Глава 28. Больше, чем друг (1/1)

Донья Пьедат сидела в беседке с книгой в руках и бездумно скользила взглядом по строчкам. — Любовь моя, что с тобой? — встревожился Панчито, протягивая женщине очередную алую розу. — за последние полчаса ты ни разу не перелистнула страницу.Донья Пьедат в ответ лишь печально вздохнула и, резко захлопнув книгу, отложила ее в сторону.— Мои переживания — это только мои переживания, — с тихой грустью изрекла она, бережно, будто ребенка, прижав подаренный цветок к груди.— Так было раньше, Пьеде, — мягко возразил Панчито, усаживаясь рядом и приобнимая любимую за плечи — теперь рядом вновь есть тот, кто хочет делить с тобой все радости и печали...Пьедат обернулась и взглянула на внезапно умолкшего садовника, ожидая продолжения.— Выходи за меня, Пьеде, — вдруг выдохнул Панчито, смущенно отведя глаза. — Я знаю, что всего лишь бедный садовник, все богатство которого — это его цветы и честное, благородное, любящее сердце...— Разве этого мало? — улыбнулась Пьедат, и, посмотрев ему в глаза, кокетливо поправила свои короткие рыже-коричневые волосы:— Но, как всякой приличной женщине, мне нужно время подумать.— Только недолго, — взмолился садовник и вдруг мечтательно вздохнул:— Я уже вижу тебя в длинном белом платье перед алтарем.— Скажешь тоже, — весело отмахнулась бабушка — смешно мне, старухе-вдове, надевать белое подвенечное платье — символ невинности и чистоты.Панчито серьезно посмотрел на любимую и тихо сказал дрожащим от волнения и нежности голосом:— Для меня ты всегда чиста и невинна, как ангел, моя девочка.Восьмидесятилетняя "девочка" зарделась и уткнулась носом в розовый бутон, пытаясь скрыть смущение.Наконец справившись с собой, она положила цветок на колени и растерянно пробормотала:— А как же Эстефания? Устраивать торжество сейчас, когда моя внучка в таком состоянии — все равно что закатывать пир во время чумы!— А кто говорит о торжестве сейчас? — хмыкнул Панчито — мы просто зарегистрируем брак. А вот когда Эстефания выздоровеет, я возьму тебя в жены перед Богом.— Я подумаю, — подмигнула женщина и, тихо что-то напевая, направилась в дом.Навстречу ей вышла Феделина, явно прошмыгнувшая в дом с черного хода.— Чай будет готов через несколько минут, сеньора, — сонно пролепетала едва державшаяся на ногах от усталости женщина.Пьедат всплеснула руками.— Какой чай?! Тебе отдохнуть надо, — с укоризной сказала она— а чай и Лолита подать может.— Но сеньора...— Идем, подруга, идем... — пробормотала Пьедат и, подхватив верную служанку под руку, повела ее вверх по лестнице.— Почему мы здесь? — спросила Феделина, оглядывая сонным взором комнату хозяйки.— Потому что до ванной комнаты для прислуги ты в таком состоянии точно не дойдешь! — отрезала Пьедат.Лицо Феделины вспыхнуло.— Бабушка, я... — пробормотала смущенная женщина.— Я уже сорок лет бабушка, с тех пор, как родился Родриго. — буркнула Пьедат. — а ты намного больше, чем просто экономка. Ты член семьи Брачо. Марш в ванную!— С вашего позволения, сеньора, — кивнула экономка и, благодарно посмотрев на Пьедат, скрылась в ванной комнате, примыкавшей к спальне. — То-то же... — хмыкнула ей вслед Пьедат и отправилась давать распоряжения слугам.Полчаса спустя укутанная в принесенный Лолитой белый халат Феделина сидела напротив хозяйки и пила горячий чай, рассказывая той последние новости.— Господь милостив, старушка, — сочувственно улыбнулась Пьедат, выслушав ее — вот увидишь, скоро наша девочка все вспомнит.— Дай-то бог... — вздохнула Феделина, пытаясь сдержать зевоту.— Приляг, тебе нужно отдохнуть. В голосе Пьедат было столько тревоги и заботы, что, несмотря на усталость Феделина искренне улыбнулась:— Спасибо, донья. Тогда, с вашего позволения, я пойду к себе? — Я провожу тебя, — встрепенулась старушка, вскакивая с кресла.— В этом нет необходимости, донья! — горячо заверила экономка — я и сама могу дойти до комнаты.— Ничуть не сомневаюсь в этом, — дернула плечиком та и добавила заговорщическим шепотом: — Просто мне не терпится рассказать тебе свои новости.