Серия четвертая. Про апатию. (1/1)
В квартире очень тихо, но все двери открыты, и слышно, как где-то в кухне шумит вода, и Арти говорит что-то Каллену. Слышно, как шуршат очистки картошки, как шипит и булькает на столе электрочайник, разогреваясь. Шторы в спальне задернуты, в комнате царит спокойная бархатная полутьма, отсюда вынесли все часы, и теперь, без тиканья стрелок, тишина кажется еще более давящей. И можно притвориться, что это просто предрассветный час, что скоро нужно вставать, и идти на работу. Что вот-вот привычно зазвенит будильник и над плечом протянется рука, отожмет клавишу...У Шеридана добровольно-принудительный отпуск. Бесконечный предрассветный час. Он бы рад продолжать вкалывать, потому что в клинике шумно, и много людей, и есть повод держать себя в руках... Но в этих руках тремор такой, что с большей вероятностью он привнесет больше вреда, чем пользы.Телефон молчит уже неделю, ему не звонит категорически никто. Начальница не смотрела ему в глаза, когда он пришел в клинику на следующий день, после аварии и опознаний. Просто вызвала к себе в кабинет, и сказала:— Иди в отпуск.И почему-то в этом "иди" Шери услышал такое созвучное, но просящее "уйди". Скройся. Чтоб мы тебя не видели, чтоб ты не давил нам на мозги. Чтоб мы не чувствовали себя виноватыми. Мы все.Майк прикидывался тенью, и если главврач просто не смотрела в глаза, то Майк даже не поднимал головы. Видно, не понимал, что ни в чем не виноват. Все равно ложь ничего не изменила. И не смогла бы изменить. Просто слегка затянула агонию.Опознание не заняло много времени. От отца не осталось почти ничего. Он сидел за рулем. Шеридана даже не провели в морг. Просто перечисляли шрамы-родинки, какие смогли рассмотреть на изувеченном теле. Упомянули татуировки.Холодный металлический стол в приемной, неудобный пластиковый стул, несколько минут ожидания. Сочувствующий, лживый взгляд эксперта по ту сторону этого стола. Ворох бумаг. Бесконечные подписи на бланках.У Кетлин были множественные переломы, внутреннее кровотечение, гематома на лобной доле. Кровоизлияние. Она скончалась до того, как приплющенную гармошкой машину разрезали, чтоб добраться до пассажиров. Единственной, кто на тот момент была еще жива в раскуроченной жестянке — Далия. А Меган не спасло даже то, что ее она попыталась закрыть собой. Их обоих, как бабочек, нанизало на осколок арматуры. Того, что не хватило взрослой женщине, девочке было более чем достаточно. Ребенку переломили ключицу, чтоб снять с матери, не смещая сам обломок. Металл, порою, может быть так непредсказуем.Посмотреть на это ему так и не позволили. И подсознательно он был, наверное, благодарен смотрителю в морге, что тот дошел до скандала, но не дал задрать простыни, и даже не показал фотоснимки, оставив неудовлетворенным нездоровое любопытство. Хотя позже Шери пришел к выводу, что лучше было бы единожды это увидеть, чем мучиться предположениями различных вариаций на тему, которые еще долгих полгода преследовали его в кошмарах.Тогда Арти и Кэл ночевали с ним. В первую ночь после аварии. Зажав между собой, наверное, не заснули ни на минуту, пока Шери то выключался, то снова выныривал из тяжелой дремы, судорожно вздрагивая.Они ночевали и вторую ночь. И третью. И четвертую. И все ночи после. Потому что единственная попытка заснуть одному привела к приступу истерики уже на утро, когда только спустя час после пробуждения до Шеридана дошло, что все это ему не приснилось, и Далия не на работе, а Меган — не в саду.И сидя на кухне, держа в ладонях чашку кофе и опустив голову, весь в своем собственном унижении, он просил их — не спать в гостевой. Горя от стыда, как школьник. Ему было страшно.И с ним спал Арти, потому что Кэл признался, так же тускло и глухо, что ему страшно спать с Шери. Что он не может заснуть, и лучше сдохнет, чем проведет рядом хотя бы еще одну ночь. Потому что на тумбе справа, у изголовья, неизменно стоит картонная коробка, так и не распечатанная. И стоит ее сдвинуть — жди скандала. И потому что Шеридан спит так, будто всю ночь его на части рвут черти. И потому что у Арти на плечах и груди полно синяков, потому что он спит к нему лицом.Каждый день похож на предыдущий, с тоскливыми посменными "дежурствами" в полутемной квартире похожего на призрака Шери. Работает только Арти, зато у Каллена — масса свободного времени. И, скорей всего, уходя к себе, он напивается, или трахается с очередной куклой, подцепленной в баре. Потому что потом от него пахнет пивом, или виски, или дрянными дешевыми духами. А прокуренный насквозь Арти, пока его нет, бесцельно шатается по комнатам, и тайком собирает вещи Далии и Меган, стараясь локализовать как-то их местонахождение, собрать все в одном месте, чтоб Шеридан не натыкался на них все время, и не впадал в болезненный мучительный ступор.И только на исходе второго месяца шаль, похищенная Арти из спальни, наконец, остается лежать в корзине все утро, и день, и вечер, не возвращаясь на свое место, под подушку. И Шеридан не предпринимает больше попыток зайти в детскую. Начинает, наконец, выходить из тусклой, слепой апатии; за пределы квартиры, чтоб самому купить сигарет. Чтоб взять вина и сидеть в сквере, тянуть терпкий алкоголь прямо из горла, доводя друзей до паники, потому что мобильник выключенным остался дома. По привычке — все равно звонков нет.И в спальне больше не задернуты все время шторы, и коробка с тумбы переехала в сейф. Но Шери все не спешит улыбаться. Он все еще кажется замкнутым в себе и пустым, как брошенная новорожденной бабочкой куколка — упорхнуло что-то, исчезло, только яркую пыльцу воспоминаний об улыбке оставив в мягкой носогубной складке.Все чаще была застеленной постель, и Шеридан валялся уже на одеяле, а не под ним. Хотя разговоров все так же мало, и они короткие, будто вынужденные, или виноватые. Как будто им нечего сказать друг другу. Слова не идут, липнут к губам и к нёбу, застывают тонкими мокрыми нитями между зубов.— Давай поедем?.. Возьмем фургончик Арти и поедем. Как летом, после выпуска из колледжа... — Каллен предлагает это внезапно, лежа на его плече. И Шеридан лежит на плече Кэла, поперек кровати. И они соприкасаются щеками, и можно ощутить дыхание друг друга. — Можно будет притвориться, что ничего не было... Что тебе семнадцать... и что все в порядке. Давай поедем?— Давай. — Бесцветно отозвался тогда Шеридан.И они поехали. И он притворился. Но, в любом случае, притворство не имело шансов стать забвением.