Мир 9. Последний. Паучок (x Shoujo Kakumei Utena) (1/1)

Эта небольшая оранжерея, вселяющая таинственность и пьянящий запах роз в студентов Академии, была для девушки родным домом, но обитательница не обладала настоящей дружелюбностью или доброжелательностью. Как ты можешь обладать своими чувствами, если ты не владеешь собой? Порой казалось, что мир, в котором она живет, выдуман до нитки, но не ею, не совсем ею, а чем-то, что они с Акио потеряли давным-давно.Мир, созданный невинностью.Мир твоих желаний.Повернуть бы время вспять…При подобных мыслях она иногда тянулась к левой руке, видела застаревшие остатки шрамов от розг крестьян, вспоминала казнь. Да, она переродилась. Восстала из пепла, отдав жизнь за самое дорогое, что у неё было, но брат в свою очередь сделал то же самое, отдавая грязь и боль, словно переливая в пустой сосуд. И сам остался свежим, чистым, таким, каким раньше не был.Стал Богом этого мира.Диосом.Перестав быть чем-то дорогим.И все же он прорывался сквозь собственную фантазию, бессонными ночами бессловесно взывая, получая её тепло и сумрак, потому что ничто не может быть плотным, не имея тени. Хоть и такой, как Химемия Анси. Такой слабой, похожей на дымок от угасшего костра, совсем не подходящей лесному очищающему пожару. Две части одного целого, близнецы, по идее должны были быть еще и родственными душами, но девушка не чувствовала широты его души. Если она была маленькой частичкой пирога, значит, где-то должен был быть и остальной пирог; в Нем же была половина, да и то в лучшем исходе. Однако в ней дремала общая Сила, иногда вырывающаяся наружу новыми розами, притягивающая Дуэлянтов магнитом. Сила есть?— ума не надо, значит, думать вместо неё обречен Акио, если уж она обязана разгребать эту прокисающую кашу, которую он заварил.Скоро начинается новый Круг. Новая Жертва во славу их Академии. Как же странно и смешно, что остающиеся с других Кругов Дуэлянты никогда не помнят того, кто проиграл в самом конце, отдавая вместе с чужой жизнью собственные воспоминания. Те, кому очень повезет, могут дойти даже до выпускного, но чисто теоретически. Практически?— время здесь не имеет силы. Остановилось давно, не запустишь заново просто так.И не повернешь.Девушка обладает дерзким нравом, красивой внешностью, а Химемия равнодушно думает о ней в объятиях Сайонджи. Кендоист её так любит, что готов сделать из неё куклу, которую трясешь, и она говорит ?Мама?. Или в данном случае?— ?Ты мне нравишься?. Она ведет дневник вместе с ним, по очереди, пишет письма, хотя единственное место, где они не могут видеть друг друга?— занятия. Парень одержим, но, к счастью, бесхребетен перед ней, словно домашнее животное перед хозяином, и он закрывает глаза, когда она приходит под утро в синяках и царапинах.Сила требует выхода, а Акио отчего-то больше не хочет её звать.Один разум на двоих, и она чувствует отголоски желаний брата: ?Я хочу Чистоты?.Девушка настолько искренняя, что приглянулась им обоим, но никто не получит её.Анси уже знает, кто будет новой жертвой.Они знакомятся очень легко и предсказуемо, и поначалу древняя сила ухмыляется сквозь глубокие темные глаза, незаметно высасывая здравомыслие у самопровозглашенного Рыцаря. Ей так легко вертеть, почти как веером, когда она не задумывается о своей судьбе, только о благополучии Химемии. Она испугана?— совсем малость, как боятся и жаждут неизведанного, как девчонка, что гадает на Святки с помощью зеркального лабиринта, и Ведьма ожидаемо показывается ей. Неожиданно?— в облике замечательной пустышки, самого популярного старшеклассника и самого отвязного плейбоя, и Тенджо ведется.До первой пощечины и вскрытия истинной сути.Это получается у девчонки непринужденно, парой лишних фраз и жестов, и он теряется, не находит, что сказать, и, хотя это звучит совсем не издевкой, возмущается и уходит. Пытается говорить со своим Оракулом, взывать к своим Богам, но Ведьма лишь смеется в лицо вежливой улыбкой, мол, ?абонент временно недоступен, пожалуйста…?. Акио и вовсе дела нет до заместителя, указывать на его карты было забавно, и сливать пешку не хочется.Она аккуратно предлагает сделать парня накопителем силы Диоса, но брат не соглашается. Что ей, королеве, понимать в делах короля? Советы ведь бессмысленны, бессознательны, дикие, как и их обладательница. Ведьма, колдунья, Зло под маской добра, одним словом.Да чтоб тебя!Пусть так.Розы в её оранжерее изначально растут белыми и искусственными, похожими на сахарные поделки чудесного кондитера. Под влиянием магии они получают свой цвет, например, зеленая зависть Сайонджи, оранжевая пылкость Арисугавы, синяя меланхолия Микки…Бутон ласково тянется к чужому теплу. Руками, мыслями, улыбкой. Светло-розовый, нежный, первый, который получается более-менее живым, лепестки от которого разлетятся по полу, а не рассеются в воздухе комком света. Маленькая чудесная шаровая молния, которая разнесет клетку и не оставит камня на камне,?