В комнату Феделины, находившуюся напротив спальни Пьедат, вошли молча.Лишь когда Феделина притворила дверь и с молчаливого одобрения хозяйки легла в кровать, Пьедат смущенно поправила оборки на блузке горчичного цвета и, опустив глаза, растерянно пробормотала, будто не веря собственным словам:— Я, кажется, замуж выхожу...Феделина, начавшая уже засыпать, встрепенулась и приподнялась на локте:— Вы хотите сказать, что Панчито...— Да, — пожала плечами Пьедат, сев на стул с закругленной спинкой, стоявший рядом с кроватью.— Вы не кажетесь счастливой, бабушка... — осторожно заметила Феделина. — Неужели вы не любите Панчито?— Любовь в нашем возрасте — это дар Небес и вместе с тем непростительная роскошь, — вздохнула Пьедат. — Но дело не в этом.— А в чем же тогда?— В том, что от Судьбы не уйти, подруга. Круг замкнулся...— Я не понимаю Вас, донья, — нахмурилась севшая на кровати Феделина. Пьедат жестом попросила экономку лечь и, дождавшись, пока та устроится поудобнее, завела неспешный рассказ, все больше и больше погружаясь в воспоминания.***В ту дождливую июльскую ночь банкир Алонсо Ортега не находил себе места, меряя шагами коридор и стараясь не вслушиваться в истошные крики собственной жены, доносившиеся из спальни. Если бы он только мог хоть как-то облегчить страдания любимой или просто быть рядом! Но чертова повитуха едва ли не силой выгнала его из комнаты! В приступе отчаяния и бессильной злобы на свою беспомощность, хозяин дома саданул по выкрашенной в персиковый цвет стене так, что сбил в кровь костяшки пальцев. Больно. Чертовски больно. Но это ничто по сравнению со страданиями, через которые сейчас проходит его обожаемая Каридад. А ведь он не хотел, не хотел этого чертова ребенка! Не такой ценой...Алонсо едва не взвыл, вспомнив слова доктора о том, что его обожаемая, но не блещущая здоровьем жена вряд ли сможет пережить роды. Услышав это, Алонсо Ортега едва ли не на коленях умолял жену избавиться от ребенка, но всегда кроткая и ласковая Каридад проявила неожиданную твердость и, взглянув своими серо-голубыми глазами на мужа так, что у того мурашки побежали по коже, отчеканила:— Наше дитя будет жить. Даже сейчас это воспоминание отозвалось болью в сердце. Алонсо поморщился и едва сдержался от порыва заткнуть уши, когда раздался очередной душераздирающий крик, почти сразу потонувший в раскатах грома. А следом за ним — громкий, надрывный крик младенца. Алонсо казалось, что прошла вечность, прежде чем двери распахнулись и из комнаты выплыла тучная темнокожая женщина, радостно сообщившая: — Это девочка.— Плевать! — рыкнул мужчина и вцепился в плечи оторопевшей повитухи:— Что с Каридад?!— Она жива, но очень слаба, — пролепетала та, в ужасе глядя на хозяина поместья.Алонсо грубо оттолкнул женщину в сторону и влетел в комнату, замерев на пороге.Каридад полулежала на кровати, бережно прижимая к груди замотанное в пеленки существо, заходящееся в требовательном крике.— Девочка... моя девочка... моя Пьедат... — прошептала женщина, и бледное лицо ее озарила слабая улыбка. — посмотри, как она прекрасна, Алонсо.— Да, жизнь моя... — мужчина даже не взглянул на дочь, с трудом скрывая отвращение. Вся его нежность и любовь были адресованы исключительно жене Он даже потребовал слуг унести ребенка, прикрываясь тем, что сеньоре нужен отдых. Но на самом деле он хотел быть с ней наедине столько, сколько возможно. Гладить пшеничного цвета волосы, целовать тонкие запястья. Хотел запомнить каждую черточку, каждый жест любимой, словно это могло остановить время, которого оставалось так мало... Алонсо был при жене неотлучно, выходя из комнаты лишь когда слуги приносили ей малышку на кормление. Молока у Каридад не было, и, после пяти безуспешных попыток покормить, Алонсо, видевший, что любимая расстраивается, рыкнул на служанку, и девочку перестали приносить. Каридад пыталась спорить, но муж приложил указательный палец к ее потрескавшимся губам и мягко сказал:— Тебе нужно набираться сил, жизнь моя, чтобы потом заботиться о малышке.