Глава 27. Увидеть хотя бы на миг (1/1)

— Кто я? — в испуге повторила молодая женщина, ощущая все ту же звенящую пустоту в голове.— Ты Эстефания Брачо, — ласково сказала Феделина, украдкой вытирая слезы.— Эстефания Брачо... — эхом повторила та, словно пробуя собственное имя на вкус, и, прислушавшись к своим ощущениям, всхлипнула:— Я не помню... ничего не помню...— Это временно, моя девочка, — в голосе старой экономки была такая убежденность, что стало ясно, она сама ни капли не уверена в своих словах.— А Вы...— Твоя мама, детка, — Феделина осторожно погладила дочь по руке. — знала бы ты, как мы все за тебя волновались!— Мы? — изумилась Эстефания.— Сеньор Карлос-Даниэль, сеньор Родриго, донья Пьедат... — принялась перечислять экономка."Кто все эти люди? Что меня с ними связывает?" — растерянно подумала Эстефания, пытаясь сосредоточиться и вспомнить хоть что-то.Очевидно, все эти мысли отразились на ее хорошеньком личике поскольку Феде вдруг осеклась и уточнила:— Твои братья, бабушка и твои...— экономка замялась, словно что-то обдумывая, потом решительно кивнула своим мыслям и выпалила:— Твои подруги.На самом деле старая экономка сомневалась, стоит ли причислять к разряду подруг Паолу, с которой у дочери лишь недавно стали налаживаться отношения, но факты — вещь упрямая. А они говорили о том, что Паола, как ни странно, тоже волновалась за Стефани, только в отличие от чувствительной близняшки делала это не столь открыто.О Вилли, сидевшем в отделении приемного покоя, женщина решила умолчать. "Ни к чему моей девочке вспоминать о человеке, ставшем причиной стольких бед" — мысленно твердила она. Задумавшись, женщина не сразу обратила внимание на человека, вошедшего в палату. Это был молодой коротко стриженный брюнет с добрыми карими глазами, выделявшимися на круглом лице.На белом халате вошедшего был бейджик, где значилась надпись "Доктор Варела".— Здравствуйте, сеньор Варела, — уставшая от переживаний и бессонной ночи Феделина старалась быть максимально вежливой с семейным врачом Брачо и даже привстала со стула, несмотря на то, что ноги ее почти не держали.— Добрый день, — улыбнулся он и, жестом остановив порыв экономки, подошел к Эстефании:— Как вы себя чувствуете, сеньора Брачо? — Как пришибленная, — честно призналась Эстефания. — я ничего не помню... и... Почему вы назвали меня сеньорой?! Разве я замужем?!— У тебя есть ребенок, дочка, — выпалила Феделина, прежде чем доктор успел открыть рот.— Ребенок?! — вконец растерялась та, но эта реплика осталась без внимания.Немного поговорив с Эстефанией и объяснив ей, что память со временем восстановится, Варела обернулся к Феде, нервно теребившей ручку своей кожаной сумки:— Сеньора Феделина, идемте со мной.— Я сейчас вернусь, детка, — ласково сказала экономка, покорно поднимаясь со стула.***— Доктор, умоляю, не говорите моей малышке ничего! — прошептала Феделина, едва они вышли в коридор. — в наше время ведь не обязательно быть замужней дамой, чтобы иметь ребенка!Сеньор Варела посмотрел на Феделину с явным осуждением, отчегоНа глазах женщины заблестели слезы:— Доктор, вы же знаете, сколько горя ей принес этот проходимец! — Феделина выразительно кивнула на спавшего прямо на стуле Вилли — зачем девочке знать о его существовании?!Врач, прекрасно помнивший нервный срыв Эстефании, которую пару лет назад привезли в больницу в невменяемом состоянии, обреченно вздохнул и поинтересовался:— Скажите, что вы стали бы делать, если бы я не вернулся с консилиума, и сеньору Эстефанию продолжил бы лечить доктор Вильене?— Ну вы же, хвала Всевышнему, вернулись, сеньор Варела! — устало улыбнулась женщина, взяв руки врача в свои ладони. — Не осуждайте меня, умоляю. Поймите мать, старающуюся любой ценой защитить свое дитя! Растерявшийся от такой искренности и простоты доктор не успел ничего ответить, как в коридор ворвался маленький белый ураган, от которого ветки огромного комнатного растения у лифта заметно шелохнулись, а медсестричка, внезапно оказавшаяся на пути стихийного бедствия, едва удержалась на ногах.