— вот как теперь думает Химемия, поливая цветок. Все же Ведьма смогла по-настоящему привязаться.К прошлой Победительнице она смогла присосаться паразитом, отравить мысли и разум, съесть полностью. Может, поэтому Диос сердится? Не дала ему ни кусочка, злая жадина… Как она вообще могла?И не дала бы. Это было блюдо, приготовленной ею самой, без участия, но с вмешательством. Кухня не терпит лишних людей. Кухня не терпит долгой грязи, потому Круг был коротким и хлестким, как пощечина. Несколько боев, она даже не успела разыграться…Как же быстро они забыли бунтарку Саяку…Как и до того?— Кёко.Как и до неё?— Мами.Милые тени на стенах, театр пожара… Даже их забыли, будто и не было.Верно, когда-нибудь все обратится в пыль. Все, кроме неё.—?Анси, о чем ты думаешь?Голос сладким сиропом проникает в сознание. Кажется, её зовут. Голос сладкий, но не приторный, не притворный, не лицемерный. Сладость розового крепкого чая. Надо будет заварить, когда они придут в комнату, обычные розы у неё тоже где-то были.—?Ни о чем, милая Утена. Все в порядке.—?Глянь, какой котенок!Белоснежный мех, густая шерстка, смешная мордашка. Она ненавидит животных. Белый мех вызывает у древней Силы желание размазать по асфальту тонким слоем, чтобы даже косточек не осталось. Малыш шипит, поворачивая голову к ней. Нужно усмирить себя, а то фонит.—?Можем забрать его к себе, милая Утена.Малыш успокаивается и засыпает за воротом форменного пиджака. Смешно, у Ведьмы была форма, а занятий не было, как и домашних заданий?— зачем? Ведьма и так всеведуща и мудра, по сути своей?— такое же безумное животное на уровне инстинктов, с единственным только отличием: если бродячую кошку на улицу гонит жажда приключений и безысходность, то её?— обычное осознаниевсе так, как должно быть Ветка развития?— правильна.Анси готовит розовый чай, совсем не задумываясь, что Утена, может, и не голодна… Стук в дверь прерывает куховарство.-…Кто там… —?подходит девушка спустя пару минут, но Колдунья уже разбиралась с ситуацией:—?Ах, это было письмо прошлым жильцам…Сжимая за спиной чёрную розу, нетерпеливо сосущую кровь из прокушенного шипами пальца. Бутон перед ней вроде бы верит, но порывисто обнимает за плечи, почти сгребая к себе.Ещё чуть-чуть?— пришлось бы показать тайный знак, соврать что-то, прошипеть улыбкой в спину, но та не переходит грани, отстраняется:—?Прости, я не знаю, что нашло…?Я красивая, ты красивая, вот что?,?— смеётся про себя она, выдавая недоуменное лицо. —??Притяжение?.—?Я доделаю чай, милая Утена?—?Да, конечно… Спасибо, Анси.И обыденный голос кидает невесомую ниточку паутины к её ногам.Перевоплощаться?— вот что обожала эта женщина-девочка, девушка-статуя, куколка и целая Вселенная для того, кому нужно было открыться. Тёмные синие глаза в поллица, томный печальный взгляд, и…—?Доктор Микаге… —?ты любишь иллюзию, пытаясь пообещать и исполнить вечную жизнь. Печаль чуть усилить, драматически закашляться, прикусив щеку изнутри и сплюнув кровь… —?Доктор Микаге, я…—?Я спасу тебя, мой мальчик, я…Клятвы влюблённых так пусты и поверхностны, и что бы они ни делали, она верит тем, кто не может ничего сказать, очарованный собственной ложью самому себе, ослепленный её тёмным сиянием и нелепо ловящий воздух в голове, вместе с разноцветными мушками.Потому она смеётся, маскируясь под хрип.—?Быстрее, пожалуйста…Ты ведь сам виновен в любви ко всему идеальному, и вместо свободолюбивой девушки, идущей, кстати, и на компромиссы, ты выбрал идеальную ?принцессу в беде?, вечно ищущую спасения и опоры. Ах, Рыцари, вы так глупы…Мужчина мчится, исполняет чужие желания и вертит новый круг, словно детскую карусель-солнышко, с дикой силой, вызывая дисбаланс в этом пространстве. Анси не знает, есть ли что-то за пределами Академии, или же Диос написал книги о своих фантазиях. Не знает, но все же надеется, что все пойдёт прахом и синим пламенем, и?— о Боже,?— она сможет быть для себя другой. Наконец-то стать собой, откопать под миллионом масок, растоптать сахарные розы и к черту всё и вся!Микаге несёт слишком много корма Силе, и та, раздувшись сырой змеей, переполняет Анси настолько, что призрачный театр чуть не взрывается опять. Задевает только последних Дуэлянтов?— Сиори и Джури, откидывает друг к другу, проявляет истинные чувства слиянием губ и кровью на кончиках языков. Микаге изумленно смотрит на то, как мальчик превращается в не очень болезненную насмешливую школьницу прямо на его глазах, и пятится, не в силах отвести взгляд. Ах, кажется, мы проходили это ещё на первом круге: в прямой взгляд легче вставить приказ или истинное изречение, достаточно только пожелать и удерживать контакт. И он не очень хочет осознавать, что даже в прозрачном виде он жил только бесплатной мечтой, отбросив её не качественное свершение ещё до пожара. Он не хочет думать, что положил на алтарь во имя заблуждения жизни и души ста молодых людей, занимавшихся наукой в этом корпусе. Не хочет и не может думать, что идеала больше нет.