— Пьедат. Нашу дочь зовут Пьедат, — тихо, но твердо сказала женщина.— Да-Да, любимая. Конечно, — спешно закивал Алонсо. — постарайся заснуть, хорошо?Каридад кивнула и бессильно откинулась на подушки, когда за окном уже начинал заниматься рассвет."Какая бесконечная ночь!" — пронеслось в голове у мужчины. Он провел кончиками пальцев по бледной щеке Каридад, озаренной розовыми лучами рассвета, и вскрикнул, поняв, что не слышит ее дыхания. Взвыв раненным зверем, Алонсо упал на грудь бездыханной супруги и разрыдался, как ребенок. Казалось, прошла вечность, прежде чем пожилая служанка Манола осторожно тронула его за плечо:— Сеньор, малышка наконец уснула.— Мне плевать на чертово отродье, сгубившее любовь всей моей жизни! — сплюнул Алонсо, подняв на отшатнувшуюся служанку горящие ненавистью глаза.Мужчина сам не понимал, как оказался в детской, где в колыбели спала новорожденная дочь."Она спит, а моей милой Каридад больше нет! Из-за нее! Из-за этой проклятой девчонки! Если бы ее не было, Каридад была бы жива! Если бы ее не было... не было..."Схватив с кровати подушку, Алонсо подошел к колыбельке и склонился над дочкой, медленно опуская подушку на ее личико.Внезапно малышка открыла глаза и внимательно посмотрела на отца. От этого взгляда сердце Алонсо споткнулось. На мужчину смотрели льдисто-голубые глаза. Такие же, как были у Каридад. Отшвырнув подушку, точно та была гремучей змеей, мужчина осторожно взял дочку на руки и прижал ее к своей груди. — Прости меня, дочка... прости... — задыхаясь от слез, пробормотал он. "Пьедат. Ее зовут Пьедат" — эхом прозвучало в ушах.От мысли о том, что едва не убил самое дорогое, что у него осталось, едва не разорвал последнюю ниточку, связывающую его с женой, Алонсо побледнел.— Клянусь, любимая, я стану для Пьедат лучшим отцом... — благоговейно прошептал он.Вечером того же дня в особняк была приведена кормилица — дородная молодая крестьянка, назвавшаяся Консуэлой. На руках она держала смуглого черноглазого мальчишку, которому на вид было около полугода.— Ты сумеешь двоих-то выкормить? — с сомнением спросила встретившая ее Манола. — У меня молока на десятерых хватит, — добродушно усмехнулась та в ответ. Смерть любимой жены подкосила Алонсо. Молодой мужчина, которому едва ли исполнилось тридцать, потерял вкус к жизни. Он целыми днями пропадал на работе, а возвращаясь домой сразу запирался в своей комнате. Вопреки обещанию стать лучшим отцом, в детскую Алонсо заходил лишь пару раз в неделю, справлялся у Консуэлы о здоровье малышки, брал девочку на руки и тут же возвращал ее в колыбель.Постепенно Консуэла из кормилицы превратилась в няню для Пьедат, а сын Консуэлы Ренато стал названым братом маленькой озорницы. Дети росли вместе. Бегали по саду под присмотром Консуэлы, строили шалаш на дереве и доверяли друг другу самые сокровенные тайны. Алонсо хоть и ворчал, зная о тесной дружбе своей дочери и сына простой крестьянки, но не считал нужным запрещать своей принцессе что-либо, если это не несло угрозы ее жизни или здоровью. "Подрастет и сама поймет, что этот чумазый мальчонка ей не ровня" — усмехался он, наблюдая за детьми из окна своей спальни. Но год сменялся годом, а детская дружба становилась лишь крепче. Молодые люди уже не играли в прятки и не строили шалаши, но по-прежнему проводили много времени вместе. Когда семнадцатилетний Ренато подрядился работать конюхом, Пьедат тоже начала целыми днями пропадать на конюшне. Пользуясь тем, что отец редко выходит из своей комнаты, девушка кормила лошадей, чистила и денники, а сама не могла оторвать глаз от Ренато, ставшего настоящим красавцем.— Сеньорита, не стоит вам марать свои нежные ручки, — сказал однажды парень.— И давно ли я стала для тебя сеньоритой? — Пьедат обиженно посмотрела на друга детства.— Пьеде, милая, ты же знаешь, что твой отец не одобряет панибратства, — смутился Ренато."