— Простите, — коротко обронило "стихийное бедствие", не сбавляя шаг. — Матерь божья! —ахнула Феделина, узнав в "урагане" свою бывшую хозяйку, а ныне — гостью дома Брачо. Паола не была бы Паолой, если бы из каждого своего действия, включая обычное появление в больнице, не устраивала целое представление. Подойдя к Феделине, сеньора Мальдонадо вежливо поздоровалась и кокетливо стрельнула глазками в сторону доктора. Варела смущенно кашлянул и, пробормотав что-то маловразумительное, спешно ретировался.Усмехнувшись вслед доктору, Паола окинула бледную экономку оценивающим взглядом: — Дорогуша, на тебе лица нет! Ощущение, что ты не спала месяц, — фыркнула она и тут же осеклась, в ужасе округлив глаза: — Эстефания... Феделина яростно замотала головой, не дав бывшей жене Карлоса-Даниэля договорить. — Тогда поезжай домой, — выдохнула Паола — нечего пугать медперсонал своим видом. Феделина упрямо поджала губы: — Хоть ты и втерлась к доверие к моей девочке, меня обмануть тебе не удастся — процедила она, делая акцент на местоимении — ты все та же... та же...— Уличная девка? — насмешливо подсказала Паола, фривольным жестом накрутив на пальчик каштановую прядь — Я помню, как ты меня однажды назвала, так что можешь не повторяться.— Как бы то ни было, я не оставлю с тобой мою девочку! — взвилась Феделина.Паола равнодушно пожала плечами:— Как хочешь.— О чем спор? — сдавленный голос сестры, доносившийся чуть позади, заставил Паолу обернуться.— Ты где была? — изумилась сеньора Мальдонадо. Она прекрасно знала, что отвечать вопросом на вопрос некрасиво, но это был тот самый случай, когда любопытство сильнее приличий. Запыхавшаяся босоногая Паулина уронила туфли, которые все это время держала в руках, на пол и согнулась пополам, уперевшись ладонями в колени.— Каблук сло... сломала... — выдавила она наконец, выпрямляясь. — так о чем спор?— Уговариваю Феделину поехать домой и немного отдохнуть, — пояснила Паола и обиженно надула губки:— Но она говорит, что никуда не поедет, поскольку не может доверить мне свою драгоценную "детку". Феделина метнула в Паолу такой взгляд, что та не смогла удержаться от ухмылки.— Обожаю бесить людей, — самым невинным тоном пояснила кокетка сестре.— А мне вы тоже не доверяете, Феделина? — после минутной паузы спросила Паулина, глядя экономке в глаза.— Что вы, сеньора Паулина, как можно! — Феделина смущенно опустила очи долу.— Тогда поезжайте домой, отоспитесь как следует, приведите себя в порядок и возвращайтесь, — улыбнулась Паулина и тихо попросила: — Привезите мне туфли, пожалуйста.— Хорошо, сеньора, —сдалась экономка, не в силах игнорировать просьбу хозяйки.— Я скажу Дугласу, чтобы он отвез тебя, — Паулина приобняла верную служанку за плечи.— Сеньора Паулина, пообещайте, что пока меня не будет, вы и близко не подпустите этого проходимца Вилли к моей девочке, — взмолилась Феделина, уже стоя у лифта.— Об-бещаю... — после секундной заминки выдохнула младшая близняшка, покосившись на сестру.Когда Феделина скрылась в лифте, сестры облегченно выдохнули.— Неплохо сыграно, сестричка, — подмигнула Паола и передразнила сестру:"Ах, я только приехала и сломала каблук, привезите мне туфли!"— Но каблук-то действительно сломан! — возмутилась Паулина.— Сломан, — кивнула Паола и хихикнула:— Нашими стараниями. Иначе бы она не уехала.Паулина кивнула и кисло улыбнулась, виновато пролепетав: — А ведь мы ее обманываем...— Обманываем? — театрально ужаснулась Паола и махнула рукой:— Ай, нет, дорогуша что ты!Паулина недоуменно воззрилась на сестру.