Серия третья. Про кладбище. (1/1)
В каждой коробке — по белой, фарфоровой урне. В каждой урне — то, что осталось от человека. Около двух с половиной килограммов пепла. Он держит их все — почти десять кило... любимых. Тех, с кем ссорился, и мирился. Кого любил, на кого злился и обижался. За кем скучал.Арти вынужден сам распечатывать каждую коробку и закладывать урны в могилу, потому что у Шеридана нет на это никаких сил. Арти отбирает их у него по одной, а Шеридан сидит на газоне перед четырьмя ячейками, потому что стоять просто не может. Сидит, и держит на коленях коробки. И внимательно, слепо и механически следит за тем, какую именно сейчас берет Арти. И какую закладывает в ячейку работник кладбища. И которую накрывают гранитной квадратной крышкой, запечатывая навсегда. Это невыносимо — наблюдать за происходящим в этой траурной тишине. Но он все никак не может осознать это до конца, поэтому глаза у него до сих пор сухие.И Каллен, стоящий позади него, тоже считает, что лучше бы он плакал. Только все равно стоит и молчит. Жует так и не зажженную сигарету, да стискивает кулаки в карманах потертых джинсов.— Шери?.. — Арти нависает, упирается ладонями в колени.А Шеридан в странном отупении смотрит на наклейку. "Далия Коллинз". Она последняя. Так быстро. Серые глаза и волны каштановых, с пропалинами мелирования, волос. Молочный, сладкий, женский запах и тяжелые сладкие духи.— Шери. — Как тяжелый якорь, тянет обратно грудной знакомый голос.— Не надо. — Просяще-жалобно. И одновременно с леденящим спокойствием. Он не может оторвать взгляда от этикетки.— Сам? — Спрашивает Арти, не думая выпрямляться. Наивный.— Не надо. — Повторяет, как заведенный. Как заевшая, треснувшая пластинка. Даже интонации те же.— Шеридан, ее нужно похоронить. — Арти приседает на корточки, касается его плеча. Другой рукой тянется к коробке, мягко пытается забрать.— Не надо... — Голова поднимается, и пальцы на картонных ребрах уже судорожно напряжены. И плечи тоже. Под белой, отутюженной рубашкой.— Шери...— Нет! — Выкриком, воплем, из груди, откуда-то из сведенного судорогой горла. Отшатывается из-под ладони, рывком отстраняется, едва не теряя равновесия, падая спиной на колено Каллена, опираясь о его ноги.— Шеридан! — Тоже поднимает голос Арти, потянувшись к нему, пытаясь поймать, удержать. Отрезвить. Пока не поздно.— Нет! Нет! Нет!— Мотает головой, зажмурившись, одной рукой прижимая к груди коробку, другой упираясь в плечо неумолимого Арти, который тянет на себя, заваливает коленями на траву, лишает равновесия. И уже на его груди давится сиплыми криками, переходящими в сухие рыдания, зажимая между ними яростно любимую, и такую ненавистную коробку с урной. С последней.Каллена давно уже нет за спиной — он удрал, убежал позорно, как поджавшая хвост шавка. И дубасил, бил кулаком шершавый дуб в глубине кладбищенского парка. Там, где не слышно было дикого, звериного воя.Как у Арти сил хватило не заплакать?.. Потому что Кэл давился сейчас горькими, едкими слезами. Плакал, наверное, за них всех. За Шери и за Далию, и за маленькую Меган, и за Кетлин с Джорданом, и за смелого, сильного Арти. Плакал, потому что такой смелостью Господь его не наделил.