Отец," — фыркнула про себя девушка, воспринимавшая отца как некое мифическое создание.— А мне все равно! — она гордо вздернула подбородок и тряхнула волнистой копной смолисто-черных волос, шелковым водопадом струившихся до поясницы. — И если ты думаешь, что из-за запретов отца я способна предать... друга, то ты глубоко ошибаешься!Почувствовав, что щеки немилосердно горят, девушка пулей выскочила из конюшни.— Пьеде! Пьеде, постой! — крикнул ей вслед Ренато, но девушка даже не обернулась."Заметил ли он эту заминку? Понял ли, что с языка едва не сорвалось совсем другое слово" — снова и снова спрашивала себя девушка, машинально касаясь ладонями пылающих щек.Вихрем влетев в дом, Пьедат промчалась мимо ошарашенной Консуэлы и, вбежав в комнату, ничком рухнула на кровать. Зажмурилась, чтобы не дать волю слезам, но тут же осознала свою ошибку. Стоило смежить веки, как перед глазами тут же предстало смуглое скуластое лицо с лучистыми глазами цвета янтаря, весело смотревшими на мир из-под густых черных бровей, прямым носом и тонкими губами.Пьедат не понимала, в какой момент Ренато из друга превратился в героя ее грез, но все чаще ловила себя на том, что ей до дрожи хочется целовать эти губы, зарываться пальцами в густые черные волосы и любоваться смешливыми искорками в глазах цвета янтаря. И просто быть рядом с Ренато. А для него она всего лишь "сеньорита". Хозяйская дочка. "Все правильно... так и должно быть... — твердила себе Пьедат, отчаянно комкая накрахмаленную простынь.— Он — слуга, я — хозяйка".Пьедат слышала, как дверь приоткрылась, и в комнату кто-то вошел, сев рядом. Девушка даже не подняла головы, зная, что только один человек может вот так зайти в комнату без разрешения и сесть рядом.Теплая ладонь осторожно погладила Пьедат по спине, но та никак не отреагировала.— Дочка, ты вся дрожишь. Тебе плохо? Послать за лекарем? "Разве только за лекарем искалеченных любовью душ" — невесело усмехнулась про себя Пьеде и, подняв заплаканные глаза, хотела что-то ответить, но вместо этого разрыдалась еще сильнее.— Няня... няня... — повторяла она сквозь слезы, уткнувшись головой в колени сочувственно гладившей ее женщины— почему все так, няня? Почему так?— Что случилось, детка? — повторила та.Пьедат хотела крикнуть, но вместо крика с губ слетел едва различимый отчаянный шепот: — я люблю его! Я люблю Ренато, няня! Рука гладившей воспитанницу женщины чуть заметно дрогнула, что не осталось незамеченным. Пьедат подняла на Консуэлу глаза и тихо спросила:— Ренато... тоже любит меня, няня? Он говорил тебе об этом?— Дочка, ты же понимаешь, что любовь крестьянина и девушки с положением в обществе невозможна, — грустно улыбнулась Консуэла.— Зато возможна любовь двух людей, — шмыгнула носом Пьеде, размазывая слезы по щекам. Не слушая причитаний старой няньки, девушка решительно встала с кровати и принялась приводить себя в порядок.— Хоть бы к отцу заглянула, егоза! — укоризненно покачала головой Консуэлла.— Не сердись, няня, я буду очень осторожна — Пьедат, понимавшая истинную причину ее недовольства, умоляюще сложила ладони, но видя, что это не действует, чмокнула хмурую женщину в щеку и выбежала из комнаты. Пробегая мимо спальни отца, девушка замедлила шаг. Рассудив, что Консуэла права, Пьедат вздохнула и тихонько постучала в дверь.— Войдите! — раздалось из комнаты.Навесив на лицо самую обаятельную и беззаботную улыбку, девушка толкнула дверь и, чуть помедлив, шагнула в покои отца.Сколько себя помнила Пьедат, она никогда не любила эту просторную комнату, в которой вечно царил пугающий полумрак и пахло затхлостью.Алонсо что-то писал, склонившись над столом. Увидев дочь, мужчина отложил перьевую ручку и чуть привстал.— Здравствуй, папа, — Пьедат подошла к отцу и почтительно поцеловала его руку.— Здравствуй, Пьеде, — улыбнулся Алонсо. — как ты повзрослела."Неудивительно, — сардонически усмехнулась про себя девушка, изо всех сил стараясь не расплакаться, — в последний раз мы виделись около полугода назад."