Эй, Рыцарь, твоей Принцессы и не было. Сожжешь любимую Ведьму?Но он предпочитает бессильно выжечь себе разум подобием на сентенции совести. Забиться в уголок и скулить, гореть, умирать… Впрочем, ей здесь делать уже нечего.Она не могла найти себе места, хотя Академия и была заточена под них с Акио, не под Диоса изначально. Пустота в душе звала Силу: ?Заполни меня?, но это было сродни Апокалипсису, самоубийству, атомному взрыву для этого мира. Она знала, что как только материя с антиматерией в душе соприкоснутся… Не останется ничего.Она много думала над этим, пока была хозяйкой тёмных Роз.Выхода не было. Долгие годы никто не подходил в фавориты Силе, а она сама не обладала полномочиями. Можно было бы попробовать с Микки, но он слишком слаб для испытания, да и сообщающийся сосуд, а кормить двоих ей не хотелось.А здесь…Сила неторопливо перебирала костяными лапами, когда Утена?— такая неловкая, милая, дерзкая?— нечаянно касалась, смотрела, когда казалось, будто никто и не смотрит, проявляла внимание, пытаясь скрыть его, и все было будто в первый раз, будто румянец на щеках?— настоящий, будто они две обычные девочки в обыкновенном мире, и…Стоп.Хватит.Будто что-либо уже было между ними двумя, будто в ней ещё не умерла надежда, и мир такой невинный, каким был до того, и Акио?— тот, кто дорог, а не Бог этого мира. Будто и она?— не Богиня, ненавистная всеми и яростная. Нет ничего в этом взгляде, что могло бы оставить её здесь, не отправить сливаться со звёздами. Зелёные глаза?— изумрудные, не лесные,?— переливаются гранями, будто вспоминая с каждым днём, что значит быть собой.-…Сегодня я расскажу легенду о Двуедином,?— спокойно произнесла учительница этики, входя в класс и поправляя форменное платье. —?Может, вы все её знаете, но это по программе, тем более, я бы хотела прояснить природу его отношений между собой.—?Двуединый… Это кто? —?шепотом спросила она у Вакабы. —?Это…—?Тендзе, помолчите,?— одернула девушка. —?Двуединый, наш великий и безжалостный Господь, был рожден в тёмные времена. Становясь взрослее, он стал светом для людей, справедливой карающей рукой и неведомой силой, которую уважали, боялись и любили?— в зависимости от того, праведен или неправ был тот, кто делал это. Вы все это знаете. Вы видели иконы?— темная и светлая кожа, молочный шоколад и ваниль, общее облако волос и лицо, сочетающее и мужское, и женское: наш Господь Двуединый, во имя Великого Отца и Доброй Матери, аминь.Все склонили головы и прикрыли глаза в благоговении, и Утена за компанию опустила ресницы, наблюдая, как она проворно метнулась к двери и закрыла на ключ.—?И вы думаете, что знаете все о нем, и эта лекция?— лишняя, ведь родители с детства говорили о Двуедином, и ?да что в нем вообще интересного??, но вы глубоко заблуждаетесь. Открывайте глаза. Истинный облик Двуединого?— не то, что вы видели на иконах. Это два отдельных организма, соединенные общим разумом, и совмещают эти существа в себе и добро, и зло. Вернее, нет уже добра и зла, наверное, на их уровне развития…Она глубоко задумалась, задержав класс в молчании. Потихоньку подростки оттаяли, начали шуметь и переговариваться в полголоса, ведь учительница, хоть и была в классе, но одновременно была и вне класса.—?Они друг для друга?— всё,?— тихо начала она вновь. —?Потому и Едины. Они друг для друга?— и брат, и сестра, и любовники, и родители, и муж с женой, а по отдельности они?— никто. Они могут существовать только вместе, только вдвоем, и неважно, насколько далеки друг от друга, они рядом, знают, что делают. Это как правая и левая ноги: они могут быть отделены, но для того, чтобы двигаться, нужны обе, и… И в ваших душах тоже что-то есть от обоих.Она говорила так, будто хорошо знала Господа, и в бирюзовых глазах качалось сожаление о потерянном рае, об утраченном навсегда. Она почему-то шмыгнула носом раз, второй, и расплакалась искренне, как ребенок, в собственный рукав.—?Это моя последняя лекция для вас, ребята. Мне больно и обидно, но обстоятельства вынуждают уйти в другое место, слабое здоровье требует более теплого климата… Извините за истерику, я не хотела бы, но…Она вовсе не выглядела плохо. Светлые волосы все так же завивались, чуть касаясь плеч, хрупкая фигура выглядела жалко, сгорбилась, пытаясь сжаться в клубок, и только покрасневшие пятнами мокрые щеки выдавали настоящее состояние. Класс загудел еще громче. Канаэ Оотори все любили?— и не потому, что она дочь владельца школы, а за её спокойный и невозмутимый характер, приправленный тихим весельем и мягкой улыбкой. Канаэ Оотори была невестой нынешнего директора, статного красавца Акио, который несколько раз поил Утену чаем, да и отчитывал, бывало, за сование носа не туда, куда надо. Он же?— Акио Оотори?