Васька (1/1)

Она долго шла одна по влажной и скользкой от дождя тропинке, цепляя ботинками прелые листья и уклоняясь от низко нависших ветвей, сплошь, как бисером, унизанных каплями. Один раз Михелина остановилась, когда через дорогу шмыгнула какая-то тень, но, разглядев исчезающую в кустах кошку, пожала плечами и продолжила путь. Вскоре ее глазам открылся пруд — черная, сморщившаяся от ветра вода, вся покрытая желтыми листьями. Сюда едва доносились голоса воспитанниц. В открытом оконце посредине не спеша плавала пара уток. Подойдя ближе, Михелина начала разглядывать их. Она заметила, что сразу за прудом возвышается забор, отделяющий приютский сад от улицы. Неожиданно появилось страстное желание выглянуть наружу, посмотреть хоть через щелочку, хоть одним глазом на волю, на незнакомый город, на Москву, в которой до сих пор Михелина никогда не была, и она, крепче стянув под подбородком платок, зашагала вокруг пруда по жухлой траве. Утки, испуганно захлопав крыльями, снялись с воды и исчезли за деревьями.Забор был высоким и глухим. Михелина несколько раз прошла вдоль него, прежде чем обнаружила крошечную дырочку от рассохшегося сучка. Для того, чтобы подобраться к ней, Михелине пришлось пролезть сквозь кусты сирени, заслоняющей в этом месте забор, на нее с ветвей обрушился целый водопад холодных капель, и она тут же вымокла до нитки. Чертыхнувшись сквозь зубы, Михелина приникла к круглому отверстию, но успела рассмотреть только край мокрого тротуара и мелькнувшие мимо чьи-то боты: тут же ей показалось, что забор начал дрожать. Отпрянув, она недоуменно посмотрела на темные от дождя и времени доски, затем приложила к ним ладонь. Сомнений не было: забор содрогался. И, осторожно выглянув из кустов, Михелина поняла, в чем дело: кто-то ловко и бесшумно перелезал через забор с улицы. Михелина как можно тише отступила под прикрытие мокрых ветвей и затаила дыхание.Сначала на траву шлепнулся разбухший узел. Следом приземлился совершенно беззвучно, словно насекомое, мальчишка лет шестнадцати: грязный, взлохмаченный, с неопределенным серо-пегим цветом всклокоченных волос, с круглыми, желтыми, как у кота, глазами. Коричневый, с полуоторванным карманом, слишком большой для мальчишки пиджак от прыжка съехал на спину хозяину, открыв совершенно голую, покрытую синими мурашками спину. ?Как у гуся щипаного?, — машинально подумала Михелина, боясь шевельнуться. Мальчишка выпрямился, поправил пиджак, поднял с заметным усилием узел и, оглядевшись, тронулся осторожной походкой прямо на Михелину. Она по-прежнему не шевелилась. И не тронулась с места даже тогда, когда встретилась с мальчишкой глазами. Тот, впрочем, тоже не испугался: лишь на мгновение в его желтых глазах мелькнуло жесткое, настороженное выражение. А затем на грязной плоской физиономии расплылась широчайшая ухмылка, и мальчишка добродушным шепотом поинтересовался:— Ты откеля здесь взялась-то? Вроде бы ваши сюда не бродят.— А ты откуда? — так же шепотом спросила Михелина.— Не видала, что ль? С улицы. Закричишь — зарежу.Он сказал это с той же добродушной улыбкой, но Михелина как-то разом поняла, что это совсем не шутка. Испуга она не почувствовала и только серьезно кивнула в знак понимания, сразу же спросив:— А зачем ты здесь? Здесь и украсть-то нечего.— Наше дело — не воровать, а прятать, — Мальчишка с довольным видом похлопал по своему пухлому узлу, и тут же его лицо стало озабоченным. — Вот только и не знаю я, что теперича делать-то. Допреж спокойненько здесь всю ахчу хоронили, ваши приютские сюда не заглядывают, сторожу в кустах тож делать нечего… Что за леший тебя-то принес?— А чем я тебе мешаю? — обиженно спросила Михелина. — Вот кусты, прячь, что хочешь.— Что, и не сболтнешь никому? — сощурился мальчишка.— А я ничего и не видела, — пожала плечами Михелина. Ее неожиданный собеседник долго и недоверчиво рассматривал ее лицо. Потом перевел взгляд на свой узел, с него — на забор, словно прикидывая, есть ли резон волочить все это назад. Затем неуверенно сказал:— Соврешь — найду и кишки наизнанку выверну…— Пугал уже, — усмехнулась Михелина.— Да ты пойми, дура, что не один я, — с досадой сказал мальчишка. — Сдашь меня, пригребут добро — меня в тот же день корешки и порешат.— Послушай, ты мне надоел. — Михелина решительно встала и вышла из кустов. — Если боишься — бери свой узел и лезь обратно. Я кричать не буду. Все, будь здоров. — И она быстро, не оглядываясь, зашагала вокруг пруда к аллее.— Стой! Экая ты гордая! — мальчишка догнал ее, схватил за плечо жесткими, сильными пальцами. — Да стой уже, разобиделась, ровно барышня… Откеля взялась-то такая? Я ваших скольки раз на бульваре видал — парами, как утки, плавают да молчат… А ты другая, кажись.— Я и есть другая, — отрывисто сказала Михелина. — И здесь ненадолго. Ты прячь, прячь узел свой. А мне в самом деле пора, еще искать кинутся.— Подождь…Михелина нетерпеливо повернулась. Мальчишка стоял прямо перед ней, разглядывал в упор желтыми глазами.— Как тебя звать-то, фартовая?— Миха, — помедлив, сказала она.— А я — Василий. Ты сюда захаживай. Может, и я загляну, как время станется.— Как знаешь, кусты казенные. — И, не утерпев, Михелина поинтересовалась: — А фартовая — это почему? Что это?Василий заржал в голос и, не отвечая, метнулся через забор: только скрипнули старые доски. Михелина подождала, когда стихнут его шаги. Затем, оглянувшись, зашла в кусты. Узел был там, спрятанный между двумя стволами сирени. Михелина присыпала его охапкой листьев, закидала ветвями. Убедившись, что теперь узел не разглядишь, даже стоя рядом с ним, она вылезла из кустов, наспех поправила на волосах насквозь вымокший платок и побежала вокруг пруда к аллее, откуда уже доносились звавшие ее встревоженные голоса.