— Ты ей обещала, что не подпустишь Вилли близко к Стефани, — хихикнула Паола, хитро сощурив глаза — а про то, чтобы не впускать его в палату, уговора не было!Сестры понимающе переглянулись и прыснули со смеху. ***Туман был таким густым, что Вилли с трудом мог разглядеть что-либо на расстоянии вытянутой руки.* Внезапно туман превратился в чад, щекочущий ноздри и мешающий дышать. Мужчина надсадно закашлялся и спешно закрыл нос вынутым из кармана пиджака платком.Где-то вдалеке раздался невнятный гул голосов. Не обращая внимания на шум в ушах и выступившие на глазах слезы, Вилли упорно продолжал пробираться сквозь завесу странного тумана. Чем дальше, тем отчетливее становились голоса. — Пожар! — истошно вопили одни.— Горит фабрика Брачо! — гудели другие.— Пусть все сгорит! — злобно шептались третьи.Где-то на краю гаснущего сознания блеснуло понимание, что это он, Вилли, виноват в происходящем. Он поджег фабрику. И... попался в собственную ловушку, не успев выскочить из здания до разгула стихии. "Идиот!" — подумал он, прикрываясь рукой от нестерпимого жара пламени, дохнувшего в лицо. — хотел отомстить, а теперь сам погибну в огне собственной ненависти.Собрав в кулак последние силы, виновник пожара рванул вперед, понимая, что где-то там, в паре метров от него, находится окно."Черт! Почему эти треклятые кабинеты такие огромные!" — с отчаянием подумал сеньор Монтеро, на ощупь найдя ручку оконной рамы. Вилли резким движением открыл окно и, радуясь тому, что кабинет находится на первом этаже, прыгнул вниз. Едва ноги мужчины коснулись земли, как голоса, которые, казалось, доносились с улицы, стихли. Оглядевшись по сторонам, Вилли с удивлением обнаружил, что стоит во дворе их со Стефани дома, держа на руках собственного сына.По ушам резанул надрывный детский плач. Мужчина попытался неумело укачать ребенка, как вдруг из дома выбежала растрепанная и зареванная Эстефания, держа в руках сумку с деньгами.— Отдай мне сына! — взмолилась она, поставив сумку на землю и протягивая руки к ребенку."Возьми. И деньги мне тоже не нужны" — хотел сказать Вилли, но не успел: ноги сами понесли его вперед. Куда? Зачем? Сеньор Монтеро не знал. Но несся вперед он с такой скоростью, что позавидовали бы все профессиональные бегуны мира. — Вилли! Отдай мне ребенка! — летел ему вслед истеричный визг жены. — Вилли-и-и!Впереди показалась знакомая полуразвалившаяся хибара. Разгоряченный бегом и запыхавшийся, Вилли, бережно прижимавший к груди надрвающегося ребенка, вбежал внутрь и замер. Отделанные мозаикой величественные своды, оргАн, иконы и статуя юной Девы Марии, смотревшей на пришедшего в Её дом путника с сочувствием и всепрощением. Мужчина судорожно сглотнул и обернулся, не в силах выносить на себе этот взгляд.По спине градом потек холодный пот. Все места в церкви были заняты. На деревянных скамьях, сияя умиленными улыбками, сидели миловидные блондинки, пышногрудые брюнетки и рыжеволосые прелестницы. И всех этих девушек объединяло лишь одно: все они в разное время были любовницами сеньора Монтеро. — Думаю, сейчас тебе лучше пойти к алтарю, дорогуша, — насмешливо прошептала сидевшая рядом с кудрявой блондинкой Паола и протянула руки к ребенку, сладко просюсюкав:— Иди ко мне, детка.Вилли был настолько обескуражен, что безропотно отдал ребенка Паоле и медленно, на негнущихся ногах поплелся к алтарю, где его ждала невеста, облаченная в пышное подвенечное платье с рюшами. "Как нелепо я буду выглядеть рядом с этим прекрасным созданием в своей пропахшей дымом светло-коричневой куртке, зеленой рубашке и мятых серых брюках" — мрачно подумал мужчина, тщетно пытаясь пригладить ладонью взъерошенные волосы. Внезапно он понял, что стоит у алтаря, одетый в щегольский брючный костюм черного цвета, накрахмаленную белоснежную рубашку и сверкающие чистотой лакированные ботинки. Рассеянно выслушав слова священника о жизни "в болезни и здравии, богатстве и бедности", Вилли чуть слышно выдохнул "согласен" и повернулся к невесте, тщетно пытаясь разглядеть скрытое густой вуалью лицо.