— был братом Анси, вызывал её помогать с бухгалтерией после занятий, и та звонила, извинялась перед милой Утеной, оставалась ночевать у него. Интересно, как он отреагировал на болезнь невесты?Интересно, знает ли он, что та умирает?В голове щелкнуло и глухо зашевелилось: а откуда сама Утена знает? Почему она думает, что понимает? Если бы все было не так, разве были бы брат с сестрой настолько спокойны?..Об этом она и спросила свою Невесту-Розу, как только её нашла. Та лишь пожала плечами, даже не поворачиваясь, и Утене снова пришла мысль, что что-то тут не так.?Естественно?,?— хмыкнула Химемия, пряча сумрачную улыбку.Акио просто сжег её, сам того не заметив. Не контролируя силу, вливая её в тело под слишком сильным напором, он передал и часть своих воспоминаний, а Анси, к которой и пришла расстроенная девушка, постаралась придать воспоминаниям не элемент бредовости и сна, которым можно было бы оправдать и оставить её здесь, а элемент правдивости происходящего. Потому Канаэ думала, что застала их вдвоем в комнате жениха. Канаэ помнила волну темных волос, чужое наслаждение от слияния с Акио, но сопротивлялась наваждению, думая, что все же любит его. Это сжигало её еще больше, но последней каплей стало безразличие мужчины, ведь она редко беспокоила его по пустякам.—?Акио, колокола вдали звучат так прекрасно…Он угукнул, тяжело обнимая её. Когда-то нравилось, а сейчас не вызывало ничего, кроме пустоты.—?Акио… Ответь мне.—?Что?—?Кажется, я твоя невеста уже целую вечность… Когда мы поженимся?..Он хмыкнул в ответ. Зачем ему жениться? Разве эта ширма еще что-либо играет для общества и нужно ли ему прикрытие, если то, что он выдумал сам, надоело еще тысячи лет назад?—?Детка, ты можешь быть свободна,?— крикнул он вслед выбегающей девушке. Брат с сестрой просто заигрались и не заметили, как она увидела чуть больше, чем должна. Канаэ должна была умереть чисто из-за того, что её роль в истории сыграна, и у неё не было изначально резерва сил, чтобы определить судьбу самой себе. Зато она видела ту, чьих сил будет достаточно. Ту, кто сможет перевернуть этот мир, который теперь был ненавистен всей душой.Но в чем виновата пустая земля? Уберите остальных?— и она станет Раем.Сайонджи решительно шел по спиральной лестнице, одолевая сомнения и страхи и желая одного: вернуть Любимую. Анси была молчаливым и нежным идеалом, добрым, ласковым, любящим, и он был уверен?— это лишь силы Магии удерживают Невесту-Розу возле Победителя. Но если он сам и победит, то они останутся вместе навсегда. Он больше никогда не отпустит, печаль с учтивостью уйдут из холодного взгляда, а изумруды станут летней зеленью садов, смеясь над прошлыми проблемами.Анси тем временем готовила Утену к бою. Не то, чтобы это было сложно, но Сила, вырывающаяся к собственной фаворитке, украсила китель узорами, сделала его не черным, а красным, под стать одеянию Розы, и сейчас она пыталась изменить кричащее золото на более спокойное серебро, а режущий глаза алый?— на кровавый или винный. Что-то получилось, как и клинок Хозяйки: вроде и шпага, но острая, листик вскинь?— пополам разрежет, еще и о его края порежешься. Опасный будет бой.Глядя на бывшего Хозяина, она поняла: кажется, с вливанием сил переборщил не только Акио, но Сайонджи, в отличие от Канаэ, был чуть более устойчивым резервуаром. Устойчивым, упрямым, с прожженными чувствами мозгами. Почти что зомби, который кричит ?Любовь!? вместо преславутого ?Мозги!?…Какая гадость, Боже мой.Диос где-то далеко рассмеялся. Сила намекнула, что парня ждет судьба невесты?— за ворота. Туда, где такие сказочные дети, как они, выжить едва смогут.Выпускной для них чаще всего означает смерть.В Академию Оотори подростки не попадают просто так. Каждый из них несет в себе песчинку Революции, но уже здесь решает?— быть серым или цветным, играть первые роли в Студсовете или быть массовкой. Решает сразу, бросаясь в ледяную воду, и невозможно почти перейти из вторых в первые. Эх, Саяка и твоя трагедия любви, заставившая броситься в омут борьбы за силу… Массовка похожа на песок в ладонях. Отдавая свою искорку Революции, они не помнят в дальнейшем, что было во время обучения. Вроде знания, зубрежка и чай с подружками на красивой веранде, но что еще… Да кто ж его знает… Хорошее было место и время, в общем, спокойное и невыразительное. Они проходят, и с них, как с гуся вода.Но в цветных куда больше Революции и смелости. Цветные не могут просто уйти, им важен азарт боя, им важно выиграть или раствориться, и если они проиграют?— ничего страшного, главное?— не в последнюю очередь, не проиграть, поставив на кон всё. Цветные играют, и в них краски жизни, скрытой за узорным забором, настоящей жизни, ведь целый мир и питает этот рассадник эмоций и чувств. Цветные играют до конца?— неважно, своего или конца игры. И им не дает заскучать Конец Света.Сайонджи?