— Как ты похожа на свою мать, — печально изрек Алонсо, с нежностью глядя на дочь. — Даром что брюнетка.Пьедат сделала реверанс, что позволило ей незаметно для родителя закатить глаза.Как она устала слышать эту фразу каждый раз, когда видится с отцом! Устала от вечного сравнения и... чувства вины, которое отец привил ей едва ли не с младенчества. В детстве Пьеде так часто слышала от отца историю их с Каридад любви, что в конце-концов ей начало казаться, что она была очевидцем тех событий. Но малышка не понимала, почему когда отец начинал рассказывать, что ангелы забрали маму на небо, а вместо нее подарили ему "маленькую принцессу", он неизменно мрачнел и, наспех пожелав дочери сладких снов, уходил к себе.Став старше, Пьеде поняла причину такого поведения отца и начала винить себя в смерти матери. Сколько слез девочка выплакала, стоя на коленях перед распятием и прося мамочку забрать ее к себе на небо.Однажды эти молитвы услышала Консуэла и начала терпеливо объяснять малышке, что она ни в чем не виновата и что мама всегда рядом и наблюдает за ней с небес.— Твоя мамочка очень тебя любит и очень расстраивается, когда ты плачешь, детка, — твердила Консуэла, утирая малышке слезы.Когда Пьеде исполнилось десять, отец перестал приходить к ней, и все их общение свелось к кратким визитам самой Пьедат в его комнату.— У тебя все в порядке? — спросил Алонсо.Пьеде давно поняла, что этот вопрос — простая формальность с его стороны и потому лишь кивнула в ответ. Она была уверена, что даже если скажет нет, ответ будет тот же, что и всегда:"Вот и славно. Иди, дочка, мне нужно работать".Услышав эту набившую оскомину фразу, Пьедат сделала привычный реверанс и степенным шагом вышла из комнаты. Дойдя до поворота, девушка, как обычно, не выдержала и сорвалась на бег.Перед входом в конюшню Пьедат остановилась, перевела дух и, расправив плечи, впорхнула внутрь.Ренато, заботливо подкладывавший в кормушки коней свежее сено, обернулся, услышав шаги.— Пьеде, я не хотел тебя обидеть, — виновато опустив глаза, пробормотал он.— Прощу, — сухо сказала прелестница и тут же в голосе ее зазвенели лукавые нотки:— Но при одном условии.— Каком? — насторожился Ренато, зная сумасбродный характер подруги детства.Ничего не ответив, девушкавывела из стойла гнедую кобылку и, оседлав, вскочила ей на спину, не ставя ногу в стремя.— Ого! — восхищенно присвистнул юноша.— Думал, раз я хозяйская дочка, значит, трусиха и белоручка? — насмешливо спросила Пьеде, глядя на друга детства сверху вниз.— Разумеется, нет, — стушевался он— Тогда поехали до нашей полянки перегонки! — весело предложила девушка. — Я не могу, у меня много работы... — промямлил парень, опустив глаза.— Трус! — сплюнула Пьедат с нескрываемым презрением.— Я?! — изумился задетый за живое Ренато.— Ну не я же, — фыркнула озорница Пьеде и, гикнув, пустила лошадь в галоп, успев услышать брошенное в сердцах:— Проклятье! Она меня с ума сведет своими выходками!Спустя несколько минут, девушка услышала за своей спиной топот копыт."Получилось!" — возликовала проказница, едва сдерживая полную торжества улыбку. Она не знала, зачем ей вообще понадобилось устраивать весь этот спектакль со скачками, но интуиция подсказывала, что чем дальше они с Ренато уедут от поместья тем лучше. — Ну и кто же тут трус? —приподнял бровь Ренато, когда их лошади поравнялись.— Явно не я,— не унималась Пьеде.Заливисто рассмеявшись при виде побогравевшего от злости лица Ренато, она пришпорила коня:— Догоняй!Доехав до лесной полянки, тонувшей в алом зареве маков, девушка спешилась. Скинув сверкающие черные туфельки на невысоком каблуке, она побежала по траве, придерживая подол платья.— У тебя не получится меня догнать! — подначила озорница, видя, что Ренато, считавший себя уже взрослым, наблюдает за ней. На смуглом лице так явно читалось сомнение по поводу того, стоит ли опускаться до откровенного ребячества, что Пьеде не выдержала и расхохоталась.Ренато, принявший этот заливистый смех за очередную насмешку, поджал губы, но спешился и ринулся вдогонку.