Едва священник, обратившийся с той же речью к невесте, умолк, красавица медленно подняла вуаль, заставив Вилли в ужасе отпрянуть. Бледный как полотно сеньор Монтеро неверящим взглядом смотрел на смуглое лицо с аккуратной смолисто-черной эспаньолкой. Лицо Карлоса-Даниэля.Коротко вскрикнув, незадачливый жених попятился, выставив вперед руку, в которой невесть откуда взялся пистолет. Вилли мог поклясться, что выстрела не было, но Карлос-Даниэль вдруг прижал руку к груди, по которой начало расползаться кровавое пятно, закатил глаза и, захрипев, навзничь рухнул на пол.— Не-е-ет! — завопил Вилли, отшвырнув оружие, будто оно было ядовитой змеей. Внезапно мужчина ощутил, что кто-то настойчиво трясет его за плечо.Коротко, но прочувствованно выругавшись, мужчина с трудом открыл глаза и недоуменно огляделся по сторонам. Пытаясь понять, где и почему он находится, сеньор Монтеро перевел сонный взгляд на тормошившего его Карлоса-Даниэля и вдруг вскочил, точно ужаленный, испуганно выпалив:— Я ни за что не женюсь на тебе! При воспоминании о Карлосе-Даниэле, обряженном в подвенечное платье, по спине Вилли побежал холодный пот. — Придурок, — процедил Карлос-Даниэль, посмотрев на свояка, как на психа. Поджал губы, помолчал немного, сверля Вилли испытующим взглядом и, наконец, процедил сквозь зубы, кивнув на дверь палаты:— Иди. С ней ПаулинаГолубые, как ясное весеннее небо, глаза сеньора Монтеро, загорелись.— Спасибо! — с чувством выговорил он и, поправив наровивший соскользнуть с плеч халат, ринулся в палату.Бледная и измученная Эстефания, одетая в просторную больничную ночную сорочку, полулежала на кровати. Сидевшая у изголовья сестры Паулина осторожно гладила ее по волосам, что-то негромко рассказываяВилли бросился к жене и, опустившись на колени рядом с кроватью, принялся с жаром целовать руки растерявшейся женщины.— Стефани... любимая... — точно обезумев, шептал мужчина, задыхаясь от подступающих к горлу рыданий.Он вдруг понял, что, если понадобится, готов всю жизнь провести вот так: стоя на коленях у ног любимой и осыпая поцелуями ее тонкие смуглые запястья, как верный пес. Лишь бы только она была рядом.— Как ты себя чувствуешь, родная? — глухо спросил он, подняв на жену полные слез голубые глаза.— Х-хорошо, — не слишком уверенно отозвалась Эстефания и высвободила ладони из рук сеньора Монтеро. Смущаясь, отвела глаза и повернулась к Паулине, с искренним интересом спросив:— Кто это?Вилли отпрянул, чувствуя себя так, будто ему влепили звонкую пощечину и уставился на Паулину абсолютно безумным, исполненным боли взглядом, побелевшими губами прошептав:— Это шутка?— Нет, — со вздохом отозвалась Паулина ободряюще сжав руку старшей сестры, — врач сказал, что амнезия стала последствием аварии.Это было сродни удару под дых. Судорожно хватая ртом воздух исгорая от желания разнести к чертям всю больницу, Вилли беспомощно переводил взгляд с Эстефании на Паулину.Понимая, что его эмоции сейчас могут навредить и без того напуганной своим состоянием Стефани, Вилли невероятным усилием воли заставил себя успокоиться.— Я Вилли, твой муж, милая, — тоном, каким обычно разговаривают с больными детьми, пояснил он.— Муж? — переспросила Эстефания, нахмурившись, и простонала:— Я ничего не помню...— Это временно дорогая, — мужчина постарался придать голосу как можно больше уверенности, не подозревая, что он уже третий, кто говорит эту фразу. — вот увидишь, память скоро вернется.Паулина взглянула на Вилли намереваясь сказать ему, чтобы отошел от Стефани, но вместо этого лишь вздохнула и отсела на расположенный у окна пуфик.