— очень опытный кендоист, и катана в руках должна петь, защищая его, а не оправдываться жалким железным лязгом, не огрызаться искрами. Утена действует странно, он уворачивается от ударов, защищаясь из последних сил. Роза из кармана не упала?— все такая же невинно-белая, похожая на его сладкие чувства. Он обессилен: зеленый взгляд прикован к танцующей в винном кителе, и его белая парадная форма, кажется, сливается с облаками на небе для Любимой Анси. Это так больно, и шпага чуть ли не задевает цветок, вспарывая ткань рядом. Краем глаза он видит остальных членов Студсовета, не решившихся на дерзость, равнодушных и странных. Джури смотрит с осуждением, Нанами?— с насмешкой, а Микки, кажется, вообще нет дела до того: скоро он уходит в другую школу вместе с ненормальной сестренкой. Тога смотрит на него так же неотрывно, как и Невеста-Роза на Победительницу, одетый в такую же белую форму, и до него доходит, что этот цвет?— не только чистота, но и пустота. Новый лист, свежий воздух. Не пахнущий розами и не приторный, обычный воздух, обычный ветер, вздымающий колокола, и шпага за секунду до того не разрезает ткань, но аккуратно уничтожает цветок, разрезая пополам.Это довольно грустно?— опускаться по лестнице и выбрасывать кольцо в руку заместителя Председателя, но Тога прихватывает пальцами разжавшиеся пальцы. Едва-едва, как последний вдох, и Сайонджи под разочарованием момента медленно ведет ими по тыльной части ладони и касается кончиками пальцев краешков ногтей.Может быть, он сумеет выжить.Что-то пошло не так, и Сила выходит из берегов. Победительница не очень понимает, каким образом они прогуливаются возле колоколов, ведь это очень далеко, как она думала, а оказалось?— совсем близко, но очень, невероятно высоко. Под облаками даже не видно мира?— совсем-совсем, даже намека нет. Только они вдвоем, колокола и аллея, куда их выплюнул лифт. И замок посреди неба, где-то там, вдалеке.И все, что происходит?— нереально. Она, кажется, спит, но чем выше они поднимались, тем виднее была поверхность.?— Ты еще успеешь все рассмотреть, это все?— наше… —?бормочет Анси, немного пугая, но и пугаясь сама?— Акио не отвечает. Акио должен был быть поблизости, но его нет. И он не отвечает, словно загородился щитом от нелепых приставаний или глупостей, но это ведь не глупость: Победительница не должна ждать его силы, Диос сам снисходит к Избранной, но в этот раз Акио отмахивается коротким: ?Подождете!?, когда она, наконец, прорывается, казалось, через тысячи галактик.И Сила прорывает её саму. Проводника нет и не будет, и напряжение в груди, будто высоковольное, чуть-чуть утихает, когда она касается руки Победительницы.Она бесстыдно льнет, затягиваясь дыханием Утены, словно самыми крепкими сигаретами, словно наркотиком, передающимся воздушно-капельным путем. Она крутится рядом, не переступая грань, но Сила, спящая внутри, сыто потягивается, шумит волной, шипит прибоем. Сила любит Утену больше, чем Акио, и для того, чтобы выплеснуться любимым безумием, нужна такая малость…—?Анфи… —?наивно и страстно выдыхает она. Сладкая, невинная, соблазняющая этим более, чем Он своими напором и властью. —?Анфи…Зовет ночным шелестом веток, тянется длинными холодными пальцами.Консумация.—?Это так неправильно,?— жалуется мимолетно, нежно, плавясь в руках чистой Силы, текущей по венам Химемии, и та понимает: вот она, её недостающий кусок торта, но не должна же она вот так?.. Выгореть, выцвести, как было задумано, облететь лепестками на пол, под ноги танцующих с вечностью Ведьмы и Того, кто возомнил себя Богом. Она не должна, ей не нужно, этой девушке дано перевернуть мир, и она сделает это.Сублимация.—?Тогда, может, не будем, милая Утена?Голос такой обманчиво-ласковый, играет полутонами, как узорами в калейдоскопе. Можно поверить, что она всерьез отказывается от того, что (Утена знает наверняка) когда-нибудь случится. Именно так, именно между ними, и если так написано где-то, если по-другому никак нельзя?— зачем она оттягивает и отталкивает?—?Ты нужна мне,?— широко распахивает глаза она, обнимая смуглые плечи. —?Я не знаю, что делала бы без тебя. Мне кажется, что ты?— мой смысл, мое желание двигаться. Ты?— моя революция.Химемия Анфи впервые почувствовала, как где-то в пустоте, ошибочно называемой другими её душой, разрушается выстроенная столетиями, поколениями жертв, система. Словно карточный домик от одной неумело поставленной карты, она падает, рассыпается прахом. Она словно и не жила до того момента, хотя Сайонджи периодически кормил её словами о вечной любви. На руке, под кожей словно запульсировал таймер обратного отсчета.—?Ты?— моя Принцесса, Анфи. Я хочу быть твоим Рыцарем, хочу оберегать тебя от всех печалей и бед, хотя и не понимаю, что происходит, но…—?Тебе необязательно понимать, милая Утена,?— план вырисовывался легкими, карандашными штрихами, но на скорую руку вполне можно и так неумело, так грубо, тем более, что Диосу-Акио больше нет дела до вроде как второй половины его сущности. —?