Прохладный сентябрьский ветер хлестал Пьедат по разгоряченным щекам и игрался с завитыми черными локонами. Ноги уже начинали гореть, но девушка все бежала и бежала по лугу, полной грудью до головокружения вдыхая упоительно прохладный воздух, пропитанный цветочными ароматами и хмелея от внезапно нахлынувшего счастья– самого пьянящего из всех вин. Уже выбиваясь из сил, Пьеде почувствовала, как сильные теплые и такие родные руки обняли ее за талию. — Попалась! — весело рассмеялся Ренато и развернул девушку лицом к себе.Пьедат обомлела. Никогда еще глаза цвета янтаря не были так близко и не смотрели на нее с такой теплотой.— Убедилась, что я не трус? — самодовольно спросил Ренато, сверкнув шальной улыбкой, от которой сердце девушки оглушительно забилось."Убедилась" — хотела сказать она, но словно со стороны услышала собственный смешливый голос:— Для того, чтобы играть в догонялки, много смелости не нужно! — А для чего же тогда нужна смелость? — в тон ей ответил Ренато.— Ну, например — Пьедат весьма натурально изобразила задумчивость, а потом вдруг досадливо поморщилась:— Хотя нет... забудь. Для этого у тебя смелости точно не хватит, так что я лучше промолчу...— Нет уж скажи! — распалялся попавшийся на удочку Ренато — для чего, по-твоему, нужна НАСТОЯЩАЯ смелость?!— Чтобы поцеловать ту, которую любишь! — с вызовом выпалила Пьеде и тут же испугалась своей отчаянной выходки.Смуглое лицо Ренато словно окаменело, а глаза цвета янтаря мгновенно потемнели, сделавшись практически черными.Прежде чем Пьеде успела забрать свои слова назад или просто издать хоть какой-то звук, Ренато рывком прижал ее к себе и требовательно накрыл ее губы своими.Пьедат, не привыкшая к подобному обращению, начала протестующе бить юношу кулачками по груди, пытаясь отстраниться. Поняв, что, сам того не желая, напугал любимую, Ренато прервал поцелуй и, глядя в бездонную синь ее глаз, прошептал, обжигая ее раскрасневшиеся от поцелуя губы своим дыханием:— Я люблю тебя... Пьедат почувствовала, как дрожат и подгибаются колени, и, чтобы не упасть, обвила руками шею Ренато и подалась вперед.Ренато провел кончиками пальцев по щеке девушки и вновь приник к ее губам. Пьеде закрыла глаза, растворяясь в безграничной нежности своего первого поцелуя.Когда спустя целую вечность, наполненную блаженством, Ренато отстранился, Пьеде продолжила стоять в оцепенении, боясь спугнуть что-то хрупкое и невесомое, невидимую, но прочную нить, возникшую меж ними.Наконец девушка открыла глаза и, недоверчиво коснувшись ладонью собственных пламенеющих губ, прошептала:— Я тоже...— Что? — не понял Ренато.— Я тоже люблю тебя.Прошло три месяца. Днем молодые люди как обычно пропадали на конюшне, смеялись и болтали о пустяках. Но едва на город опускался вечер, Пьеде бежала на заветную поляну, где ее уже ждал Ренато. Каждая секунда этих тайных встреч была влюбленным дороже золота. В эти мгновения в каждом слове был сакральный смысл, и каждый взгляд таил в себе откровение.В тот вечер модница Пьеде решила сменить "старомодное платье" на белоснежную шелковую блузку с большими медными пуговицами, украшенными замысловатым узором, и черную юбку до щиколоток.— Ну как я тебе, няня? — прощебетала девушка и закружилась на месте, чтобы Консуэла могла получше разглядеть ее наряд.— Не понимаю я этих новомодных штучек, — буркнула женщина, мазнув по воспитаннице недовольным взглядом, и вдруг мечтательно вздохнула: — То ли дело платье, детка!Пьедат отмахнулась от ее слов и, еще раз взглянув на себя в зеркало, выбежала из дома.Вечер с любимым, полный сладких поцелуев, пролетел, как один миг. Домой Пьедат, как обычно, летела, едва касаясь земли. Мир казался девушке чудесной сказкой, полной счастья. Но стоило ей войти в дом, как чудесное настроение испарилось без следа.Хмурый, как грозовая туча, Алонсо сидел в гостиной и смотрел на часы.Увидев отца, Пьеде сбилась с шага.— Где ты была? — тихо спросил он.