За шкирку, как котенка (Курода и Аракита, конец третьего года Манами) (1/1)

Последние несколько глотков сливочного пива явно были лишними. Нет, правда. В голове медленно взрывается фейерверк, оседая цветными вспышками где-то на дне сознания, — и Куроду мутит. Приятно. До желания забыться. Забить хер вообще на все. Не думать, что ему нельзя делать то, что он делает.Нельзя прижиматься так сильно, нельзя толкаться макушкой в его щеку и подбородок. Нельзя к нему ластиться.К счастью, Аракита достаточно пьян, чтобы не придавать этим вещам особенного значения. Ну, Курода на это надеется, по крайней мере. Краснеет, сгорая от стыда, от своих ненужных, неуместных чувств, от своей глупости. Боже, какой он идиот.Рука Аракиты, лениво лежащая на плече, горячая — ее тепло чувствуется через ткань рубашки. Курода испытывает острое желание стянуть со своей шеи душащий галстук. Раздеться. Он закрывает глаза, закусывает губу, мысленно ругается: блядство.Неужто он все-таки ебнулся?В гостиной шумно и оживленно, но воздух плотный, заглушающий звуки. Изумида из кресла неподалеку бросает взгляд с напряженным прищуром — типа хей, Юки, только посмотри на себя, давно ты записался в шлюхи?Курода говорит про себя заткнись, и мне нужно валить отсюда — срочно.Здесь слишком много тех, кому может быть не похуй. Кто даже сквозь радость от победы их команды заметит и попытается подшутить. Унизить. Что угодно. И если бы дело касалось только его одного, то насрать, конечно.Но это первый раз, когда мозги так улетают в открытый космос, а тело просит бесконечно: дай, дай, дай мне. Больше. Дай мне его. Вжимайся, впитывай его запах, опасный и тяжелый, растворись у него под кожей.Победа, конечно, тоже многому поспособствовала. Если бы не победа, не открыли бы они здесь, в гостиной, несколько бутылок сливочного пива и две бутылки огненного виски. Араките не было бы похер. Аракита не сидел бы рядом с ним, расслабленно опрокидывая в себя остатки алкоголя со дна стакана.Тому парню-живому-недоразумению, парню-ребенку-со-слишком-сложными-загонами стоит сказать спасибо, да. Курода обещает себе сделать это позже — какая разница? — Манами все равно проебывается где-то далеко отсюда, но он-то здесь. Он здесь. И Аракита тоже. Что еще важно? Ничего, вообще-то. Ну разве что желание пересесть к Араките на колени. Или желание вбить в его голову слова я даже готов унизиться перед всеми этими людьми ради тебя.Здравый смысл все еще шепчет вали отсюда, и Курода с осторожностью (на которую только способен в таком состоянии) берет из руки Аракиты почти пустой стакан. Он хочет сказать пошли в твою спальню и я отсосу тебе, но предлагает просто отвести в кровать, если Аракита не предпочитает заснуть в этом шумном бардаке. Нет, ребята с их факультета сегодня реально разошлись.Аракита отмахивается и встает сам, практически не шатаясь. Его походка на удивление уверенная для подростка, который выпил столько крепкого алкоголя, и Курода, словно загипнотизированный ей, тянется следом, идет. Плетется позади. Как он делал все эти годы, потому что стоять на одной ступени недопустимая роскошь, но кого это ебет сейчас? Кому есть дело, насколько они разные, когда можно войти следом в спальню седьмого курса? Последнего курса. Курода игнорирует табличку с надписью, пытаясь выкинуть ее из головы. Им не выпуститься вместе. Им не играть вместе в одной команде. Курода запинается о длинный зеленый коврик на полу в комнате, и от падения спасает только рука Аракиты. Сильная, схватившая за ворот рубашки сзади.— Ты еще здесь, котеночек?В голосе сквозит издевательская усмешка, но даже так Курода отдал бы все за то, чтобы слушать этот голос и дальше. Он возвращает телу равновесие, хотя в голове все еще мутно, и на секунду висок пронзает неприятная боль.— И чего ты хочешь? — спрашивает Аракита, безбожно протягивая гласные. Курода думает, что у него может встать только от одной этой интонации. Херовы гормоны. Херов алкгоголь, заставляющий сказать…— Тебя.Курода закрывает глаза, уверенный, что сейчас стоит с видом настоящего мученика. Его ноги снова слабеют. Он ожидает услышать смех или то, что его пошлют, но Аракита не смеется и даже не посылает. Курода едва успевает увидеть, как поднимается его рука. Не для удара, хотя это было бы справедливее, — для того, чтобы больно сжать подбородок, зафиксировав голову в одном положении. Дыхание почти сбитое. На секунду Курода думает, что они сейчас поцелуются, но этого не происходит.Аракита отпускает его, делая неоднозначное хм, а потом идет к своей кровати. Он садится на смятое покрывало, раздвинув колени, одним ловким движением расстегивает ремень на брюках, после чего и ширинку.