Я поддамся тебе. Все будет так, как должно быть. Все будет даже лучше.Она щекотно обводит кончиками пальцев контур губ.—?А тебе не будет больно?—?Я уже давно не могу чувствовать боль,?— призналась Анфи, стягивая сорочку так тягуче, будто развоплощая её, оставаясь только в облаке своих пушистых темных волос. Словно древняя богиня, сошедшая с небес, она спустилась обратно, сплетая свои пальцы с бледными и холодными. —?Не бойся, ты не сможешь ранить меня.Она кивнула, протягивая ладонь в середину груди, будто стремясь вытянуть меч, но вместо того наталкиваясь на стук сердца за щитом грудной клетки. Рука почти светилась на фоне смуглого тела. Ладони оглаживали женственные изгибы, словно играя на виолончели чужого тела. Она не знала, откуда помнит, как играть, откуда понимает, как касаться, почему волнистые локоны в её руках ощущаются гладкими прядями. Энергия перетекала в Утену с каждым движением, руки согревались, влага на кончиках пальцев?— что это? Кровь? Слезы? Анфи? Все-таки больно? Но объятия подтверждают?— все в порядке, продолжай, и Утена почувствовала, что, кажется, Невеста-Роза цветет только для неё с этого момента, и даже если попадет в другие руки, не сможет отобрать то, чем сейчас делится.Влажная щека коснулась её щеки. Анфи что-то судорожно бормотала, отдаваясь ласковым осторожным прикосновениям, превращая древнюю Силу во что-то новое, принадлежащее только одной Утене, навсегда, навечно, на…-…Нашла тебя, не отпущу, останься, прошу…И дуэлянтка-победительница сжала свой трофей крепче, не боясь и не стараясь сломать, зная, что ничего плохого не случится. Кажется, небо заиграло другими красками, время замедлилось или, напротив, побежало так быстро, что они выйдут из комнаты, а за окном другое тысячелетие. Утена вспоминала все будто случайные прикосновения к Анфи до того?— если той было так больно от невозможности единения, почему не раньше?—?Ты была не готова, ты такая…?…Ты чудесна?,?— невпопад подумала Утена, целуя горячие губы.—?Ты тоже,?— прошептала богиня. —?Извини меня…Какие-то смутные картинки мимоходом прошли сквозь сознание девушки, но их будто вымели огромной метлой, прежде чем та успела присмотреться хоть немножко. Разве что…—?Ты и Акио?..—?Я умирала за него бесчисленность раз. Он?— мой…—?А я?—?А я?— твоя, судя по всему,?— расслабленно улыбнулась она, касаясь чужой груди. —?Аминь.Дальше Утена совсем потерялась в ощущениях, потому что Анфи захватила её разум своими прикосновениями, поцелуями и космическими глазами, раскрытыми ей настежь. Сила довольно перекатывалась и преобразовывалась во что-то непотребное, от того заинтересовываясь и радуясь.?Ты влюбилась, Ведьма, это твой Приговор…??Ну и черт с ним!??— сумасшедше улыбнулась она. —??Ради возлюбленной я бы прокляла даже саму Судьбу, не то, что сейчас… Я уже давно не боюсь, и, хоть это будет последний раз, даже если это бесполезно, я…?—?Анфи… —?застонала девушка, выгибаясь дугой. Бедра будто током пробило, и та прижала их руками к кровати зачем-то. —?Аах…?Мне совсем не важна жизнь, если в ней не будет моей родственной души?.Сила хмыкнула и свернулась половинчатым полосатым клубочком, чувствуя новое существо внутри другой девушки в постели. Этому древнему разуму давно было скучно, все шло по предсказуемым сценариям, а кукла была довольно послушной, но сейчас… Было весело. Приближалось большое веселье.Вернее, большие неприятности, что, впрочем, одно и то же.Анси не чувствовала себя марионеткой. Утена передала ей нечто важное?— смелость быть собой, вдохновение, и главное?— иные силы, отличные от Той, что спит внутри.—?Это называется доверие,?— рассмеялась девушка, мечтавшая стать принцем. —?Я просто верю в тебя больше, чем ты сама в себя.Им не требовалось нежных прозвищ, и как-то язык не поворачивался у Утены назвать Химемию солнышком или любимой. Она была лучше всех, лучше звезд и неба, самая сильная и ранимая, самая чудесная. Кажется, даже время останавливалось, когда они были вместе, и неважно, что они делали. Иногда казалось, что на смуглой руке проявляется татуировка странных часов?— ?хроноворот?,?— подумала она в первый раз, но как только она пыталась обратить внимание самой девушки, та ехидно исчезала. Анси тоже не могла назвать Утену котенком, хотя иногда ей хотелось. Слова имели здесь силу, а их слова?— особую, и не хотелось, чтобы та была послушной, не хотелось унижать значение того, что избранница?— человек.Всего лишь человек. Не сверхсущность, как думалось ей по молодости, не такая же Ведьма и не неумелый правитель Мира, не Акио, а всего лишь человек. Рыцарь. Её и только её человек, который не предаст, даже если она оставит.(Но она не оставит)Утена?— бутон, сокровище, которое пришло к ней из других миров, и она даже не имеет преставления, за какие заслуги награда, ведь в невидимом тандеме она была карающей силой, инструментом в руках, не желающим ничего думать.