Мужчина поднялся с колен и умостился на краешке кровати, одарив жену ласковой улыбкой, от которой на его щеках появились ямочки.Стефани слабо улыбнулась в ответ и замерла, будто зачарованная, разглядывая супруга.Тонкие, ровно очерченные губы, голубые, точно речная гладь, глаза, прямой нос. Все это в сочетании с правильными, аристократическими чертами лица делало мужчину похожим на принца из сказки. Уставшего, изможденного принца, которого, впрочем, не портила даже трехдневная щетина и залегшие под глазами темно-синие круги. Машинально проведя ладонью по густым пшеничным волосам супруга, доходившим до ворота его мятой рубашки, женщина вдруг подумала, что он был бы еще красивее, если бы зачесывал челку, спадавшую на лоб небрежными прядями, на правый бок. Не задумываясь о том, что делает, она пальчиками отвела челку супруга в правую сторону.— Тебе так больше идет, — смущенно пояснила женщина в ответ на полный изумления взгляд.Вилли мягко перехватил ее руку и поднес к губам, тихонько рассмеявшись.— Я сказала что-то смешное? — изумилась Эстефания.— Нет, любимая, — Вилли улыбнулся так, что у нее перехватило дыхание. — просто именно такую прическу, как ты описала, я ношу уже много лет. На лице женщины вдруг промелькнула тень удивления и тут же сменилась недоверием. — Что-то не так? — насторожился Вилли.Эстефания взяла его левую руку и изучающе взглянула на обручальное кольцо, тускло блеснувшее в свете больничной лампы.— Если мы женаты, то почему у меня нет кольца? — спросила она недоверчиво. — Потому что... — Вилли растерялся. "Потому что ты сняла его, когда первый и последний раз пришла на в тюрьму свидание к подлецу, который не ценил тебя и бессовестно пользовался твоей добротой и любовью" — хотелось выпалить ему, но мужчина сдержался, понимая, что лишние потрясения Эстефании сейчас ни к чему, и вкрадчиво ответил, глядя супруге прямо в глаза:— Ты его потеряла."Проклятье! Как же тяжело мне теперь дается ложь и лицедейство рядом с ней! — подумал Вилли, чувствуя, что на лбу выступила испарина. — "может, это и есть любовь? Когда не можешь врать, когда хочешь быть честным до конца?"Неожиданно на помощь пришла Паулина:— Кольцо было тебе велико, милая. Вилли предлагал отнести его ювелиру и немного уменьшить или заказать новые кольца, но ты всегда отказывалась. И сама не заметила, когда и как кольцо слетело с пальца. Это прозвучало так убедительно, что даже Вилли на краткий миг поверил. Он коротко кивнул, будто подтверждая, что все так и было. Но Паулина обратила внимание на тень улыбки, мелькнувшей на губах мужчины, и незаметно ему подмигнула. — Вилли, тебе ведь пора на работу! — спохватилась вдруг Паулина.Сеньор Монтеро опешил. — На работу? — переспросил он — но я...Паулина выразительно округлила глаза.— Ах, да, я и забыл совсем! — сконфуженно улыбнулся Вилли и, наклонившись, чмокнул жену в щеку:— Я приду, как только появится возможность, милая.Вилли не удержался и бережно поправил волосы жены, заложив русую прядку ей за ухо.Эстефания в ответ смущенно потупилась и накрыла его ладонь своей. Сеньор Монтеро замер, любуясь супругой и боясь спугнуть этот мимолетный момент счастья. Сколько прежде было таких касаний? Скольких прикосновений этих рук он лишил себя сам, уворачиваясь от них, как от огня? Сколько было ему подарено неоцененной нежности? Мимолетной, но искренней. Прежде Вилли не думал об этом, принимая все как должное, но теперь ему хотелось, чтобы этот момент длился вечно.— Вилли! — в обычно спокойном голосе Паулины было столько нервозности, что Эстефания вздрогнула и, будто опомнившись, убрала руку.— Уже ухожу... — рассеянно пробормотал мужчина и, сверкнув жене на прощание улыбкой, покинул палату.Стоило мужчине притворить за собой дверь, как остатки сил и самообладания, за которые он так отчаянно цеплялся все это время, бесследно улетучились.