— Дышала свежим воздухом. Прогулки перед сном, папенька, полезны для здоровья, — самым беззаботным тоном прощебетала Пьеде.Мужчина окинул дочь с ног до головы сумрачным взглядом, не сулившим ничего хорошего, и отрывисто бросил:— Можешь идти. Пьеде не заставила себя упрашивать и юркнула в комнату, ощущая, как внутри все похолодело от предчувствия беды. Совершенно некстати вспомнилась служанка Алиси, которую пару месяцев назад отец нанял на работу. Пьеде сразу заметила, что эта хорошенькая глазастая девчушка, чуть старше ее самой, положила глаз на Ренато. Первые пару недель Алиси бегала за ним хвостиком, пытаясь привлечь к себе внимание, но, поняв, что это бесполезно, отстала. Молодые люди тогда посмеялись и забыли об этой влюбленной глупышке, перестав обращать на нее внимание. " неужели мы недооценили Алиси?! Неужели эта выскочка выследила нас и все рассказала отцу?!" — думала Пьедат, меряя шагами комнату. В очередной раз проходя мимо зеркала, девушка бросила беглый взгляд на свое отражение и едва устояла на ногах, заметив, что на блузке нет верхней пуговицы.Пьедат перерыла всю комнату, теша себя надеждой, что пуговица закатилась под кровать или кресло.Когда Пьеде в четвертый раз шарила руками по креслу, надеясь отыскать пропажу, в комнату вбежала взбудораженная Консуэла.— Нас выгоняют! — без обиняков выпалила она.Пьеде кулем рухнула на пол и непонимающе уставилась на няню.— Я подслушала... — женщина осеклась и, оглянувшись через плечо, затараторила, понизив голос:— Я услышала, — она сделала ударение на этом слове, — как сеньор Алонсо говорил с управляющим и просил его к утру предоставить нам с сыном расчет. Пьедат рывком вскочила на ноги и побежала в комнату отца. Девушка готова была плакать, кричать, умолять, а если будет нужно, то даже требовать, чтобы хозяин дома изменил свое решение.Впервые в жизни девушка была настолько зла на отца, что проигнорировала все правила приличия и не стала утруждать себя стуком в дверь, зная, что хозяин спальни никогда не запирается. Пьеде схватилась за латунную ручку и замерла, вся обернувшись в слух. Отец с кем-то говорил по телефону и что-то подсказывало юной прелестнице, что разговор шел именно о ней.— ... Я обдумал твое предложение, Хорхе, и думаю, что твой сын будет выгодной партией для моей дочери."Выгодной партией? Меня что, хотят выдать замуж? Или, вернее, продать подороже?!"Пьедат едва не задохнулась от возмущения.От одной мысли о том, что она станет женой человека, которого никогда в жизни даже не видела, у девушки кровь стыла в жилах. С отцом ей не хотелось теперь не то что разговаривать, но даже видеть его.Стараясь не шуметь, Пьедат отошла от двери. Вернувшись в свою спальню, она вынула из шкафа несколько платьев и закинула их в небольшой саквояж. Туда же отправилась и резная шкатулка со всем ее содержимым. В качестве последнего штриха девушка свернула в рулон одеяло, положила сверху пару подушек и накрыла все это еще одним одеялом.— Прости, папа, но у меня тоже есть чувства и желания, — прошептала Пьеде и, задув свечи в спальне, вышла из дома, направившись к небольшой деревянной пристройке чуть поодаль особняка.Дверь ей открыла Консуэла.Увидев возлюбленную, Ренато вскочил со стула и кинулся к ней.— Нам нужно бежать, — выпалила девушка в ответ на его непонимающий взгляд и со слезами в голосе добавила:— Отец хочет выдать меня замуж за сына своего давнего компаньона.— Моя милая малышка, — рвано выдохнул Ренато и крепко прижал любимую к себе, гладя ее по волосам. В этом жесте было столько беспомощности, что Пьедат отстранилась и посмотрела возлюбленному в глаза.— Ты не любишь меня? — одними губами спросила она.— Больше жизни, — с жаром воскликнул Ренато и поднес руку возлюбленной к своим губам. — И именно поэтому хочу, чтобы ты оставила эту безумную мысль о побеге.— Но почему?! — всхлипнула девушка в исступлении.— Ты привыкла к другой жизни, малышка, — с горькой усмешкой ответил Ренато, стирая со щеки любимой слезинку. — Что тебя ждет с простым крестьянином, Пьеде? Что я могу тебе дать, кроме своей любви?