И однажды они проснулись.Это нельзя назвать иначе: она посмотрела в синие глаза, и мир вокруг дрогнул. Она зависла, увидев в них космические дали, сладкий отблеск прошлого. Обрывки, кусочки, будто частички паззла, будто узорчатые кружева, заполонили сознание, выстраивая картину?— пока не полностью, чисто наброском художника, увидевшего мимолетную красоту.—?Х… Хому?.. —?позвала её Утена, и она задумалась, на самом деле ли её зовут так, как зовут.Имя было знакомым, уютным, и чувство, будто её сотни раз до этого так звали, захватило в мягкие объятия.—?Позови меня еще,?— попросила она.—?Хомура… Акеми-тян… —?потрясенно произнесли в ответ, и она раскрыла зеленые глаза.—?Что это такое? Откуда я знаю… Что с нами такое?..—?Кажется, мы существовали до того.—?Акеми-тян… —?мягко протянула Утена изменившимся, не женственным, а девичьим голоском. —?Аке…Та сгребла её в объятия.—?Я пока не знаю твоего настоящего имени, но ты первая, с кем я могу стать сама собой.—?Акеми-тян, ты… Ты всегда стремишься защищать меня, ты очень… Я…—?У меня никогда не получается, суя по всему,?— отвела взгляд она.—?Ты не учитываешь то, что это желание взаимно.Поцелуй был целомудренным, но похожим на ожог: будто каждая из них коснулась губами раскаленной сковороды.—?Ой.—?Это нормально,?— прошептала Утена, распуская чужие длинные волосы. —?Это новые, цельные мы. Нужна…—?Консолидация,?— поняла Анси, вернее, уже Акеми, и послушно опустилась на кровать. —?Мы не сделаем этим хуже?—?Странно, обычно ты не боишься делиться со мной собой,?— рассмеялась Утена, расстегивая форму.—?Я хочу не делиться, а остаться полностью. Я не потеряюсь в тебе?—?Мы потерялись так давно, что говорить об этом стыдно. Я хочу найти тебя. Я хочу быть твоим маяком.—?Ты?— путеводная звезда,?— пробормотала она, впуская в себя чужую Силу: податливую и смелую одновременно, и своя потянулась навстречу. Когда они сплелись, показалось, что больше Анси Химемии не существует. Ни её, ни Акеми Хомуры, ни одной из тех личностей, которыми пришлось быть,?— больше нет. Есть только та, ради кого и было все это. Сейчас и навсегда.Это чувство было больше, чем любовь, больше всего, что переживала она до того. Страшно и трепетно, сладко и стыдно?— за прошлые проделки, за то, что не смогла, за то, что было плохо. За то, что растаяла снегом, когда было все равно, за то, что дала растаять и ничего не поняла. За то, что не обращала внимания и за отсутствие гордости в коротком служении-поклонении. За то, что выстрелила и за неловкое счастье. Хотя… За счастье больше не было стыдно.Кажется, они обе светились.—?Все, что ты пережила, было из-за меня…—?Но я ни о чем не жалею.И её Утена?— нет, Мадока,?— заплакала.—?Ну же, перестань, моя Принцесса. Не то я заплачу следом…—?Почему я приношу тебе только неприятности?—?То же самое могу сказать и о себе, милая.—?Ты ввязалась во все это…—?Но мы ведь станем свободны, а? Мы сумеем пробить скорлупу!—?Кажется, мы уже… —?округлила глаза она.За окном Замка посреди Небес медленно поднимался снег. Пушистые хлопья напоминали сначала куски штукатурки, затем распадаясь на что-то более приличное и милое. Кто-то внизу раскрывал разноцветные зонтики, кто-то бежал под прикрытие стен, кто-то подставлял язык. Кто-то точно так же прилип к окну, отлипая от чужого тела, а затем медленно отходил от осознания того, что он не проиграл, в ласковых объятиях.Кьюбей почувствовал горячую волну в груди, которая перевернула его сознание заигравшегося в Бога мужчины. Он?— не Акио Оотори. Не директор и не Двуединый, а всего лишь Инкубатор?— без чувств и воли, без эмоций, не имеющий право на что-то большее, чем своя собственная игра. Почему-то вспомнилось, как кто-то стрелял в него из пистолета, а он, смеясь, вытащил еще одно тело, съел то, что был им. Он бы мог так и сейчас, в условиях нынешнего мира это выполнимо, но…Тело?— наживное дело. Сущность?— нет, вот это точно не восстановишь.Ровный энергетический фон планеты Инкубаторов полыхал от количества энергии, и он только сейчас понял, что натворил: перепитка эмоциями, передоз, и сейчас костер заглотит сухие поленья прогнивших сущностей, Зерна Греха отпустят души бывших волшебниц и без Самоцветов. Отпустят в никуда.Все начинается с нуля и становится ничем.Еще одна битва с двумя, которые и виновны во всем, ничего бы не изменила?— если он останется один, вся тяжесть родного Мира?— а это единственное, что смог бы он удержать?— упадет на его плечи. Не то, чтоб он хотел такой участи, он совершенно не боялся и не горел желанием, однако ему незачем брать себе пустой мир.Можно просто-напросто остаться в этом.Да, это люди. Всего лишь люди с их пороками и желаниями, и этого ему хватит на довольно долгое время, а затем, возможно, планета восстановится сама.Мадока и Хомура почувствовали прибытие Диоса.На Арену, вооружившись оружием Души, подняв боевой дух…На Арену, уже звенят колокола?