Курода понимающе поджимает губы, неуверенно передвигается. Он практически опускается на колени, прежде чем Аракита грубо хватает его за запястье и тянет на себя. Секунда — и Курода тонет в мягкости темно-зеленого, прижатым сверху тяжелым телом.— Я учту, — говорит Аракита чуть хриплым голосом где-то над ухом и проводит языком по мочке.Курода вздрагивает всем телом, мечтая сжаться до размера атома. Вихрь эмоций кружит его — волнение, страх, трепет и желание становятся одним целым.— Ты действительно был готов перегнуть? Или я особенный для тебя?Курода не отвечает и лишь запрокидывает голову, открывая горло.Это все не взаправду. Это не Аракита. Это огненный виски.Но прикосновение губ к коже сложно считать за сказку. Курода готов скулить от охвативших чувств — они с новой силой бьют в голову, заставляя мысли бешено повторяться.Их могут застукать. Тодо или еще кто-нибудь может зайти в любую минуту.не проверяй меня. потому что я готов— Иди сюда, — говорит Аракита, проталкивая ладонь под затылок, чтобы притянуть Куроду к себе. — Не заставляй меня заставлять тебя.Голова кружится снова, еще сильнее, когда губы сталкиваются вместе. Сравнить не с чем, потому что это тоже в первый раз, но у Аракиты есть опыт. Его губы горячие, требовательные и уверенные, даже если он целует парня, и Курода тонет в этом поцелуе. Захлебывается, задыхается. Опускается на дно, чтобы затем почувствовать, как его тянет вверх.Вцепиться в плечи, обнять оказывается таким простым и одновременно сложным действием — Курода пытается углубить поцелуй, о котором мечтал, наверное, весь последний год, а потом все же стонет, когда колено Аракиты упирается между ног, чувствительно надавливая.— Еще, — стыдливо просит Курода, прямо сквозь поцелуй, и проталкивает руку между их телами.Аракита, кажется, пытается скрыть за вздохом смешок, но перекладывается на бок и расстегивает брюки Куроды, чтобы бесцеремонно сунуть ладонь внутрь — прямо под нижнее белье.Это не взаправду.Попытка убедить себя обрывается вместе с полным обреченности стоном, когда Курода понимает, что это не сравнится ни с одной его фантазией. У этого до боли простое название и до болезненного очевидная недопустимость. Об этом не говорят вслух, этого не просят от своего старшего товарища, которого безмерно уважаешь.— Надеюсь, тебе не нужно особое приглашение?Курода и сам удивляется, ощущая слабую улыбку на своих губах. Он жмется к Араките, к самому недопустимому своему желанию, дышит ему в шею, касаясь влажными губами, опускает руку, чтобы сделать все то же самое. Пробраться под ткань нижнего белья, сжать, подстроиться под единый ритм и хотя бы так стать одним целым…— Ты помнишь, как мы познакомились? — спрашивает Курода после того, как набрасывает на свою руку очищающее заклинание.Аракита выглядит так, будто собирается заснуть. Он лежит на животе, расслабленный и такой умиротворенный, что отвлекать его разговорами кажется самым настоящим преступлением. Курода пытается не дать глазам заслезиться и все равно говорит.— Это было на моем первом курсе. Я заперся в туалете и плакал, а ты просто взломал дверь и вытащил меня за шкирку, как котенка. Тебе, конечно, незачем было это запоминать, но я запомнил. Ты сказал: ?Хогвартс может быть дерьмовым местом, но пока есть квиддич, все не так уж и плохо?.— Я правда так и сказал? — тихо спрашивает Аракита, не открывая глаз, и в его голосе слышится улыбка.Курода поджимает губы, смотрит на рукоять своей волшебной палочки и кивает.— Я весь год смотрел, как ты играешь. А, когда перешел на второй курс и вступил в команду, ты решил, что я и месяца не продержусь. Но ты не знал, что у меня была превосходная мотивация. Ты не знал, как сильно я хотел быть ближе к тебе.Когда Курода находит в себе силы развернуться и взглянуть на растрепанную черную челку, почти скрывающую закрытые глаза, в его груди, кажется, что-то надламывается. Он чувствует это. И чувствует, что в следующем году уже ничего не будет как раньше.Рано или поздно всегда приходится отпускать, верно?Наклоняясь к нему, Курода тянется, целует волосы чуть выше уха и говорит:— Я люблю тебя. — Чтобы добавить уже про себя ?прости?.Обливиэйт срабатывает незаметно, но Курода надеется, что эффективно, ведь если убедить себя, что ничего не было, можно действительно в это поверить. И Аракита тоже должен. Он никогда не вспомнит, а Курода никогда не забудет. Обернет все это в свою мечту, самую лучшую сказку и несбыточную фантазию, потому что этому нет места в реальности.Только им двоим, но не им вдвоем, и Курода убеждает себя, что научится с этим жить. Начиная прямо сейчас.