Кулем рухнув на стул рядом с Карлосом, сеньор Монтеро согнулся пополам, будто от удара, и уткнулся лицом в ладони.— С Эстефанией что-то не так?! — встревожился сеньор Брачо. — ей хуже?!Голубоглазый ангел коротко всхлипнул и, не отнимая рук от лица, пробубнил, тяжело дыша:— Она ничего не помнит... совсем. Меня не узнала...— Может, оно и к лучшему... — задумчиво изрек Карлос и, когда Вилли поднял на родственника полные боли и слез глаза, спокойно пояснил:— Это сейчас ты весь такой правильный и любящий, а вспомни, какие номера пару лет назад откалывал на пару с моей бывшей женушкой!Вилли, на лице которого заиграли желваки, молча встал и направился к лифту, понимая, что смысла сидеть в приемном покое и мозолить всем глаза больше нет. ***Вилли, которому после кошмара до боли захотелось хоть издали увидеть сына, медленно подошел к живой изгороди особняка Брачо и осторожно раздвинул ветви, зная, что с этого ракурса можно видеть все, что происходит за изгородью, оставаясь незаметным для тех, кто находится в саду.Эта изгородь была для мужчины единственной возможностью взглянуть на ребенка, которого в последний раз он видел два года назад. В тот день он, сверкая глазами, схватил спящего в колыбельке младенца как тряпичную куклу и угрожал, что увезет ребенка, если Эстефания немедленно не отдаст ему все свои деньги.Детский счастливый визг долетел до слуха, а следом к изгороди, самозабвенно пиная босыми ножками разноцветный мячик, подбежал мальчик лет двух.Сердце сжалось в горошину. Что-то внутри подсказывало, что этот пухлощекий озорной малыш и есть его сын. Он был так близко и вместе с тем бесконечно далеко.Малыш вдруг отвлекся от игры и внимательно посмотрел на изгородь. Огромные черные, как у матери, глаза, смотрели изучающе.Вилли на миг почудилось, что сын видит его. Мужчина расплылся в широкой доброжелательной улыбке и машинально протянул руки к сыну.— Раймундо, малыш, иди ко мне! — ласково позвал женский голос, и Вилли безошибочно узнал его. С малышом в саду играла Патрисия.Вилли прикусил губу, ощущая, что глаза обожгло жаром подступивших слез. Было невыносимо слышать, как его сына называют другим именем, ведь мужчина помнил, что при рождении ребенка назвали в его честь."В честь проходимца и негодяя" — с ненавистью подумал он. — Райм...— начала Патрисия и осеклась, видимо, поняв, что ребенок не реагирует на это имя.Несколько секунд стояла гнетущая тишина, словно Патрисия собиралась с духом.— Виллито, ты там нашел? — вновь раздавшийся голос Патрисии, в котором скользили едва заметные нотки раздражения, заставил сердце Вилли замереть. — Виллито...— прошептал мужчина, пораженный открывшейся ему правдой о том, что ребенка, очевидно, зовут Раймундо-Гильермо. Сын все же носит его имя. От этой мысли на душе стало немного теплее. Сморгнув непрошенные слезы, мужчина смотрел на подошедшую к изгороди женщину и почувствовал, как лицо запылало от стыда и вины за тот случай, когда он, в порыве ссоры с женой влепил вступившейся за Эстефанию Патрисии пощечину.— Что там такое? — ласково спросила Патрисия, присев на корточки рядом с завороженно смотрящим мальчуганом. — Аббаф! — бойко пролепетал Виллито, в голосе которого слышался явный восторг— Бабочка!— просюсюкала Патрисия.— Сийя...— серьезно сказал малыш.— Да, очень красивая, милый, — согласилась женщина.Вилли, осознавший, что он совершенно не понимает этот детский лепет, горько усмехнулся, чувствуя себя лишним на этом празднике жизни и понимая, что ему не дано так же радоваться пустякам и заново открывать для себя этот удивительный мир вместе с сыном. И виноват в этом только он сам.Бросив на ребенка последний исполненный нежности взгляд, сеньор Монтеро поплелся прочь, проклиная себя и моля Бога о том, чтобы однажды ему вновь выпал шанс взять сына на руки.