— где-то вдали, торжественно и чисто…На Арену, нужно бороться с…Акио мрачно поправил отросшие белые волосы. Темная кожа посветлела, так же, как и у Анфи-Хомуры. Глаза зажглись винным цветом.—?У меня к вам деловое предложение. Я отдаю вам друг друга и вы уходите в начало отсчета времени, откуда и запускались маховики. Вы будете лучшими подругами, как и прежде, вы будете свободны. Хотите?Он больше не был настроен драться, но Кьюбей бы не был Кьюбеем, если бы не спрятал свою выгоду. Он не умел делать что-либо бескорыстно.—?Нет,?— прокашлялась Хомура. —?Мы хотим, чтобы ты исчез.Оружие не из этого мира и времени?— увитый цветами лук, стрелы из Средоточия Зла, которое копилось внутри Ведьмы,?— уверенно легло в руки той, кого он избрал жертвой с самого начала. Она уже не была настолько хрупка. Она никогда не была достаточно хрупкой, подумал он.—?Вы все равно не убьете меня. Вы не сможете.—?Ты блефуешь.—?А ты прислушайся к себе, Акеми Хомура. Это и твоя последняя жизнь. Убьешь меня?— сама тоже перестанешь существовать.Пальцы Мадоки дрогнули и чуть крепче сжали лук. Её светлые розовые глаза полыхали синими искрами энергии Утены, что едва сдерживалась, чтобы не отпустить натянутую тетиву. Вдруг она опустила лук вниз.—?Кажется, он прав.—?Но мы не можем все так оставить! —?возмутилась брюнетка.—?Уроборос, Хомура. Он однажды сьест себя сам. Перехитрит сам себя.—?Это так мило, что вы думаете обо мне, как о полном идиоте, девочки.Мадока молча растворила лук в воздухе. Хомуре хотелось коснуться её до боли, до слез, до дрожи в коленках, и она чувствовала стеклянную стену меж ними, стекло и боль, раскаленное железо в глазах… Мадока на что-то решалась, а когда она задумала, то до конца провести было уже легко.—?Но мы не идиотки и сами, Инкубатор,?— наконец сказала она. —?Что ты можешь нам предложить?—?Ваши жизни? До перезапуска маховика, после перезапуска?— выбирайте любую и живите.—?Это мы и так сможем, без тебя. Что еще?—?Ваши чувства. Что вам не желательно, я вычеркну.—?С этим тоже разберемся только вдвоем. Еще.—?Я могу оставить вас в покое. Вы отыграли свои роли,?— вздохнул он. —?Хотите?—?Да,?— улыбнулась Мадока. —?Вот на это мы и согласны. В этом мире слова имеют вес. Говори расписку.Ткань миров плыла под голосом Диоса, словно горячий воздух перед глазами. С каждым словом становилось тяжелее находиться тут, и Хомура обнимала, прижималась к Мадоке всем телом, ?Спаси меня! Мне страшно!?, и та подрагивала сама, в ответ сжимая пальцы.—?…Обещаю оставить вас, и больше не трогать никогда. Да будет так!—?Мы, защитницы звезд, обещаем отдать тебе, Диос, владельцу данного мира, твои права в обмен на то, что необходимо Балансу…Стрела из Средоточия Зла активизировалась в её ладони и отлетела в центр Арены, словно притянутая магнитом.-… В обмен на твое заключение в этом мире во веки веков и после конца времен! Да будет так!Стрела испустила жалобный стон, звон клинка и магнитным блеском полоснула время с пространством чуть ли не до других галактик. Клятва была дана.И только теперь он понял, насколько доигрался с этими двумя.Жертвой была не та, кого он прятал. Жертвой была та, кто уткнулась в чужое плечо, не желая видеть ничего больше, хотя и помнила реки крови, хотя и устраивала подобное сама. Защитницей была не та, кто гнался и искал, перелопачивая дни чужих историй. Защитница?— именно та, кто и додумался до того, как свергнуть, и стал сильнее него.Игра окончена.—?Хватит с тебя и одного мира, Инкубатор Кьюбей. С правами я отдаю тебе обязанности,?— глухо произнесла Хомура, едва отрываясь от светлого кителя своей половины. —?Ты обязан поддерживать этот мир. Аминь.Он почувствовал, как чужое сдерживаемое безумие забегает в него. Словно ток крови, электрический ток, оно заполняло все пустые места и резонировало, пело, радовалось, бурлило…—?Что это…—?Эмоции. Вторая половина той Силы, что хотела этому месту добра, и ты заслужил это в полной мере, Диос. А мы заслужили покой. Прощай.В мире, в котором пошел снег, больше не было ни Утены Тендзе, ни Анфи Химемии, ни Мадоки и Хомуры. В мире, в котором пошел снег, нежились в объятиях обладательница медальона и её муза, не подозревая, что все поменялось. Всплеснула руками от удивления и счастья дочка владельца Академии?— во внешнем мире время идет чуть-чуть иначе, и мужчина, которого она успела полюбить, сделал ей предложение. В мире, в котором пошел снег, на кончиках пальцев утешался и выздоравливал от несбыточной мечты Сайондзи, и эти пальцы ему нравились до алой пелены в глазах. Тоге свои пальцы тоже нравились.В мире, в котором пошел снег, ученики Академии жили и волновались, в чьих-то сердцах звенели нотки Революции, а кто-то не понимал даже значения этого слова, и каждая мысль теперь резонировала в теле Кьюбея…Нет, не Кьюбея. Оотори Акио, Диоса, Бога этого нового и единственного для него мира.Игра окончена. История продолжается.