— Мне больше ничего и не нужно, — заверила Пьеде.— Ты не знаешь, каково жить в проголодь, дочка, — вмешалась в разговор Консуэла, до этого молча собирающая нехитрые пожитки. — ты не привыкла к труду и ранним подъемам.— Я научусь! — выпалила юная упрямица и вдруг сникла, опустив голову.Ренато многозначительно взглянул на мать и, когда та, вздохнув, вышла из хижины, осторожно приподнял большим пальцем голову Пьедат.— Я не хочу, чтоб через пару месяцев такой жизни ты возненавидела меня за то, что не отговорил тебя от этой затеи, моя девочка.— Но...— Чш-ш-ш... — Ренато осторожно коснулся пальцем ее губ. — Я хочу, чтобы ты была счастлива, Пьеде.— Я никогда не смогу быть счастлива, зная, что ты не со мной, — едва сумела выговорить Пьедат сквозь слезы.— Мысленно я всегда буду с тобой, любимая, клянусь, — прошептал Ренато, по щекам которого тоже катились слезы — Каждый миг своей жизни я буду помнить о тебе. И буду любить тебя до конца своих дней, слышишь? И, может быть, однажды Господь сжалится и подарит нам новую встречу.Пьедат показалось, что сердце ухнуло куда-то вниз и разорвалось на миллионы кусочков, каждый из которых был до краев наполнен острой, сводящей с ума болью.Ренато осторожно провел тыльной стороной ладони по ее мокрой от слез щеке и впился бесконечно долгим, жадным поцелуем в искусанные до крови губы девушки. Он целовал долго, страстно, словно хотел заглушить этим поцелуем боль и пытался запомнить его навсегда.— Я люблю тебя, Пьеде — хрипло выдохнул он, отстраняясь.Ничего не ответив, девушка вырвалась из кольца его рук. несколько долгих секунд она пристально смотрела в глаза цвета янтаря, а потом подхватила саквояж и выбежала из пристройки.Всю ночь девушка проплакала, заглушая рыдания подушкой, а под утро сама не заметила, как провалилась в тяжелый и беспокойный сон. Когда на следующий день она спустилась в гостиную, Алиси сказала ей, что Ренато с матерью уехали еще на рассвете. ***— Вот такая история, подруга, — Пьедат вытерла выступившие на глаза слезы. — А через полгода я стала женой Энрике Брачо. Я не пыталась противиться воле отца, потому что мне все было безразлично, но, честно говоря, полюбить мужа так и не смогла.Ответом было тихое сопение Феделины."Устала бедняжка" — Пьедат понимающе улыбнулась и, стараясь ступать как можно бесшумнее, ушла к себе. ***Когда Карлос-Даниэль спустился к ужину, почти все члены семьи Брачо были в сборе. Пустовало лишь место во главе стола.— А где бабушка? — встревожился мужчина. — она снова себя неважно чувствует?— Донья Пьедат уехала пару часов назад вместе с Педро и... — Лолита осеклась, заметив упреждающий взгляд Паулины. — и... до сих пор не вернулась.— Донья Пьедат сказала, что у нее для нас сюрприз, — спешно сказала Паулина, боясь, что допрос продолжится.— По-моему, ты знаешь больше, чем говоришь, — с шутливой подозрительностью покосился на нее Карлос.— Все женщины знают чуть больше, чем говорят, дорогуша, — усмехнулась Паола, заложив за ухо прядку волос — странно, что ты, будучи женатым в третий раз, так и не понял этой простой истины.Мужчина исподлобья посмотрел на бывшую жену и обернулся к Лолите:— Почему на столе стоит лишний прибор?— Так приказала донья Пьедат, — пожала плечиками девушка, всем своим видом показывая, что ей ничуточки не интересны причины хозяйских причуд.Повисла недоуменная тишина. — Интересно, кого мы все-таки ждем? — озвучила общую мысль Патрисия.— Нас. Все присутствующие обернулись, словно по команде. На пороге столовой, одетая в бирюзовый пиджак и такого же цвета юбку, стояла донья Пьедат под ручку с садовником, на котором был явно не новый, но опрятный фрак.— Позвольте вам представить... — церемонно начала старушка.— Но мы все прекрасно знаем Панчито, бабушка, — осторожно напомнил Карлос-Даниэль.Донья Пьедат сердито взглянула на внука, а когда тот стушевался, с нажимом продолжила:— Позвольте вам представить дона Панчо Ферер. Моего законного супруга.