеб Бейбарсов,?— громко произнесла она, зажмурившись.Брюнет сумасшедше заухмылялся, направился в её сторону, раскрывая руки. Радость переполняла его, счастье заставляло чуть ли не разрываться на части. Наконец-то! Она будет принадлежать ему! Она ведь лучше всех!Ванька печально вздохнул, направляясь к двери. Все ясно.Некромаг прошел мимо Тани, заключая в объятиях неприлично счастливую Зализину.—?Ах, Глебушка, ах, родименькиииий,?— затянула она тонким голоском, повесившись на шею. Он взял её на руки, словно принцессу, словно невесту и самую сладкую добычу.—?Эй, Лизон, а как же Ванечка? —?раздался ехидный голос Склеповой.—?Какой Ванечка? Я Глебушку никому не отдам!Темные матовые глаза были равнодушными, когда он проходил к двери мимо Татьяны Гроттер, которую до того рисовал тысячи раз, которую видел в каждом силуэте. Зализина что-то громко и возмущенно ворковала, выводя пальчиком узоры на темном костюме, смахивая невидимые пылинки, болтала ногами и встряхивала челкой.Валялкин в коридоре удивленно посмотрел на обогнавшую его величественную парочку, зациклившуюся друг на друге.—?Наконец-то все закончилось,?— устало и удовлетворенно сказала Таня Гроттер, его Таня, которую он так любил. Он не мог поверить своим глазам, когда она крепко обняла его, прижалась всем телом, вызывая ощущение уютного дома, которое он почти растерял за эти дни. —?Спасибо, что подождал меня. Извини за все.—?Я… Попробую, Тань. Я постараюсь.Кьюбей рассмеялся. Роль Мадоки в этом мире кончена, но перемещать он её, конечно, не будет. Пусть живет, помогает Татьяне Гроттер сомневаться и надеяться, учится незнакомой для себя магии, пусть играет с собственными чувствами и успокаивается. Ей для следующей жизни будет необходимо.А Хомура… Хомура и станет тем, кто загубит их, как это и было предначертано с самого начала.Девушка, лежащая на постели рядом, была смутно знакома. Её русые волосы разметались по подушке. Его сильное худое тело чувствовало истому и далекие отголоски удовольствия.—?Таня… —?отчего-то вслух протянул он.—?Какая Таня? —?сонно раздался высокий голос.Он открыл глаза полностью. Какая Таня? Где его обещанный Рай, где рыжее солнце, играющее бликами на волнах зелени?.. Кто это?—?Доброе утро, Глебушка. Ночью было замурчательно,?— потянулась девушка. Он посмотрел в её тусклые глаза. Поймал поцелуй, слюнявый и противный разуму, но приятный и привычный? Телу?! —?Ты ведь не забыл? Сегодня на Лысой Горе?— распродажа, мы летим туда.—?Я не хочу.—?Ты не хочешь, чтобы я расстраивалась, не так ли, Глебушек? —?вкрадчиво произнесла она. —?Если Лизонька начнет истерить, то перебьет всю посуду, а так?— и тарелочки целые, и платьишко новенькое, красивенькое… Ты же любишь свою принцессу?И тут он все вспомнил.Год совместной жизни с Лизой Зализиной, с которой Таня соединила его судьбу. Его сумасшедшее счастье, и… Слава Смерти, что у некромагов не может быть детей. Искринки в глазах тех двоих?— Валялкина и самой Гроттер, когда они с Лизонькой встретили их в коридоре. Насмешливые и брезгливые взгляды однокурсников, на которые не обращалось внимания, и блокированная связь с сестрами, ими и блокированная, потому что ?лучше отсечь гниющую ногу, чем умереть от неё?. Захотелось взвыть.Рай, черт возьми. Его судьба. Как же он ненавидит их всех…Как же он бессилен теперь, не зная, что делать дальше…Девушка рядом все щебетала и щебетала возле него, копаясь в шкафу, ломящемся от одежды.—?Заткнись.—?Что? —?обиженно затянула она. —?Да как ты…—?Я сказал, закрой рот, Зализина.—?Ну, Глебушка, ты чего?.. —?растерянно произнесла она, а руки тянулись обнять, согреть парня, ставшего таким печальным и холодным чуть ли не в один момент. —?Ты чего, я же люблю тебя…—?Не смей. Не смей больше касаться меня,?— в просьбу-приказ вложил он немного силы подчинения. Хоть это еще возможно. —?Больше никогда.—?Да что случи…—?Да будьте вы все прокляты,?— невпопад бросил он.За окном громыхнуло, подтверждая слова. Он упал в обморок.Хомура, конечно, уже не видела, как девушка, с которой нечаянно связала его Таня (вместо того, чтобы связать с собой), суетилась, паниковала и предпринимала какие-то действия. Её душа почти превратилась в Зерно Греха, проблескивая еле видно, равнодушно, словно пульс у человека в коме.Этот темный кристалл обладал невероятной силой.Как жаль, что Кьюбей не может отправить его на Землю, устроив там Вальпургиеву ночь. На Земле Хомура с Мадокой перестали существовать еще в первый раз, будучи в баре смерти, и как ни старайся, ты не вплетешь их в тонкую ткань этого бытия. Впрочем…Существовал еще один мир. Довольно молодой, перспективный, похожий на Землю (хотя сколько похожих на неё миров водилось в гиперпространстве?— даже всеми Инкубаторами не сосчитать). Магическая составляющая была в нем довольно сильной, жадной и плодовитой, размножалась сама по себе. Люди еще не умели подключаться к Источникам Силы, они никогда не сумеют, если им не показать, потому что это на другом слое бытия, недоступном для них, однако… Если вывести силу наружу… Если…Он никогда не моделировал миры почти с начала. Всегда были готовые?— исходные данные развивающейся динамики ситуации, готовые персонажи, обладающие задатками, необходимыми для операций, но… Ему же все равно умирать. Не телом, как все привыкли. Ядром, которое должно быть без эмоций. Тем, что люди назвали бы душой. Он не сохранит память, не удержит в руках ускользающие нити событий больше. Он будет стертым, пустым, как все те, кто живет на планете: потребители чужих эмоций, беспорядочно размножающиеся между собой, эгоистичные и глупые твари. Нет, он не хочет такого. У него нет выбора, но…Он всегда был тем, кто ведет игру, и никогда не играл толком сам.Он еще никогда не примерял на себя шкуру Бога нового мира.