Серия пятая. Про дружбу. (1/1)

Арти не нужно оглядываться, чтобы их видеть — он сидит на водительском сидении, упираясь коленями в руль, и изредка смотрит в зеркало заднего вида. Его терзают двойственные чувства. С одной стороны — странная нежность смешана с ревностью, безосновательной, но жаркой. Вроде бы они оба принадлежат ему без остатка, они — его всё, но сейчас оба принадлежат только друг другу. С другой стороны — тупой, тянущей тревоги, едва ли не граничащей с раздражением. Шеридан сейчас настолько безволен, что согласен почти на все. И Каллен горд собой, вызывающе и сладко, как может быть горд собой бес, уведший очередного праведника на стезю греха.Они оба пьяны — и Кэл и Шери, первый лишь слегка, второй, судя по всему, основательно. Фургончик стоит на обочине, в полутьме под деревьями и в вечерних сумерках. И в салоне, куда Арти смотрит через зеркало заднего вида, почти ничего не видно. Кушетка справа, и парни на ней лежат "ложками", спина к груди. Каллен на краю, Шеридан у самой стенки, лицом к ней. Футболка Шери валяется где-то на полу, и в полутьме видно светлое плечо и запрокинутое лицо, его половинку в ворохе тугих темных локонов — глаза зажмурены и губы приоткрыты. На темной джинсе, на фоне согнутого, находящегося в закрывающем положении колена — уходящая куда-то в полутьму между бедер смуглая рука Каллена. Светлые пальцы поверх загорелого плеча, поверх крокодила и красной решетки под ним, сжатые судорожно, крепко. И сдавленный, легкий, как тончайший шелк — стон.Это пошло, и вызывающе, и откровенно — как удар кулаком в лицо.Арти смотрит в зеркало, просто не в силах оторвать взгляд, хотя стоило бы встать и расцепить их, потому что то, что делает Каллен — это переходит всякие границы. Но Кэл что-то шепчет, и Шери смеется, хрипло, коротко, первый раз за все это время, и у Арти просто не стает сил, чтоб подняться.Это святотатство, и вместе с тем Шеридан позволяет это. Потому что они все втроем настолько вместе, насколько — больше он просто не может себе представить. И он знает, что Каллен больше ничего не сделает, что это всего лишь игра, и что Арти — пусть и ревнует по-своему, но никогда не сделает чего-то подобного, не допустит. И что это уже ничего не испортит, и что уже все равно... И поэтому он это позволяет. Он допускает это, хотя не уверен, что хочет этого. Но Кэл так осторожен, и так ласков... и он настолько родной, настолько свой в доску...Уже через двадцать минут Шеридан спит, укрытый пледом, разметавшийся на кушетке. Каллен курит в окошко, вытянувшись на пассажирском кресле, опустив его спинку и задрав на торпеду ноги в растоптанных черных кедах. Арти вычитывает Кэла в пол голоса, мрачно и сухо. И тот смеется:— Чувак! Я же ни в одном глазу, я просто сделал то, что я хотел; и то, чего он хотел... Ты же знаешь, что я бы не принуждал...— Вы пьяные в стельку.— Он — пьяный в стельку. А я — стекл, как трезвышко. — Каллен снова смеется, тихо, сдавленно. Они с Арти оба говорят очень тихо — чтоб не разбудить Шери.— Он — не такой.— Да я тоже не такой. Он же завтра не вспомнит ничего...— Кэл, ты сраное животное. Так нельзя.— Можно, Арти. Можно. Секс не портит дружбу, дружбу портит любовь. А это даже сексом не было.— Не испорти ему жизнь. — Завершает разговор Арти, и поднимает руки в ответ на попытку Каллена оправдаться, и отмахнуться, и на все уверения, и на всё остальное. Потому что знает — все слова совершенно бесполезны. Что Кэл, и правда, не навредит.Но для Шеридана все всегда может быть хуже — они оба это знают.